Кошмар в августе

— Сомневаюсь, что ты и за месяц разберешься, — добавила Паэгле.

— Юль, а я ведь еще пока не соглашалась. — Даша по-прежнему старалась смотреть в сторону.

— Боюсь, что тебе придется.

— Да? — Самоуверенность бывшей одноклассницы где-то в глубине души даже вызывала уважение. — И ты можешь назвать мне хотя бы три причины, по которым я это сделаю?

— Мне больше не к кому обратиться.

Даша пожала плечами.

— Маловато.

— Я тебе доверяю.

— Спасибо, конечно, но...

— Из троих подозреваемых двое могут соблазнить кого угодно.

Рыжая голова медленно повернулась к собеседнице. Третий аргумент оказался весьма неожиданным. Хотя, возможно, именно на это Паэгле и рассчитывала.

— В каком смысле?

— В самом прямом.

— В том смысле, что...

— Именно в нем.

— Хм. — Даша испытующе посмотрела на уверенный профиль. — И тебя могут соблазнить?

— Меня — нет. У меня иммунитет.

— Тогда откуда такая убежденность?

— Да уж поверь мне на слово.

— Еще чего! — проворчал рыжеволосый детектив. — Как биолог ты должна знать, что не каждый привлекательный мужчина одинаково привлекателен для всех женщин. К тому же, для того чтобы понравиться именно мне, необходимо нечто большее, чем смазливая морда.

— Ты уверена? — Юлька свернула во двор.

— На все сто.

— Звучит обнадеживающе. Надеюсь, у меня будет возможность в этом убедиться.

— Минуточку, — Даша подняла руки, — я еще не дала согласия.

— Прекрати. — Заглушив двигатель, Юлька вынула ключи из замка зажигания. — Не полетишь же ты, в самом деле, обратно... Тем более что это дело, по твоим словам, можно раскрыть за пару дней. Пять тысяч за два дня — неплохое предложение. Разве на так?

— Деньги никогда не были для меня решающим фактором, — холодно заметила Даша. — Кроме того, все, о чем ты говорила, кажется мне каким-то... — ее так и подмывало сказать «бредовым», — несерьезным. Просто не верится, что кто-то в здравом уме станет убивать рыб, пусть даже чертовски дорогих.

— А я и не прошу тебя верить, — оборвала Юлька. — Речь идет только о том, чтобы выяснить, кто из троих убил моих рыб, и получить за это пять тысяч. О чем ты будешь при этом думать, меня не касается. Так ты согласна?

Даша размышляла. Найти преступника среди троих подозреваемых в принципе не такая уж и сложная задача, но какое-то шестое чувство подсказывало, что не все так просто.

— Сначала ты ответь мне на вопрос: почему именно эти трое? У тебя что, возникали с ними конфликты? Может быть, кто-то из них открыто угрожал?

— Разумеется, нет. Просто с Нового года, кроме этой троицы, у меня в доме никого больше не было.

Даша обнаружила, что постепенно теряет способность к удивлению. За окном август, а с начала года в доме побывало всего три человека! Не слишком-то хлебосольно.

— Понятно. Ты живешь одна?

— Нет, с сыном. Его зовут Антон.

— Антошка? — невольно улыбнулась Даша. — Рыжий, рыжий конопатый?

— Нет. Светло-русый. — Юлька шутку не приняла. — Мы живем вдвоем.

Если бы они случайно встретились и разболтались за чашкой кофе, то Даша, конечно, промолчала бы, но в данной ситуации любопытство не было праздным: бывший муж — это почти всегда конфликт. Кроме того, Паэгле мало походила на женщину, стремившуюся к браку, но еще меньше она походила на женщину, допустившую развод.

— Извини, что спрашиваю, а его отец...

— У него не было отца. — Фраза прозвучала обыденно, словно речь шла не о втором необходимом составляющем, а о каком-нибудь запасном колесе.

Некоторое время Даша смотрела сквозь лобовое стекло, пытаясь сформулировать вопрос так, чтобы он не прозвучал глупо или бестактно.

— Гм. Это, конечно... но... — На большее ни ума, ни деликатности не хватило. — Господи, ну не в капусте же ты ребенка нашла?

Юлька опять сжала губы:

— Не в капусте. В банке доноров.

Хрюкнув, Даша неловко поинтересовалась:

— А что, с живым мужчиной, м-м-м... никак нельзя было?

— Напрасно иронизируешь. — Голос звучал напряженно, но ровно. — Ребенок — это слишком серьезно, чтобы доверить такое дело первому встречному.

— Первому встречному?! — вырвался невольный крик. — Что ты такое говоришь? Дети — это прежде всего плоды любви-.

— Плоды любви — это прежде всего целый букет половых инфекций, — сухо отрезала Паэгле. — А также генетические заболевания. У меня же слишком мало времени, чтобы экспериментировать над собственным организмом. Я хочу иметь троих детей, а это возможно только в том случае, если будет совпадать с моими рабочими планами и, разумеется, если дети не будут болеть.

— Да как же дети могут не болеть?!

— Я не имею в виду формирование иммунной системы. Детские болезни — явление естественное, и для этого существуют няни. Речь идет о патологии. То, что можно лечить всю жизнь и абсолютно безуспешно. У нас и так население генетически загрязнено.

Генетически и гигиенически загрязненная пассажирка испытала приступ внутренней агрессии, а Юлька тем временем продолжала:

— Болезни, от которых еще в недалеком прошлом люди погибали, теперь вылечиваются. Вернее, подлечиваются. Эти люди имеют потомство, естественно, еще более ослабленное и нездоровое, чем они сами. И так далее, по нарастающей. Не удивлюсь, если через пару сотен лет нашу планету сплошь заселят мутанты.

— Так что же, теперь людей не лечить, что ли? — ворчливо осведомилась Даша, радуясь, однако, что сама она до столь радужной перспективы не доживет.

Юлька пожала плечами:

— Я бы запретила лечить определенный набор болезней. Или запретить после их лечения воспроизводство.

«Воспроизводство»!

— И сколько твоему Антошке лет?

— Семь.

— А что ты ему говоришь про отца?

— Пока ничего.

— Почему?

— Он не спрашивает. — В голосе послышалась досада. — Наверное, еще не подошел возраст.

— А о чем же он тогда спрашивает?

— В рамках программы.

«В рамках программы...» В такой ситуации спрашивать, на кого похож ребенок, было глупо, и Даша решила переменить тему.

— Значит, ты предлагаешь мне взять этих троих в оборот и...

— Ни в коем случае. — Как всегда, Паэгле не стала дослушивать. — Тебе ни в коем случае нельзя первой идти с ними на контакт. Ни у кого не должно возникнуть даже малейшего подозрения.

Даша удивленно покачала головой:

— Да, но как же тогда проводить расследование?

— Очень просто. Ты станешь моей домработницей.

— Кем?!

— Домработницей, не кричи. Разумеется, не реальной, а номинальной. Это самый простой путь. Тебя никто из моих знакомых не знает, поэтому ничего не заподозрит. Тот, кто задумал меня пустить на дно, должен довести дело до конца и потому через какое-то время наверняка попытается вступить с тобой в переговоры.

— С какой это стати?

— С такой. Ты кто?

— Кто я?

Поскольку Даша непонимающе моргала глазами, Паэгле снисходительно пояснила:

— Ты моя домработница. Потенциальный предатель.

Дашу так и подмывало послать бывшую одноклассницу в какое-нибудь неадекватное место, но вместе с тем она не могла не отдать должное самой идее — задумка была неплоха.

— Это еще ничего не значит, — все же возразила она. — Ты ведь не думаешь, что предполагаемый преступник тут же побежит ко мне с соответствующим предложением?

— Как раз думаю. Тот, кто отравил рыб, знает, что больше я никого в квартиру не впущу, значит, остаешься только ты. — И, не скрывая раздражения, добавила: — Слушай, Рыжая, давай решай быстрее, а то время идет, а мы ни с места. Речь идет о неделе, максимум месяце, не о всей же жизни...

Даша посмотрела на часы. День клонился к закату, а она еще толком не спала, не ела и даже руки не мыла уже часов шесть. В конце концов, какая разница, как она проведет следующие семь дней: неделю на это дело потратить можно, а больше... А больше и не понадобится. Или пусть все катятся к чертям.

Она потянула ручку двери.