Страница 2 из 40
– Створ пошел… Створ закрыт, – я по привычке комментировал показания телеметрии с корабля.
– Вижу, – отозвался Бонус. Я оторвался от экрана монитора и взглянул через лобовое стекло. Обшивка корабля тускло отсвечивала зеленоватым оттенком анодированного алюминия. В прошлый выход она была просто серой. Трехслойный свинцовый экран мы сбросили сутки назад, чтоб корабль мог сесть на планету с атмосферой.
Бонус шевельнул штурвалом. Коротко ударили двигатели ориентации, и корабль уплыл из поля зрения.
– Порядок. Кибермозг доложил, корабль переходит на режим консервации.
– Гуд, – отозвался Бонус, и перегрузка мягко вдавила нас в кресла. Нажав пару клавиш на клавиатуре левого подлокотника, я вывел на лобовое стекло перед собой параметры орбиты. Высота перигея стремительно уменьшалась. Когда произошла отсечка двигателя, она составляла всего 0.6 мегаметра. Я взглянул на цифры периода орбиты, сбросил привязные ремни и, клацая магнитными подошвами по полу, направился в салон. Бонус щелкнул тумблером автопилота и вышел вслед за мной.
– Хорошая планета. В смысле, хорошо сохранилась, – сказал он.
– Кладбище.
– Разве это кладбище? Земля – кладбище. Эта – зеленая…
– Наверно, Земля сейчас тоже зеленая. Сколько лет прошло… Кофе будешь?
– Перед сном?
– Как хочешь.
Высосав гермопакет кофе с молоком, я откинул полку, стянул ботинки и нырнул под страховочную сетку.
– Терпеть ненавижу спать в невесомости.
– Тогда разбуди меня за час до перигея.
Проснулся от ускорения, чуть не сбросившего меня с полки. Удержала сетка. Впрочем, ускорение было небольшим, не более четверти "g". Я дождался конца маневра, отстегнул сетку, сунул ноги в магнитные ботинки и побрел в кабину.
– Где мы?
– На круговой. Шестьсот километров, период девяносто шесть и четыре десятых минуты.
Я сел в свое кресло и проверил телеметрию с борта корабля.
– Консервация закончена.
– Ты веришь, что через час мы своими ногами на землю ступим?
– А куда мы, на фиг, денемся?..
– Через восемь минут третий маневр.
– Завтракал?
– Нет.
– Успеем. Я принесу.
Через пару минут я вернулся в салон, буксируя, словно воздушный шарик, сумку, набитую упаковками с едой. Сел в свое кресло, сумку сунул под ремни соседнего. Бонус, не отрывая взгляда от экрана автопилота, протянул руку, достал бисквит и туб с каким-то соком. Повесил перед собой в воздухе. Его левая рука безостановочно скользила по координатному планшету, на экране возникали и исчезали колонки цифр. Правой он подносил ко рту то бисквит, то тюбик с соком, оставляя второй предмет плавать в воздухе. Я выбрал туб с молоком и кусок черного хлеба. Минуту косился на экран Бонуса, потом продублировал картинку на своем. Бонус прикидывал, как посадить шаттл на побережье в пяти тысячах километров от плоскости текущего витка.
– Не получится.
– Получится, – грустно вздохнул Бонус. – Восемь "g" потерпишь?
– Атмосферный маневр? А шаттл не развалишь?
– Тебя это волнует?
– Нет, – сознался я.
Бонус доел бисквит, сунул пустой туб под сетку "бардачка" слева от себя и взялся за штурвал. Я подтянул ремни, а сумку переставил себе на колени, чтоб не летала по кабине во время маневров.
Дважды вякнули двигатели ориентации. Тело повело влево и вверх. Я прижал сумку к животу, поспешно допил молоко и убрал пустой туб в сумку. Снова взвыли движки, и тут же включился маршевый двигатель. На этот раз Бонус не деликатничал. Не меньше четырех "g". И сразу же, не дожидаясь отсечки маршевого, новый маневр. Шаттл теперь шел в атмосферу, чуть задрав нос относительно вектора скорости и слегка завалившись на левый борт. Пилотировал Бонус мастерски.
– На воду?
– Да. Бухта там симпатичная.
На незнакомых планетах инструкторы рекомендовали садиться на воду. Желательно – морскую. Это безопасней и мягче. Море не может обернуться зыбучим песком, рыхлым грунтом или болотом. Море есть море.
От нечего делать вновь проверил телеметрию с борта корабля. Наверху все было в порядке.
Едва успел закончить, как шаттл почувствовал атмосферу. Перегрузка плавно вдавила в кресло. Я принял позу поудобнее и расслабился. При тренировках на самолетах такие перегрузки длятся секунды. На космических кораблях – десятки и сотни секунд. В остальном разницы нет.
– Подержи штурвал, – попросил Бонус через полторы минуты. Я открыл глаза, сомкнул на штурвале потяжелевшие руки, окинул взглядом приборы. Глаз привычно выхватывал блоки информации: скорость – плотность атмосферы, вертикальная скорость – высота, курс расчетный – курс фактический. Внизу – бесконечный океан.
– Начинаю маневр, – сообщил Бонус. Машина плавно завалилась на бок, и перегрузка так же плавно возросла с четырех "g" до восьми.
– Здесь не бывает зимы, – сообщил Бонус, когда перегрузка упала до единицы. – Наклон оси четыре градуса.
– Облака, – пожаловался я.
Машина нырнула в сплошную, без разрывов, стену облаков. Но на экране локатора отчетливо виднелась линия берега.
Вынырнули из облаков на высоте двух с половиной тысяч. Берег был уже виден. На свинцовой поверхности воды застыли крохотные бороздки волн. Машину слегка потряхивало в воздушных потоках.
– Где твоя бухта?
– Прямо по курсу. Сядем у самого берега. Ужинать будем у костра. Как думаешь, здесь уцелела рыба?
– Ничего я не думаю.
Внезапно кресло второго ряда за моей спиной резко развернулось спинкой вперед. С оглушительным треском сработали пиропатроны, отстрелив крышку люка над ним. В-в-ух! – включились пороховые двигатели, и кресло катапультировалось из кабины пилотов. В открытом люке засвистел ветер.
Тр-р-рах, в-в-ух, – катапультировалось второе кресло заднего ряда.
– Какого черта?!! – завопил Бонус.
– Не я! – закричал я. – Сама! С-сука!
Бонус защелкал тумблерами, отключая автопилот и автоматику, чтоб блокировать программу катапультирования экипажа.
В-в-ух – вылетело последнее кресло второго ряда. Я бросил штурвал, столкнул с колен сумку, принял нужную позу. Следующим должно было катапультироваться мое кресло.