Страница 40 из 243
Марина успела вернуться с прогулки с Гайямом за четверть часа до того, как приехали участники закрытого заседания. Он сочувственно улыбнулся и сказал: "Тебе пора к себе, им надо погреться и перекусить". Она кивнула и послушно ушла в комнаты. Слушая звуки на лестнице и гоняя Юца на галерею то за одним, то за другим, она узнала, что Полина, вернувшись после заседания, час провела у себя в апартаментах, а потом, с разрешения Жехара, вышла в холл и взяла китар. Чак, конечно, был с ней. Гайям вышел из своих комнат на галерею и кивнул Марине, разрешив оставить открытой дверь.
Марина положила на пол какую-то подушку, села на нее, прислонилась затылком к дверному косяку. Поняв, что слышит, она тихонько вздохнула. Репертуар подруги она знала хорошо и помнила, что появление любых песен Щербакова предваряет самые решительные и жесткие ее шаги и решения. Но песенка о молодости, та, в которой "незабвенный мотылек, кораблик мой, по параболе несется бог весть где", всегда была особенно грозным знаком. А услышав сразу вслед зимний вальс одной московской барышни, широко известной в узких кругах, про снег на бархатных перчатках, Лейшина не удержала слезы. По этому сочетанию было понятно, что Полина уже все решила и остановить ее вряд ли удастся. Удивительно было, что Чак не подсвистывал ей сегодня, а тоже слушал молча. В паузе между окончанием музыки и шагами по лестнице она услышала голос Гайяма и покачала головой. Весь день она потратила на то, чтобы объяснить ему, почему отказ Полины не был отвержением и что именно подруга думала, когда принимала решение. И казалось, он все понял. Но похоже, только казалось, потому что он все-таки пошел к ней объясняться.
- Зачем ты поешь теперь? Я не могу не слушать тебя - и слушать тоже не могу. Да, мне объяснили причины отказа, они серьезнее, чем мне показалось сперва. Осуждать тебя было бы глупо, но все же так больно знать, что я не смогу узнать тебя по-настоящему, ты так и останешься загадкой для меня.
Марина поморщилась.
- Мне жаль, - услышала она голос Полины. - Вот, возьми на память.
- Ты вручаешь мне дар после отказа? - в голосе Гайяма было удивление. Очень много удивления.
Полина, отвечая, кажется, улыбалась.
- Считай это обещанием. Если все сложится хорошо для тебя и меня не утопят по вашим законам, хотя именно этого я и стараюсь добиться, а все-таки, к моему стыду, отпустят домой, сам приезжай в Озерный край. Учиться дурному.
Гайям долго молчал, потом сказал: "Хорошо", - и Марина услышала его шаги вверх по лестнице. За ним ушли и Полина с Чаком.
После того как Юц унес посуду от ужина, Гайям сообщил Марине Лейшиной, что маркиз да Шайни вернулся в апартаменты. Большего ей о нем знать не было положено, да и это было немного за пределом оговоренных ограничений.
Протокол этого дня заседаний Эгерту прислал папа, архивированным письмом, открывающимся известным заранее паролем. Эгерт не чаял его найти и даже на краткий пересказ событий дня не надеялся. Дочитав копию журнальной статьи и увидев имя автора, Инги Сааринен, он мысленно восхитился профессионализмом ее подхода. Кроме нее, никто не захотел мараться об "Вестник викки", все ехали за большой политикой. Вот и результат: полный протокол всего суда есть только у Инги. Ну и у тех, кому не лень копаться по самым невероятным углам, добывая детали от собираемой головоломки. Она сделала себе имя одним точно выверенным движением - если, конечно, не поленится доделать репортаж целиком и правильно его пристроит.
Досточтимый Эрве пришел в особняк маркиза да Шайни на улице Роз через час после того, как заседание завершилось. Маркиз уже был дома, но еще не закончил обед, и досточтимому пришлось ждать. Наконец, домоправитель пригласил его в кабинет. Досточтимый вошел, прошел к креслам у камина.
- Здравствуй, Вейен.
Эрве не был Вейену родичем. Они даже не были братьями по гнезду ни в доме маркизы да Шайни, ни в интернате, хотя там и познакомились. Кстати, в тот год они уже покинули гнездо, жили в раздельных спальнях и встречались только на лекциях и занятиях. Эрве единственный понял, чего стоил Вейену отказ гордячки да Кехан после того, как он уже уломал родню на брак. И как-то после занятий позвал его с собой к своей подружке. Вейен не ждал особенно хороших впечатлений от этого вечера и даже опасался быть лишним, но вышло наоборот, девочка была очень мила и щедра с ними обоими и пригласила их приходить вдвоем и дальше. Она была смертной, ухаживала за садом графини да Пейно, место ей нравилось, но выйти замуж у нее не было шансов, да и самостоятельно вырастить дитя, наверное, тоже. Между ними тремя была долгая и очень трогательная дружба, они часто вместе ездили отдыхать в предместья во всякое время года. Бывало, что один, другой или оба помогали ей добыть и перенести в ее сад какие-то редкие растения. А потом она простыла и умерла, и ни графиня, ни оба они ничем не смогли ей помочь. Они вместе горевали по ней, провели ночь в слезах, строя ей лодку своими руками, вдвоем отправили ее в последнее плавание, а после так и остались друзьями, но общей подруги у них больше не было. Ее место заняла Академия. Эрве после смерти их общей женщины очень быстро принял обеты. И после, конечно, со всем пылом верной души, потерявшей путеводный маяк, устремил свои чаяния и чувства в труды на благо империи. Как раз после коллизии между государем и старым магистром Вейен как бы невзначай предложил рассмотреть кандидатуру Эрве, молодого, верного и старательного. Все получилось очень хорошо. Академия расцвела при нем, а то, что Вейену приходилось направлять его и подсказывать пути, маркиза да Шайни ничуть не смущало. В конце концов, его бабушка при старом короле занималась примерно тем же. Между ними случались размолвки, но все решалось тихо, по-семейному. Кроме одного случая, когда Эрве отказал Диди, Айдишу, племяннику Вейена, в назначении достопочтенным в Новом мире. Последствия этой ошибки и разбирались теперь на суде. Вейен был очень недоволен тогда, а потом просто отказался это обсуждать. Его отчасти развлекло то, что Хайшен, убрав из края ставленника Эрве, эту деревенщину Вейлина, которого не смогло обтесать ни воспитание в интернате Исюрмера, ни обучение в стенах Академии полную семерку лет, предложила место достопочтенного Диди хотя бы временно и получила отказ. Со свойственной ей дотошностью она занесла результат в свои тетради и приложила их к докладу, с которым Вейен ознакомился еще вечером первого дня суда. Она решила, что Диди оскорбился пренебрежением, но зная его, Вейен предположил другое: мальчик просто не пожелал разгребать чужой навоз. Эрве пришел, когда все было слишком скверно, чтобы желать помочь. Но он пришел за помощью в память о старой и долгой дружбе.
- Здравствуй, Эрве, - сказал маркиз да Шайни. - Проходи к огню и рассказывай, с чем ты пришел.
- Вейен, я не прошу тебя помогать мне разобраться со всем этим комом проблем, упавшем на меня из Нового мира.
- Упавшем, Эрве? - Вейен сопроводил вопрос легкой улыбкой.
По лицу магистра прошла тень.
- Не придирайся, будь добр. Мне и так тяжело. Я все сам знаю о своих ошибках, и ты вправе отказать Академии и мне в любой помощи теперь. Я пришел за другим.
- За чем же? - с той же легкой улыбкой осведомился маркиз.
Эрве был настроен сохранить остатки достоинства хотя бы в собственных глазах.
- За ответом на один вопрос, не касающийся ни твоих мальчиков, ни судьбы колонии, ни даже князя да Гридаха.
- Вот как, - усмехнулся Вейен. - Что же, мне интересно услышать твой вопрос.
- Эта женщина из Нового мира, мистрис Бауэр.
Маркиз благожелательно кивнул.
- Так, Эрве, и что о ней?
На лице магистра Академии отразилась тяжелая работа мысли.
- Эйе, она ведь действительно не некромант. И не лжет, когда утверждает, что не колдует. Но я вижу в ее действиях не только политику и не только торговые выгоды. Политика стала скорее инструментом, а торговлю она вообще отдала младшему да Юну.