Страница 59 из 70
Я оглядел ее скудную комнату: все та же неудобная на вид односпальная кровать, все тот же переполненный письменный стол, все то же досадное отсутствие еды и напитков. Над столом в маленьком окошке виднелись неумолимые звезды Йотунхейма.
— Ты могла бы добавить лестницу к этому окну, — сказал я, — чтобы дать себе запасной выход.
Хель закатила глаза так резко, что я почти слышал, как они вращаются в глазницах.
— Отец. До восхода солнца еще два часа. Ты действительно пришел сюда, чтобы обсудить пожарную безопасность?
Я подошел к ее столу, где на нескольких книгах в кожаных переплетах лежали маленькие счеты с изящными белыми и черными бусинами. На нижней половине ее стола лежал свежий свиток пергамента. По его поверхности маршировал целый полк солдат, чернила все еще влажно блестели в свете свечи.
— Что ты там делаешь? — спросил я.
— Сверяю кое-какие цифры.
— На каком основании?
Живая сторона лица Хель нахмурилась еще сильнее.
— А зачем тебе это знать?
— Потешь меня.
— Ладно. Шерсть. Мы сдаем семьдесят три небольших участка в аренду семьям, которые разводят овец. Но дождливая весна была плохо отразилась на отеле. Я пытаюсь оценить, какой урон они понесут и когда смогут платить по счетам. Таким образом, я буду знать, что им понадобится, чтобы уменьшить их потери.
Я нахмурился, глядя на список аккуратных черных цифр, которые абсолютно ничего для меня не значили.
— Значит, ты особенно интересуешься шерстью?
Губы Хель сжались еще сильнее.
— Нет. Но кто-то же должен управлять этим местом.
— И это все ты? Ты управляешь этим местом?
— Конечно.
Моя хватка на иллюзиях усилилась. Я предполагал, что это так, учитывая то, что я знал о моей болезненно серьезной дочери и полном отсутствии интереса у Ангрбоды к фактическому управлению поместьем, но, черт возьми, все равно было приятно быть правым.
— Как ты смотришь на то, чтобы управлять чем-то большим? — спросил я. — Сама по себе? И без попыток выдать тебя замуж?
Живой глаз Хель сузился. Крыса в ее грудной клетке почесалась, придвинувшись и уставившись на меня жесткими черными глазами.
— Ты опять ссоришься с мамой? — спросила она.
Я вздрогнул от своих иллюзий.
— У Одина есть для тебя предложение. Он хочет сделать тебя королевой, королевой твоего собственного королевства. Без необходимости жениться, если только ты сама не выберешь…
— Нифльхейм, — сказала она ровным и невыразительным голосом.
Какого хрена? Она никак не могла этого знать, если только…
— Он что, опередил меня? — спросил я.
Хель приподняла бровь в том, что должно было быть выражением, которое она переняла от меня. Я и не подозревала, как снисходительно это выглядело со стороны.
— Один хочет власти, — сказала Хель. — Он хочет либо править Девятью мирами, либо иметь под своим влиянием лидеров этих миров. Ты его парабатай, так что вполне логично предположить, что ты помогаешь ему в этом деле.
Я открыл рот, чтобы возразить, но Хель заговорила вместо меня:
— Кроме того, ты только что стал причиной смерти моего отчима Тьяцци, так что можно с уверенностью предположить, что вы с матерью снова вцепились друг другу в глотки. Скади идет войной против Асов, но ты здесь, значит, Один нашел какой-то способ откупиться от нее. Вероятно, предложив ей Бальдра.
Я моргнул и сказал:
— Есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь?
Хель проигнорировала меня.
— Один правит Асгардом. После ухода Скади баланс сил в Йотунхейме будет восстановлен. — Она подняла руку, отсчитывая два пальца. — Сурт правит Муспельхеймом, и это не изменится до тех пор, пока не грянет Рагнарёк. У нас есть гномы в Свартальфахейме, эльфы в Альвхейме, а Мидгард — это никчемное месиво. — Она загнула еще четыре пальца.
— Один не собирается угрожать мирному договору с Ванами, глядя на Ванахейм, а туманный мир непригоден для жизни. — Она подняла восемь пальцев, пять живых и три скелетообразных. — Таким образом, если Один собирается предложить мне мир, то это должен быть Нифльхейм.
— Хм, — сказал я. Волна изнеможения ударила меня с силой прилива, и на мгновение мне показалось, что я могу доковылять до кровати Хель и упасть в обморок. Я натянул иллюзии еще сильнее, пока они не впились мне в кожу. Это чувство медленно проходило.
Как ни странно, странное чувство гордости росло по мере того, как моя усталость отступала. Я не часто думал о том, что Хель имеет какое-то отношение ко мне, возможно, потому, что Ангрбода так упорно боролась, чтобы удержать меня подальше от дочери, чтобы моя репутация не запятнала прекрасного ребенка, которым когда-то была Хель, или, возможно, потому, что сама Хель выросла такой колючей и трудной женщиной. Но слушая, как она разгадывает тайну мотивов Одина, словно это была детская головоломка, я испытывал странное, незнакомое чувство удовлетворения.
Это была моя дочь, эта способная, блестящая, волевая женщина. Она была способна соткать одну из лучших иллюзий в Девяти мирах и перехитрить Одина Всеотца.
— Из тебя получилась бы очень хорошая Королева, — сказал я.
Хель отвернулась, но не раньше, чем я увидел румянец, вспыхнувший на ее живой щеке. Ее обнаженная грудина быстро поднималась и опускалась несколько раз, и я понял, что она, возможно, борется с какими-то эмоциональными глубинами, которые я не мог ощутить.
— Если ты этого хочешь, — добавил я. — Решение за тобой. Нифльхейм — это кошмарный бардак, и потребуются столетия работы, чтобы привести его в порядок.
Может быть, моя жизнь и зависела от ее решения, но я не видел причин указывать ей на это. Я не хотел, чтобы моя дочь взяла на себя эту роль по принуждению.
Хель глубоко вздохнула и повернулась ко мне с горящими глазами.
— Ты используешь меня, чтобы навредить маме?
Я сделал шаг назад, прежде чем понял, что делаю. Черное платье Ангрбоды заполнило все мое видение, душа меня. Скрываясь от иллюзий, я крепко зажмурился, пытаясь прогнать этот образ.
— Вовсе нет, — наконец ответил я. — Да, я злюсь на нее. Она сделала то, что я считаю… неприятным.
Глаза Хель расширились.
— Но я предлагаю тебе не из-за этого, — закончил я.
— Так почему же ты предлагаешь мне?
— Потому что Один хочет Нифльхейм, — честно ответил я. — И я подумал, что тебе придется кстати такая возможность.
Она наклонила голову, глядя на меня своим странным бледным взглядом. Я с трудом сглотнул. На смену моему внезапному приливу отцовской гордости пришла еще одна неприятная мысль. Я уже десять лет не навещал дочь. Я действительно не знал, что Хель управляла поместьем Ангрбоды, и мог только догадываться о мрачном комплексе мотивов, стоявших за ее решением превратиться в монстра.
Черт возьми! Я был дерьмовым отцом для Хель.
— Послушай, — сказал я, — в Йотунхейме ты связана правилами Йотунов. Ты никогда не будешь править ничем, если только это не будет сделано от имени твоего мужа или сына. У тебя нет никаких прав, никакого юридического статуса. Ты даже не можешь владеть собственностью.
Хель вздрогнула. Весь этот замок принадлежал Брагофи, пятому покойному мужу Ангрбоды, простаку, за которого она вышла замуж еще до Тьяцци, и Хель знала лучше, чем кто-либо другой, что все ее поместье находится всего в одной юридической битве от захвата. До сих пор Ангрбоде удавалось вести сладкие речи, подкупать или трахаться, чтобы удержать землю и дворец Брагофи. Но теперь, когда внимание Ангрбоды переключилось на гораздо более богатые владения Тьяцци, удержать поместье под своим контролем для Хель становилось сложно задачей.
— Если ты принимаешь предложение, то можешь править Нифльхеймом, — сказал я. — И никто не сможет его у тебя отнять.
— Кроме Одина, — пробормотала Хель.
Я вздохнул. Она верно подметила. Один мог взять все, что захочет, у кого захочет. Хель снова отвернулась, показывая мне белую поверхность своей обнаженной лопатки под гниющими клочьями платья. Это было чертовски впечатляющее заклинание, эта отвратительная иллюзия. Какими бы ни были другие причины, побудившие ее создать это, ожившее тело Хель почти наверняка было предназначено для того, чтобы держать людей подальше.