Страница 16 из 18
Источники формирования, демографические, социальные и культурные характеристики «лишенцев»
Изучение сибирских городских «лишенцев» проводилось на материале г. Новосибирска. В 1925–1930 гг. Новосибирск являлся центром Сибирского края и Новосибирского округа, а в 1930–1937 гг. – центром Западно-Сибирского края и Новосибирского района. В 1920–1930-е гг. это был типичный крупный сибирский город. Поэтому на основе анализа данных, касающихся новосибирских «лишенцев», можно создать модель, которая поможет изучению этой группы в других крупных сибирских городах.
Исследование сельских «лишенцев» проводилось на примере трех районов Новосибирской области – Кочковского, Мошковского и Черепановского. В 1925–1930 гг. они входили в состав двух округов – Новосибирского (Мошковский и Черепановский районы) и Каменского (Кочковский р-н).
Тенденции изменения численности лишенных избирательных прав, типичные для сельской местности страны, республики и Сибирского края, получили полное отражение в рассматриваемых Новосибирском и Каменском округах. В 1926/27 г. в Новосибирском округе насчитывалось 9010 «лишенцев» (3 % от взрослого населения округа), в Каменском – 6469 (3,2 % от взрослого населения округа), в Сибирском крае – 102 489 (2,9 % от взрослого населения края)[202]. В 1929 г. численность «лишенцев» в этих округах значительно выросла и составила в Новосибирском округе – 14 226 чел. (4,2 % от взрослого населения), в Каменском – 7685 (4 %), в Сибирском крае – 165 866 (4,4 %)[203]. Достоверные сведения о численности лишенных избирательных прав в кампанию 1930/31 г. и в 1934 г. отсутствуют, официальная статистика показывала уменьшение относительных показателей в 1931 г. до 3,5 %[204], в 1934 г. – до 2,6 %[205].
Изучение «лишенцев» г. Новосибирска и Новосибирской обл. базировалось на документах личных дел 1412 городских и 716 сельских «лишенцев». Была осуществлена районированная серийная случайная 20 %-ная выборка личных дел сельских «лишенцев» Кочковского, Мошковского и Черепановского районов. Таблицы 1–17 и Приложения составлены на основе электронной базы данных, полученных путем обработки указанного массива личных дел городских и сельских «лишенцев». Оговоримся, что личные дела заводились только на «лишенцев», которые подавали жалобы на неправильное лишение избирательных прав или ходатайствовали о восстановлении в правах. Данное обстоятельство очень существенно, поскольку жалобы и ходатайства подавали «лишенцы», имевшие определенные шансы на восстановление.
Доля женщин среди городских «лишенцев» составляла менее одной пятой части (17,8 %). Во второй половине 1920-х гг. она была просто мизерной: из 349 чел., подававших апелляции на восстановление в избирательных правах в 1926–1929 гг., женщины составляли лишь 5 %. В первой половине 1930-х гг. удельный вес заявительниц женского пола увеличился до 22 %. Это объясняется в первую очередь тем, что с выходом постановления ЦИК СССР от 22 марта 1930 г. женщины получали реальный шанс на индивидуальное восстановление[206], тогда как ранее они восстанавливались лишь в случае удачной апелляции глав семей. Большинство горожанок (64 %) были причислены к «лишенцам» не за собственные деяния, а как члены семей «лишенцев». Основанием для лишения избирательных прав женщин считалось занятие торговлей (32,5 %). За эксплуатацию наемного труда 2 % представительниц женского пола были лишены избирательных прав и 1,5 % оказались административно-ссыльными.
Среди сельских «лишенцев» доля женщин была существенно ниже, чем среди городских, и составляла лишь 7 % от общей численности изучаемой группы. Как и среди городских «лишенцев», женщины-сельчанки лишались избирательных прав в основном как члены семей (73 %). Это были матери, жены, дочери, снохи глав семей, которые по разным причинам подавали заявления на восстановление в правах отдельно от мужчин. «За эксплуатацию наемного труда», т. е. как «кулаки», оказались лишенными избирательных прав 10 % женщин. В отличие от горожанок женщины в сельской местности редко лишались избирательных прав за занятие торговлей (4 %, как правило, торговля велась совместно с мужем). Даже сдача жилья внаем (нетрудовые доходы) являлась более распространенным мотивом для лишения прав женщин-сельчанок (8 %). Как «священнослужители» были лишены прав 4 % женщин – бывшие монахини, вернувшиеся в 1920-е гг. на свое прежнее место жительства. В двух категориях «лишенцев» – «бывших» и владельцев сельскохозяйственных «предприятий» – женщины отсутствовали.
По возрасту женщины, лишенные избирательных прав как в городе, так и в деревне, были в среднем моложе мужчин-«лишенцев», поскольку являлись их женами, дочерьми, снохами. В 1930 г. около трети женщин, лишенных избирательных прав, были моложе 30 лет. Однако по уровню грамотности женщины-«лишенки» в городе и деревне значительно уступали мужчинам. Так, среди горожанок, лишенных избирательных прав, доля неграмотных достигала 40 % (среди мужчин – лишь 10 %), малограмотных или имевших начальное образование – 45, среднее – 10, среднеспециальное и высшее – 3 %. Среди сельских жительниц-«лишенок» неграмотных было 64,5 % (мужчин в 3 раза меньше – 19 %), малограмотных – 19, с начальным образованием – 12, со средним и среднеспециальным – 3 %. То, что образовательный уровень у женщин в изучаемой группе был невысоким, отражало реалии того времени. Так, согласно данным Всесоюзной переписи 1926 г., в городских поселениях Новосибирского округа неграмотные женщины составляли 40,2 %[207], в сельских поселениях – 81,7 %, т. е. даже больше, чем в изучаемой группе[208]. Представительницы молодого поколения, лишенные избирательных прав, и в городе, и в деревне были более образованными, чем их матери. Дочери городских «лишенцев», получив среднее образование, старались устроиться на работу в советские учреждения или на предприятия. Дочери «кулаков», приехавшие из сельской местности, имели начальное образование, что позволило им устроиться на предприятия.
Занятия большинства женщин рассматриваемой группы как в городе, так и в деревне, были традиционными – ведение домашнего хозяйства и воспитание детей, участие в полевых работах (для сельчанок). В начале 1920-х гг. в связи с тяжелым материальным положением семьи горожанкам пришлось заняться торговлей, как правило, мелкой или мельчайшей, по патентам первого разряда или беспатентной, торговали преимущественно продуктами и старыми вещами. Были случаи, когда женщины, организовав мелкую торговлю, со временем расширяли дело и обзаводились лавками и магазинами. Деревенские жительницы, в отличие от горожанок, самостоятельной деятельностью (например, торговлей) почти не занимались. Дочери «кулаков» после лишения избирательных прав и высылки родителей старались всеми возможными способами устроиться в городе в качестве прислуги, нянь, рабочих на заводах; практически никто из них позже не остался жить в той же деревне.
Сельские и городские «лишенцы» различались по возрастной структуре: среди первых выше доля старших возрастных групп (старше 50 лет) – 26,6 % против 19 %, а доля молодых людей до 30 лет, напротив, ниже – 17,2 % против 21 % (табл. 1). Это свидетельствовало не о том, что в деревне членов семей лишали избирательных прав меньше, а о том, что дети «лишенцев»-сельчан реже подавали заявления о своем персональном восстановлении в правах – ждали, когда восстановят главу семьи. В городе, напротив, обычным явлением была подача заявлений детей о восстановлении в избирательных правах отдельно от своих родителей. В этом смысле в сельской местности сохранялась и соблюдалась определенная патриархальность.
202
Итоги выборов в Советы РСФСР в 1929 г. Вып. 1. С. 84–86; Каврайский В., Хамармер И. Уроки классовой борьбы. Новосибирск, 1929. С. 105.
203
Итоги выборов в Советы РСФСР в 1929 г. Вып. 1. С. 84–86.
204
Итоги выборов в Советы РСФСР в 1930–1931 гг. С. 31.
205
Выборы в Советы в СССР 1934–1935 гг. С. 83.
206
Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1930. 23 марта.
207
Сибирский край. Стат. справочник. Новосибирск, 1930. С. 16.
208
Сибирский край. Стат. справочник. Новосибирск, 1930. С. 48.