Страница 14 из 22
И что Арент изумленно смотрит на свое запястье, на шрам, в точности повторяющий форму рисунка на парусе.
12
Кроуэлс зычно отдавал приказы рулевому, который поглядывал в маленькое отверстие и перекладывал руль, отлаживая курс. Медленно, словно бык, тянущий плуг, «Саардам» набирал скорость, перекатывался с волны на волну; соленые брызги омывали палубу.
Матросы разошлись по своим делам, а Арент все смотрел на странный символ на парусе, уже почти смытый дождем.
Капитан велел проверить, нет ли на парусе прорех и хорошо ли он прошит. Ничего не обнаружив, парус сочли пригодным. Если кому и стало не по себе, они не подали виду. Большинство решили, что это странная шутка или парус загрязнился, пока лежал свернутый.
Арент с беспокойством провел пальцем по шраму. Под дюжиной более свежих он стал едва различим. Арент был тогда юнцом, у которого на лице только пробился пушок. Они с отцом ушли на охоту, домой их, как обычно, ожидали к вечеру. Три дня спустя заезжие торговцы подобрали Арента на дороге. С содранной до мяса кожей на руке, промокшего до нитки, будто он искупался, хотя поблизости не было речки, да и дождь не шел. Арент не мог говорить и не помнил, что случилось с ним и с отцом.
И так и не вспомнил.
Из леса с ним вернулся только этот шрам. Долгие годы он был его позором. Клеймом. Напоминанием о том, о чем никак не вспоминалось, включая то, как пропал отец.
Почему этот знак появился на парусе?
– Хейс! – окликнул его Якоб Дрехт.
Арент обернулся и, прищурившись, посмотрел на капитана стражи, который придерживал шляпу, чтобы ее не унес усиливающийся ветер.
– Если все еще желаешь говорить с капитаном, он в кают-компании, – сообщил Дрехт; красное перо на шляпе дернулось, будто усик гигантского насекомого. – Я как раз туда, могу представить.
Арент спрятал руку за спину и последовал за Дрехтом на корму корабля.
Он будто заново учился ходить.
Шагал медленно, но палуба качалась под ногами, и его поводило из стороны в сторону. Арент пытался подражать Дрехту, который передвигался на цыпочках, предугадывал движения палубы и балансировал.
«И дерется, скорее всего, так же, – подумал Арент. – Кружит на цыпочках, не останавливаясь. Ты – на него, а он тебя уже сзади со шпагой поджидает».
Удача, что капитан стражи его не заколол.
Удача. Арент терпеть не мог это слово. Признание факта, но не объяснение. На удачу остается полагаться, когда тебя покидают и здравый смысл, и умение.
Ему покамест везло.
В последние несколько лет он начал ошибаться – слишком поздно видел очевидное. Стал медлительнее с возрастом. Впервые в жизни собственное тело казалось ему мешком с камнями, который никуда не денешь. Жизнь на грани промаха, на шаг от опасности. В один прекрасный день убийца подберется к нему, а он не услышит тихой поступи и не заметит тень на стене.
Смерть то и дело играла с ним в монетку, и Арент рисковал. Это казалось безумием даже ему самому.
Давно пора было отойти от дел, но он никому не мог доверить защиту Сэмми. Эта гордыня казалась теперь нелепостью. Сэмми – узник на борту обреченного корабля, и Арент чуть не погиб еще до отплытия из Батавии.
– Я зря вспылил. – Арент схватился за канат, чтобы не упасть. – Поставил тебя в неловкое положение перед солдатами. Прошу прощения.
Дрехт задумчиво сдвинул брови, потом наконец сказал:
– Ты защищал Пипса. Делал то, за что тебе платят. Моя же обязанность – защищать генерал-губернатора и его семью, а для этого мне нужна преданность мушкетеров. Если такое повторится, мне придется тебя убить. Я не могу выглядеть слабым, потому что тогда они не пойдут за мной. Понимаешь?
– Да.
Дрехт кивнул в знак примирения.
Они прошли под широким сводом и спустились в каюту под галфдеком. Она тянулась во всю ширину корабля и уходила вглубь, словно пещера. Вдоль штирборта висели койки с ширмами.
Койка Арента находилась ближе всех к рулевому посту, в маленькой темной нише, которую вертикально пересекали штыри колдерштоков. Положив корабль на курс, рулевой сидел на полу с напарником и играл в кости на порцию эля.
– Откуда вы знаете капитана? – спросил Арент.
– Генерал-губернатор Хаан плавал на «Саардаме» дважды, – ответил Дрехт, попыхивая трубкой. – Кроуэлс – мастер льстить, мало кто умеет выставить себя в таком выгодном свете, как он. Потому-то генерал-губернатор и выбрал этот корабль для путешествия домой.
Дрехт нырнул в дверь, а Арент в замешательстве остановился.
Дверь доходила ему только до пояса.
– Пилу принести? – съехидничал Дрехт, но Аренту все же удалось втиснуться в проем.
После полумрака рулевого отделения глаза не сразу привыкли к ослепительному свету. Кают-компания была самым большим помещением на «Саардаме» после трюма. Изогнутые беленые стены, балки на потолке, четыре забранных фигурными решетками окна, из которых виднелась идущая в фарватере «Саардама» шестерка кораблей с раздувающимися парусами.
Бо́льшую часть каюты занимал огромный стол, заваленный свитками, судовыми журналами и грузовыми манифестами. Сверху лежала карта, по углам прижатая к столу астролябией, компасом, кинжалом и квадрантом.
Кроуэлс размечал курс на карте. Аккуратно сложенный камзол висел на спинке стула, а Кроуэлс остался в накрахмаленной до хруста рубашке, белоснежной, будто только что от портного. Да и в целом одет он был дорого.
Арент никак не мог этого понять. Мореходство – грязная работа. Корабль в море – это смола, ржавчина, копоть и сажа. Одежда пропитывается потом, покрывается пятнами, рвется. Офицеры занашивали мундиры до дыр и с неохотой облачались в новые. Зачем тратиться на изящное платье, которое не переживет плавание? Такая легкомысленность была в духе богачей, но кто из знати опустится до такой работы? Да и любой другой.
Карлик, который распределял пассажиров по местам, теперь стоял на стуле, упершись ладонями в стол, и изучал судовой журнал, в котором перечислялись запасы провианта. Опущенные уголки губ и нахмуренное чело свидетельствовали о том, что чтение было не из приятных. Он похлопал капитана по руке, привлекая его внимание к источнику своего недовольства.
– Это старший помощник Исаак Ларм, – прошептал Дрехт, проследив за взглядом Арента. – Управляет командой, а для этого нужен мерзкий нрав. Держись от него подальше.
Когда они вошли, Кроуэлс поднял взгляд от судового журнала и посмотрел на мастера-негоцианта Рейньера ван Схотена, который развалился на стуле, закинув ноги на соседний и потягивая вино из глиняной бутыли. Унизанная перстнями рука покоилась на круглом пузе, напоминающем валун на дне оврага.
– И как я прокормлю триста душ, если провизии загружено на сто пятьдесят? – грозно спросил капитан.
– На «Леувардене» есть запасы провизии, – лениво ответил ван Схотен, у которого от вина начал заплетаться язык. – Съедим свою, будет место, чтобы загрузить новую.
– А если потеряем «Леуварден» из виду? – спросил старший помощник с сильным немецким акцентом, напомнившим Аренту о холодных зимах и густых лесах.
– Громко покричим? – предложил ван Схотен.
– Сейчас не время для… – начал Ларм.
– Урежем паек и пополним провиант на мысе Доброй Надежды, – перебил его ван Схотен, почесывая длинный нос.
– Половинный паек? – спросил Кроуэлс, кладя перед собой другой журнал, тоже содержащий сведения о продовольствии на борту.
– Четвертной, – ответил ван Схотен.
Капитан бросил на него мрачный взгляд.
– Почему мы вышли в море с недостаточным запасом продовольствия? – сердито спросил старший помощник.
– Нужно было место для груза генерал-губернатора, – ответил ван Схотен.
– Для сундука, который втащили на борт мушкетеры? – неуверенно спросил Ларм. – Вос приказал освободить место в пороховом погребе.
– Тот сундук – не единственный груз, – раздраженно ответил Кроуэлс. – Был груз еще крупнее. Его доставили под покровом ночи, и ван Схотен не говорит, что в нем.