Пропавшая кузина

У отца отработали технологию производства колючей проволоки и выпустили пробную партию, отправив ее на Астраханскую ярмарку. В преддверии выгона скота на весенние пастбища астраханские и яицкие казаки раскупили новинку влет, и даже кое-кто из калмыков, обычно предпочитающих дедовские методы, оценил и оплатил преимущества нового изделия. Часть следующей партии дядя Андрей, используя старые связи, пристроил на пробу военным и уже успел получить несколько восторженных отзывов. Число заказов, как писал отец, стремительно растет, счет, открытый на мое имя в банке, регулярно пополняется, и под такое дело отец увеличил мое содержание. Что ж магия магией, а и обычное прогрессорство тут, как показала практика, прокатывает. А я что, против? Я только за!

Попрогрессорствовать, кстати, я уже успел и в Мюнхене. Замучившись (это я еще мягко выражаюсь) таскать с собой саквояж с книгами и тетрадями, я посидел пару вечеров за рисованием чертежа нужного мне изделия, с каковым чертежом и обратился в шорную мастерскую Петера Киннмайера, которого любезно порекомендовала мне фрау Штайнкирхнер. Теперь я хожу в университет, таская на плече стильную кожаную сумку, с которой и в бывшем моем мире появиться на людях было бы не стыдно. Альберт, которому моя идея очень понравилась (особенно когда получил от меня в подарок такой же сумарь), взял на себя оформление бумаг для патентования, юрист, как-никак, хоть пока и недоучившийся, с герром Киннмайером я заранее договорился о продаже лицензии на производство, так что еще один источник дохода себе обеспечил. В братстве меня уже не раз и не два спрашивали, где можно такую полезную вещь приобрести, оставалось лишь дождаться получения патента и денежки начнут капать мне в карман.

Патент я получил довольно быстро, мы с графом отправились отмечать это историческое событие в пивную, где и засиделись допоздна. Дожидаться полицейских, проверяющих исполнение питейными заведениями постановления городского магистрата о времени их работы, мы не стали, и, с некоторым трудом перемещая в пространстве отяжелевшие за столом тела, отправились домой.

Нехорошие предчувствия начали одолевать меня где-то на полпути, а на подходе к дому я уже почти зримо представлял, что сейчас последует.

— Альберт, — тихо спросил я, — ты на кулаках драться умеешь?

— Нет, я только со шпагой или с саблей, — мой вопрос его удивил. Так, значит, толку от графа сейчас никакого…

— Тогда очень тебя прошу: держись подальше. Мне бы сейчас самому отбиться, а если еще и тебя защищать, могу и не справиться… И не возмущайся, — добавил я, видя, что граф готов выплеснуть на меня оскорбленную гордость, — если нас обоих поколотят, ничего хорошего не будет, а один я, глядишь и отобьюсь.

Кажется, достучаться до разума прусского аристократа мне все же удалось. И вовремя — из проулка между домами выехала запряженная четверкой лошадей здоровенная телега, уставленная какими-то ящиками, и, медленно разворачиваясь, перегородила улицу. Обойти неожиданное препятствие, конечно, можно было и по тротуару, вот только не я один тут такой умный — с телеги спрыгнули два мужика и направились в нашу сторону.

Альберт занял указанное ему мной место в тени, мужики неспешно приближались. Черт, одного из них я точно где-то видел… Ладно, это потом. Сейчас надо отбиться.

Тот, кто показался мне знакомым, выглядел куда более здоровым и сильным, зато у второго в руках была смотанная веревка. Вот даже как, вязать меня собрались?! Все-таки более опасным противником я определил здоровяка, с него решил и начать. Лучшая защита, это же у нас нападение, не так ли?

До изобретения резины дело в этом мире пока еще не дошло, поэтому подметки моих коротких сапог, которые я продолжал носить по гимназической привычке, были сделаны из толстой кожи и прибиты к подошве деревянными гвоздями. Но и дерево, и кожа имеют свойство стираться о камень, от каковой неприятности подметку спереди и сзади защищали железные набойки, причем передние выполнялись фигурными и прикрывали еще и носки сапог. Вот таким носком я и заехал от всей души по большой берцовой кости левой ноги смутно знакомому бугаю. Последствия оказались ожидаемыми — он рухнул на мостовую и, лежа на боку и держась руками за ушибленное место, довольно мерзко подвывал.

Второй решил до столь близкого контакта дело не доводить, и попытался хлестнуть меня сложенной в несколько раз веревкой. Ох, зря он так…

Подставив руку так, чтобы веревка ударила по касательной, я бросился вперед и ударил противника в живот. Нет, не кулаком. Вспомнив, как мануалом усиливал инкантацию при спрессовывании и спекании песка и стекла в световой камень, я проделал нечто подобное, разве что основное усилие направил именно на удар, а не на температуру.

Зажимая дыру в животе, враг рухнул на колени. «Не жилец», — подсказало предвидение, и я без особых раздумий прекратил его мучения, ударив сзади по шее ребром ладони и объединив удар с мануалом. Отчетливый хруст вместе с падением тела показали, что жизненный путь мелкого уголовника благополучно оборвался.

Телега как-то очень уж резво развернулась и покатилась прочь — не так чтобы и быстро, но всяко быстрее, чем я сейчас мог бы за ней погнаться. Похоже, возница наблюдал за ходом событий и сделал соответствующие выводы.

Пару раз врезав так и не вставшему на ноги бугаю ногой по почкам, чтобы и дальше не думал подниматься, я повернулся к Альберту.

— Здорово ты их! — восхищенно сказал он и, немного подумав, добавил: — Полицию нужно вызвать.

— Вот и попробуй вернуться в пивную, может, полицейские еще там, — предложил я ему. А что, инициатива наказуема. — Если и ушли уже, то недалеко.

Альберт вернулся минут через двадцать в обществе двух полицейских.

— Петер Заика, — уверенно опознал труп один из них, явно старший. — Допрыгался, значит. Чем это вы его? — поинтересовался он.

— Мануалом, — признался я. Блюститель порядка посмотрел на меня с явным уважением и совсем без страха. Мне понравилось.

— Так, а тут у нас кто? — он подошел к притихшему бугаю. — О, Малыш Зепп! Давай, поднимайся!

Подниматься Малыш Зепп желанием не горел, но его мнение никого тут не интересовало. Добрые пинки, которыми его щедро угостили полицейские, в конце концов сделали свое дело — он кое-как встал на ноги и, со страхом поглядывая на меня, поплелся в направлении, указанном ему все теми же пинками. Да, общаться со своими подопечными баварские стражи законности умеют.

Как ни странно, появление в полицейском участке сразу двух графов никакого ажиотажа не вызвало. Пожилой вахмистр отправил Малыша Зеппа в камеру, наказав до особого распоряжения арестанта не кормить, затем со всем почтением опросил нас с Альбертом и составил официальный документ о попытке разбойного нападения на благородных господ, после чего пожелал нам доброй ночи и мы пошли домой. Не знаю уж, как у Альберта, а у меня ночь и правда была доброй — Анька так и не ложилась до моего прихода, ждала. Не, я сегодня оставлю ее у себя до утра. Перебьется фрау Штайнкирхнер со своими садистскими закидонами, пусть утром девчонку наказывает. Или вообще пресечь это дело? Хм, а это, пожалуй, идея…

Утром явился полицейский чиновник, сообщив о поимке третьего участника шайки, того самого возницы. А еще он дал мне почитать протоколы допросов этого возницы и Малыша Зеппа с их признанием в том, что следить за мной (ага, вот почему Малыш Зепп показался мне знакомым!), а затем силой вывезти меня в уединенное место и там выпороть кнутом этих придурков нанял неизвестный им господин. Лицо заказчик спрятал под маской, но возница смог различить, что он носил тонкие черные усики. На вопрос чиновника, знаю ли я кого-то подходящего под такое описание, я ответил, что нет, не знаю. Соврал, да. Потому что из всех моих знакомых такие усики носил только имперский рыцарь Эдмунд Орманди. Но это мое дело, и полицию к нему приплетать я не хотел.

Глава 6

Мензур с продолжением

Моим вызовом на мензур Орманди, похоже, оказался даже доволен. И мне это, честно скажу, не понравилось. Совсем не понравилось. Почему? Да потому что когда противник доволен твоими действиями, это большой такой и абсолютно законный повод засомневаться в их правильности…