Страница 13 из 19
«Или от гасныка?» – снова мысли вернулись к этому непонятному слову.
Только кто бы мне ещё разъяснил, что это такое. Гаснык. Гаситель. За пожарного меня приняли что ли? Но это вряд ли. Они парни, конечно, суровые, другие так пить не умеют, но от них в панике не убегают, а скорее наоборот, особенно если те угощают.
Гаснык… Ну да, загасил я их, в этом они угадали, но ведь это получилось только из-за их испуга. Что же этот испуг вызвало… Я вообще половину их слов не разобрал. Вроде и украинский, похожий на наш язык, но похожий не значит аналогичный, хватает там и своих непонятных слов.
Всё так же лёжа поменял магазин на полный, передёрнул затвор и только потом с трудом поднялся. Такое ощущение возникло, будто с патронами и хорошее самочувствие выплеснул. Снова слабость навалилась, глаза заслезились, а во рту от жажды уже вот-вот всё трескаться начнёт, как земля без дождей во время засухи.
Не сводя с этой троицы взгляда, сунул находившийся на конце гибкого шланга мундштук в рот, но из-за спины в рюкзаке только шипение раздалось. Гидратор пустой оказался, даже не помню, как допил всю воду.
– Фак! – вздохнул огорчённо.
И тут же замолчал, заметив, что у нациков на поясах фляги висят. Но прежде чем к ним подходить, как учил брат, навёл автомат на тело первого и произвёл контроль, второму тоже прилетело. Оба трупы, даже не дёрнулись. С трудом удержался чтоб не пристрелить и лысого, который метрах в двадцати от меня находился и продолжал ползти, правда уже еле-еле.
Непонятные они какие-то. Чересчур уверенные в себе, не похоже, что по ним апокалипсис сильно ударил. А это неправильно. Вывод один: они были готовы к нему. Но это ладно, готовы, не готовы, вопрос не в этом. Есть другой и самый главный: что они, в смысле нацики украинские, в нашем городе вообще делают? Не они ли вирус у нас выпустили?
При мысли об этом кулаки сжались так, что от боли в глазах снова на миг прояснилось. Есть о чём лысого расспросить, поэтому и удержал палец на спусковом крючке.
После произведённого контроля подошёл к дохлому арбалетчику, взял у него флягу и направился к «языку» – пока тот не окочурился, нужно многое у него узнать.
Открутил колпачок у явно не пустой фляги и сразу же жадно присосался к ней. Сделав пять-шесть приличных глотков…
– Что за чёрт! – я недоумённо уставился на неё.
Сначала по пищеводу теплом прошло, а потом в желудке прилично запекло. Ну ещё бы не запекло, уже сутки, можно сказать, во рту и крошки не было, а во фляге явно не вода, а что-то спиртное.
– Ну, точно, – понюхал содержимое, – водкой пахнет.
Хоть и хотелось полностью флягу опустошить, но хватило ума больше не пить. Опьянею, на голодный желудок-то, а в моём состоянии это гарантированная смерть.
«Смерть!» – прострелило мыслью, после которой я принялся заполошно оглядываться.
О зомби я как-то позабыл за всеми этими событиями, и только теперь услышал, как они урчат. Но урчат во дворах, выбраться из которых не могут, а вот на улице пока ещё никого не было. Но нужно поспешить с вопросами, пока они не появились, тем более спиртное на удивление хорошо жажду погасило. Даже дышать легче стало и в голове прояснилось чуть.
«Странно, – кинув удивлённый взгляд на флягу, я прислушался к себе. – Действительно полегчало, и дышать с каждым разом всё легче и легче становится».
Вопросов ощутимо прибавилось.
Лысый видимо услышал хлопки выстрелов за спиной, а потом и моё к нему приближение. Прекратил ползти, вместо этого с трудом перевернулся на спину и…
– Брат! Брат, не треба![15] – пуская кровавые пузыри на губах, торопливо шептал он. – Не стреляй, брат! Мы не хотели… Попугать просто хотели… Шутили, брат…
– Считай, что шутка у вас удалась и я испугался! – услышав, что он шепчет, внутри снова полыхнуло бешенством, и я еле сдержался чтобы его, как и труп Димки тогда, не отходить хорошенько ногами. Но вот когда до меня дошло, что этот полутруп ещё и на русский перешёл и вполне нормально на нём лопочет, уже не выдержал и, уронив флягу на землю, схватив этого нацика за пазуху, хорошенько встряхнул и прошипел ему в лицо:
– Поздно ты, падла лысая, вспомнил, что народы наши братские! Почему-то всегда вы об этом вспоминаете, как под задницей начинает припекать. Твари!
Отбросил его от себя и, поднявшись на ноги, отошёл на пару шагов в сторону, чтобы успокоиться. Но лысый снова, плюясь кровью, принялся шептать, что они шутили и убивать не хотели. Так что с успокоиться были проблемы, а вот желание заткнуть его пулей, только возрастало с каждым словом. Особенно бесило, что он меня братом называет.
Но пусть с трудом, я всё же взял себя в руки. И то, только из-за того, что заметил, что у лысого уже не только кровавые пузыри, но и пока ещё тоненькая струйка крови из угла рта потекла. Буду и дальше психовать, вообще ничего не узнаю. Так что заставил себя успокоиться, подошёл обратно, подобрал флягу и, сунув её ему под нос, спросил:
– Это что такое?
– Живец, – прекратив причитать, ответил лысый на автомате, скосив взгляд на флягу. А потом, видимо, до него дошло, о чём я спрашиваю, так как его глаза стали стремительно увеличиваться в размере от удивления, и когда они чуть ли не в два раза больше стали, он выдохнул, снова перейдя на украинский:
– Свіжак?! Дійсно свіжак? Але ми ж не знали, Улєй! Ми не знали! На спорядження повелися! Якщо б знали що свіжак… ти ж знаєш, Улєй, ми ж свежаков не чіпаємо… – запнулся он на миг, – Вже не чіпаємо. Але ти ж нас вже покарав за ті випадки…[16]
Слушая всю эту бредятину, я никак не мог понять, то ли лысый от потери крови сбрендил, то ли они и раньше какими-то сектантами были. Попытался его словесно прервать и о живце более подробно расспросить, но он на меня вообще не реагировал: глаза круглые, смотрит в небо и перед каким-то Улеем оправдывается.
Пришлось его снова за шкирку взять и встряхнуть хорошенько, о чём тут же пожалел, хоть и добился желаемого. Лысый вскрикнул от боли, а кровь, теперь уже не изо рта, а из-под него чуть ли не ручьём потекла.
– Где вы этот живец взяли? – спросил торопливо, пока тот не помер.
– Самі зробили! (Сами сделали!) – еле слышно прошептал он. – Не вбивай, хлопець! Все розповім. Улєй вже нас покарав, що на свіжака смикнулися. Не любить він цього. Завжди карає…[17].
Видя, что он снова в свой бред скатывается, прервал его:
– Не убью, лысый! Не убью, раз вас уже ваш Улей наказал! Ты главное рассказывай! Как вы его сделали? – наклонился я к нему ещё ниже, чтоб ни слова не пропустить.
– Горілка, сто грам, – принялся он шептать давно заученный рецепт, – споран в ній розчинити, процідити і водою все це розбавити. На півлітра води. Пити потроху… отруїтися можна.[18]
– Что за споран, лысый? – чуть не взвыл я, увидев, что у того глаза начинают закатываться.
– У вурдалакiв на потилиці наріст… – уже еле слышно шептал он, – у ньому сіро-зелені виноградинки трапляються. Це спорани. Без них смерть[19].
«Окончательно свихнулся, – понял я, как только перевёл и осознал, что он сказал. – Уже бред несёт».
Но был ещё вопрос, который очень и очень сильно меня волновал.
– Меня зомби укусил – это заразно? – спросил я, потому что уже не был уверен в этом. Самочувствие после живца стремительно улучшалось, я уже не ощущал себя одной ногой в… не в могиле, в неё они не спешат, но вот зомбаком я, до встречи с ними, уже почти стал. И тут такое стремительное исцеление.
Хотелось бы верить, что перед тем как резко напрягшись, вытянувшись в струнку, чтобы помереть, этот нацик успел сказать «нет». Даже не словами, говорить он уже не мог, а глазами и еле-еле заметным шевелением или даже намерением пошевелить головой из стороны в сторону.
15
Брат, не нужно!
16
Свежак?! Действительно свежак? Но мы же не знали, Улей! Мы не знали! На снаряжение повелись! Если б знали что свежак… ты же знаешь, Улей, мы же свежаков не трогаем… Уже не трогаем. Но ты же нас уже наказал за те случаи…
17
Не убивай, парень! Всё расскажу. Улей уже нас наказал, что на свежака дёрнулись. Не любит он этого. Всегда наказывает…
18
Водка, сто грамм, споран в ней растворить, процедить и в воде всё это разбавить. На пол-литра воды. Пить понемногу… отравиться можно.
19
У вурдалаков на затылке нарост, в нём серо-зелёные виноградинки встречаются. Это спораны. Без них смерть.