Дразнилки

Выхина взяли за руку. Рядом стояла Алла.

– Пора отчаливать с этого праздника жизни, – сказала она. – Ох, Выхин, снова тебя вытаскивать из переделок. Как в старые добрые времена.

Ленка уходила от них, уходила с поляны, в густоту леса.

– С ней всё будет хорошо, – сказал Выхин.

– Я знаю, – Алла повела его в противоположную сторону. – Нам бы о себе позаботиться для начала.

На ходу она разорвала зубами упаковку пластырей. Первый наклеила Выхину на щеку. Под пластырем тут же болезненно защипало. Перед глазами потемнело, Выхину пришлось остановиться, чтобы собраться с силами. На жаре от снова почувствовал себя паршиво. Хотя, дело было не только в ней. Ещё несколько пластырей стянули самые крупные порезы на руках и груди.

Алла шла медленно, то и дело спотыкалась. Ей было тяжело вышагивать с ножом в шее. Кровь медленно вытекала из раны.

– Куда мы идём? – спросил Выхин, когда они углубились в лес.

– К тебе домой, конечно, – ответила Алла. Губы у неё были сухими и потрескавшиеся. Говорила с трудом. – Переждём всю эту суету в крепости из одеял и стульев. Полезная штука, Выхин. Надо было тебе о ней рассказать раньше.

– А тебе следовало рассказать о брате.

Алла поморщилась:

– Не начинай. Всем нам есть о чём жалеть.

Они шли через лес долго. Сначала Выхину казалось, что они просто бредут, не ведая дороги, но Алла вела уверенно, вскоре появились знакомые тропинки и места.

Вышли на бетонную площадку, усеянную бутылочными осколками, кляксами от костров и обгоревшими шинами. Направились по гравийной дороге вдоль закрытых шиномонтажек и автомастерских к городу.

Где-то выли сирены. Паника в городе не прекращалась. Да и вряд ли бы кто сказал перепуганным жителям и туристам, что всё закончилось. Не поверили бы.

Пока шли, Алла неторопливо рассказала о том, что произошло. Выхин тоже стал потихоньку вспоминать события в пещере. Вспомнил самого себя, молодого, вышедшего из каменного гроба. Вспомнил песнь тварей божиих. Объятия. Хруст камней на зубах. Как проглатывал камни, которые должен был нести с собой в город. И как крошил и уничтожал первые камни, хранящие в себе древнюю силу. Как разрушилась пещера. Как превратился в монстра. Как долгое время бродил по лесу, управляемый тварями божиими, обращал людей в детали для нового сосуда. А потом…

Что он чувствовал в лесу? Как сопротивлялся? Почему тварям не удалось овладеть его сознанием полностью?

Сквозь всполохи беспамятства то и дело выплывали образы. Ленка с рюкзачком на спине. Алла с ножом. Капустин.

Вспомнил, как сжал Капустина в объятиях, не давая тому сдвинуться с места. Вспомнил гнев, охвативший его, будто перекинувшийся пожар. Вспомнил, как ломалось и тряслось в агонии тело Капустина. Выхин не мог допустить, чтобы Капустин причинил боль Элке. Его милой, любимой Элке.

– Твой брат действительно мёртв?

– Теперь уже навсегда.

Город был пуст, будто вычищен, будто снова обрушился февраль, и туристы давно разъехались по своим Мурманскам и Новосибирскам. Редкие прохожие делали вид, будто ничего не происходит, но при виде бредущих Выхина и Аллы торопливо перебегали через дорогу. Сирены не прекращались, их вроде бы стало даже больше.

Метров за пятьсот до дома Алла споткнулась, тихо села на землю. Лицо её уже несколько минут было желтовато-серого оттенка, губы побелели, а вокруг глаз расплылись тёмные пятна. Рукоять ножа почти не пульсировала.

Выхин не спрашивал и не интересовался. Просто приобнял Аллу за подмышки, поднял, поволок. Он обмякла в объятиях, тяжело выпускала воздух ртом. От Аллы пахло сигаретным дымом и старостью.

Боль окутала с головы до ног. Добравшись до подъезда, Выхин кое-как открыл входную дверь и столкнулся на пороге с пухлой женщиной в белом сарафане и девочкой лет четырёх. Увидел Выхина с Аллой, женщина ахнула, отпрянула в темноту подъезда, увлекая за собой и девочку. Крикнула, повизгивая:

– Господи, какой жирный! Поезд пассажирный!

Но это, конечно, был морок, болезненный туман. Выхин мотнул головой, разгоняя остатки дразнилок. Женщина причитала:

– Вам помочь? Вызвать полицию? За вами гонятся? Что случилось? Алла, Аллочка, милая, вам нехорошо?

– Мы сами, – сказал Выхин, подтаскивая Аллу к ступенькам. Впереди было ещё пять бесконечных этажей. – Сами управимся. Попозже вызовите, хорошо? Через полчасика, хорошо?

Он чувствовал, как потяжелел от крови пластырь на щеке. Капли пота лезли в глаза.

Женщина за спиной что-то говорила в телефон. Девочка хныкала и просилась быстрее в машину, к папе. Они обе вышли на улицу, когда Выхин преодолел первый пролёт. Стало тихо, суетной мир остался за дверьми дома.

– Немного осталось, потерпи, – шептал он на ухо Алле. Не знал, слышит она его или нет.

Сам прислушивался – к дыханию. Трогал рукоять ножи. Подрагивает, вяло. Не знал, на что надеется. Но, наверное, впервые за двадцать лет, не хотел больше никуда убегать. Хотел остаться.

Между четвертым и пятым этажами кончились силы. Выхин прислонился к стене, отдышаться. Закрыл глаза. Под веками бегали белые пятнышки. Боль была во всем теле, отвоевала позиции от макушки до пяток. Каждое движение, вздох, глоток согласовывались теперь с болью.

Пластырь таки слез, горячий воздух проник сквозь дыру в щеке и заставил Выхина двигаться дальше.

Одна ступенька, ещё одна. Выше. К знакомой двери. Открыта нараспашку, но вряд ли кто-то заглядывал туда.

Ввалился в коридор, мимо туалета и ванной комнаты, направо, через родительскую, в собственную спальню. Запнулся обо что-то и едва не упал на крепость из одеял и стульев. Вхолостую тарахтел кондиционер. Воздух в спальне был горячий и плотный.

Свободной рукой Выхин отодвинул полог одеяла, уложил Аллу внутри на влажный потрёпанный матрас. Она легла, безвольно уронив голову на бок, будто была уже мертва. Будто не успела.

Забрался сам. Закрыл плотно все щели, из последних сил, втягивая ноздрями жар и духоту. Стало темно и не страшно. Лёг рядом с Аллой, нащупал рукоять ножа и осторожно вынул лезвие из её шеи.

– Всё хорошо. Мы здесь, мы пришли.

Кровь была чёрной и неторопливой. Алла сухо вздохнула, открыла глаза и уставилась на свисающий самодельный потолок.

– Ты поцелуешь меня? – спросила она едва слышно.

Эпилог

Лёва Выхин обычно не заходил за Элкой, даже после того, как пропал её старший брат. Они всегда встречались на улице у подъезда. Вот и сейчас – сидел на лавочке, подставив лицо тёплому мартовскому ветерку и ждал.

Он ни разу не видел весну на юге, поэтому удивлялся внезапному расцвету ярких красок вокруг. Деревья будто за одну ночь обзавелись изумрудными шапками, кустарники вокруг дома вытянулись и тоже позеленели, всюду цвели цветы. А этот запах свежей сирени! Прекрасно!

Элка выскочила, как обычно, одеваясь на ходу. Застегнула лёгкую розовую курточку. Подмигнула:

– Целоваться сразу или отойдём подальше, чтобы предки не видели?

Они целовались каждый день уже две недели точно. Лёва не считал специально, но как-то отложил в памяти тот момент, когда Элка поцеловала его после выписки. Мимолётный вышел поцелуй, будто отдавался долг за его походы в больницу.

– Отойдём, а то мало ли.

Лёва стеснялся.

За парком, около гаражей, Элка подтянула его к себе, привстала на цыпочки, прижалась губами к губам, запустила руки за спину. Лёва незамедлительно ответил на поцелуй. От Элки пахло прекрасной весной, лёгкостью и юностью. К Элке хотелось прижиматься, целоваться с ней вечность, не отрываясь. Как же сложно было остановиться!

Впрочем, она всегда отстранялась первой. Игриво облизнула губы, поправила растрепавшиеся волосы. Спросила:

– Пойдём в санаторий?

– Что там делать? Лучше в парк, на чёртово колесо.

– Не работает же. В этом городе всё ради туристов, а без них хоть помирай со скуки.

– Тогда пошли через площадь, куплю мороженое.

Она легонько дотронулась до его носа кончиком пальца.