Страница 39 из 40
Проходит время.
– Фиеста просила сообщить, что останется в книгохранилище. Стены книгохранилища крепкие, они выдержат взрыв. Ты должен лететь. За оставшееся время ты не успеешь вскрыть ворота.
Несколько минут ищу варианты. Если где и можно уцелеть – то в капсуле времени. Фиеста меня переиграла. Со своими книжками решила остаться. Разделить их судьбу. Фанатичка! Срываю крышки с коробок, которые принес Брысь. Конечно, обе пусты.
– Брысь, в кабину!
Перегоняю вертолет к воротам книгохранилища. Ворота заперты. Взорву эти – за ними вторые. Не успею… А взорву – ее взрывом точно убью. Все рассчитала…
Поднимаю вертолет в воздух, и на предельной скорости гоню к знакомой горке. Бегом поднимаюсь на вершину, выбираю ложбинку, ложусь, настраиваю бинокль. Технохутор как на ладони.
Шаттл появляется в рассчетное время. Любой пилот сказал бы, что все идет как надо. Но внезапно машина клюет носом, падает на базальт полосы и скользит по нему долго-долго. Я уже начал надеяться, что все обойдется, когда машина вздулась огненным шаром. Стекла бинокля моментально потемнели, спасая глаза. Но и так видно, как над хутором вырастает неимоверных размеров гриб, как рушатся здания, как сминаются, словно бумажные, стены ангара вертолетов…
Минуты через две-три доходит ударная волна взрыва. На таком расстоянии она не страшна.
Радиации нет. Спин-генератор катера взрывается на субкритическом уровне. Несильный всплеск мягкого рентгена – и все. Если б взорвался генератор корабля, был бы полный набор – альфа, бэта, гамма, короткоживущие изотопы и прочая прелесть наведенного атомного взрыва. Гореть тоже особо нечему.
Связываюсь с кибермозгом корабля и даю отбой SOS-тревоге. Сажаю вертолет у ворот книгохранилища. Первые ворота вдавлены внутрь взрывом. Их даже открывать не нужно.
– Брысь, дай свет!
Бегу ко вторым воротам. Брысь, освещая дорогу, семенит следом. Ворота целы, и даже медленно открываются. Рискуя остаться без ушей, сую голову в щель. Флаттер вращает маховичок ручного привода.
– Фиеста!
Внутри горит только один тусклый зеленый светильник. По потолку и стене змеится трещина с ладонь шириной.
– Фиеста!!!
Теряя пуговицы, протискиваюсь в щель. Брысь пританцовывает с той стороны. Для него щель мала.
Она лежит лицом вниз у самой стены. Осколок бетона уходит в тело под правой лопаткой. Глаза медленно открываются.
– Случайность… – она заходится в кашле. Черная пена пузырится на губах. – Это просто случайность… Не кори себя…
Срываю с себя куртку, рву рубашку на длинные полосы. В зеленом свете кровь на полу – черная.
– Брысь! Аптечку из вертолета! Быстро!
Сказать кому – не поверят. Осколком бетона… Не плитой, не по голове… Не бывает острых осколков бетона! Это неправильно, нелепо. Курам на смех. Даже группы крови не знаю… И времени в обрез. Кораблю два витка до посадки.
– Не трогай осколок… Ускоришь… Легкое пробито…
Я лихорадочно шарю по карманам. Охотничий нож, перочинный нож, Леска, иголка с полуметром нитки. Мало. И шансов мало. Правое легкое, видимо, придется удалить. Я не хирург, чтоб зашить. "Не бойтесь крови" – говорил инструктор. "Возможно, вам придется оперировать себя". Тащу из заднего кармана фляжку и споласкиваю руки вишневой настойкой. В ней 70% спирта.
– Иг… кх-кх-кх… Восстанови капсулу. Пусть потомкам…
– Молчи. Экономь силы перед операцией. Сейчас Брысь принесет аптечку, вколю заморозку и начнем.
– Не успеешь. Не отступай, Игнат. Доведи дело… Не говори девочкам про гены… егерей… Не надо им знать… Скажи Веде, чтоб молчала… Я…
С синхронным цокотом подбегают два кибера. Брысь протягивает раскрытый подсумок аптечки.
– Опоздали мы, ребята…
Закрываю ей глаза, поднимаю тело на руки, несу в вертолет. Отвезу на свой хутор, положу в холодильник. Сейчас некогда хоронить. Сейчас нужно встречать корабль. Как нелепо и глупо – в спину осколком бетона…
Все успел, все подготовил. Вертолет стоит на вершине пригорка. Отсюда отличный вид на море, и отличная радиовидимость всей траектории посадки. До восхода солнца четверть часа, до появления корабля в зоне радиовидимости 35 минут. Обхожу машину кругом, пинаю зачем-то колесо шасси и ложусь в жесткую, прибитую ветром траву. Жую изумрудную, горькую как полынь, сухую и твердую травинку. Полчаса… Можно расслабиться на тридцать минут. Смешно – глаза слипаются, а сердце частит с перебоями. Как я устал от этой планеты…
Чистый-чистый лежу я в наплывах рассветных,
Перед самым рождением нового дня…
(Врал поэт. День рождается, но одежда заскорузла от пота и крови)
Три сестры, три жены, три судьи милосердных
Открывают последний кредит для меня.
Просыпаюсь от мерзкого вяканья сирены.
Точно так завывала сирена общей тревоги корабля, когда за бортом нарастала Волна. Вскакиваю в кабину вертолета, отталкиваю Брыся и шлепком ладони по пульту отключаю будильник.
Дурацкая была идея. Теперь руки трясутся. И предчувствие тяжелое…
Локатор вертолета уже засек входящий в верхние слои атмосферы корабль. Не пройдет и получаса, как решится судьба этого мира. На корабле банк генофонда. Здесь, на планете восемь сотен мунтов, восемь сотен организмов, готовых принять и выносить оплодотворенную яйцеклетку. Здесь семь сотен егерей, которые могут отобрать здоровых, половозрелых голышек, привести на хуторы для искусственного осеменения. И помочь растить детей. Здесь множество не до конца одичавших дегов. Здесь на складах несколько тысяч портативных хромосомных анализаторов. Строжайший генетический контроль, искусственное осеменение – и уже через два поколения мы получим жизнеспособную колонию с населением не менее пятидесяти тысяч человек. Искусственное осеменение и строжайший генетический контроль уже были в истории этой планеты. Дело погубила последняя волна колонистов. Я не изобретаю ничего нового. Я даю планете последний шанс.
Если сядет корабль. Если эта латаная-перелатаная консервная банка пятисотлетней выдержки сумеет приводниться в целости и сохранности.