У свободы цвет неба

   В тот день, когда Макс понял, что Исиан делает с ним, он с невозмутимой усмешкой сказал:

   - Не знаю, кого из нас ты будешь проклинать за это больше, меня или себя самого.

   Исиан ответил удивленным взглядом, и Макс пояснил:

   - Танго. Это лишает покоя навсегда. Ты не успокоишься, пока не найдешь свое идеальное танго, а найдя, затоскуешь, потому что повторить его нереально.

   Исиан улыбнулся в ответ:

   - Ты же не думаешь, что это первый мой опыт такого рода?

   - Кто ты? - спросил старик. - Откуда ты взялся, и зачем тебе моя жизнь?

   - Я расскажу, - пообещал Исиан, - когда придет время. Пока у нас много других тем для бесед.

   Время пришло, когда лайнер прошел Аяччо. Макс вдруг заметил, что ему трудно вставать и еще труднее есть. Исиан ждал этого с самого отплытия, но надеялся, что его сил хватит на то, чтобы дотащить старика до Буэнос-Айреса живым. Им обоим не было суждено увидеть родину Макса. Когда порт перестал быть виден, Исиан сказал: "Вот теперь время настало". Макс посмотрел на него в упор, приподняв брови, и сайх уточнил:

   - Теперь рассказывать буду я.

   И действительно рассказал все, что успел. В том числе то, чего рассказывать был не должен. О водопадах горных рек Саэхен и драконьих гнездах над ними, о доме Утренней Звезды, о тепле ласкового моря рядом с Домом, о магах и их Домах, о школе и о Драконьем Гнезде, главном университете Саэхен и столице Созвездия. Рассказал и о службе наблюдателей, и о работе спасателей, которой он посвящал свою жизнь, пока не был избран принцем Дома. А днем позже и о своей последней экспедиции в мир, где мужчины танцуют друг с другом на круглом деревянном помосте танец, так похожий на танго, и живым на площадь спускается только один из двоих взошедших на помост. А потом рассказывал о трех своих браках и выросших детях. О Тойе, с которой они половину жизни не могли договориться о том, как они друг к другу относятся. И об их странном союзе, в котором они чаще встречаются в лаборатории или библиотеке, чем в постели или хотя бы за столом. Он рассказывал скупо, без подробностей, щадя самолюбие донора. Его-то жизнь не предполагала такого даже как возможности. Она началась в нищете и пренебрежении, продолжалась в презрении и насмешке и закончилась бы позорной и одинокой смертью, не случись рядом тот, кого в этом мире вообще быть не должно. И в любом случае та, которую Макс любил и которая, как он теперь знал, любила его тоже, не узнала бы об этом, потому что, живя на одной планете, эти двое принадлежали к совершенно разным, не встречающимся друг с другом мирам.

   Самым удивительным для старика было то, что на его жизнь нашелся покупатель, который не желал ему смерти, а наоборот, хотел, чтобы он остался во Вселенной хотя бы как чужое воспоминание. Исиан, выслушав это, только улыбнулся:

   - Нас таких двое, хотя мы и не знакомы с ней. Она тоже будет помнить тебя всегда. Просто ее "всегда" короче, она-то не маг.

   За этими разговорами путь до Мадейры прошел незаметно почти весь, осталась одна ночь, но именно ее старик и не пережил. Кристалл, которым стало его тело, принял океан. А Исиан остался с его любовью, его противоречиями, его странными убеждениями и с танго, незабываемым танцем, которому не было места в Саэхен. Говоря правду, Исиан даже не пытался забыть. Ему снилось, как он танцует с высокой и тонкой золотоглазой блондинкой, совершенно не похожей на Тойю. Раз за разом он просыпался от того, что не понимал, кто он такой, принц дома Утренней Звезды или подонок, отребье чужого мира, которому нет места под родным небом. Но пока во сне его мышцы отзывались эхом на грезы, из сновидений в него прорастало то, чему не было места в его жизни. Его сын, зачатый сразу после возвращения с Ла Мунды, рос, и Исиан видел в нем все больше от человека, который не был ему ни родным, ни даже знакомым. Того самого, чье имя мальчик получил при рождении. Исиан не мог заставить себя выкинуть эту жизнь из головы, как не мог и позволить себе проявить в поведении то, что получил от донора. Но как принц Дома ни ограничивал себя, его тайна все равно проступала в его мальчике все заметнее и заметнее. Тойя долго пыталась смириться, потом боролась, сохраняя знакомого ей Исиана для себя и для Дома. Потом не выдержала, ушла. Исиан остался наедине со своей тайной. Он не мог ни оставить Дом, предоставив ситуации развиваться естественным путем, ни почувствовать себя его частью, как это было до Ла Мунды. А маленький Макс постепенно становился копией предыдущего владельца имени и в мелочах, и в крупном. Когда ушла Тойя и появилась Алиса, Макс в одно движение соединил свою судьбу с судьбой девочки из чужого мира. Так же, как и донор его отца. Но возразить Исиан не мог. Да, вокруг Алисы и Макса клубилось знакомое Исиану напряжение, естественное на Ла Мунде между мужчиной без денег и связей и женщиной, принадлежащей к элите. Но в Саэхен это было по меньшей мере неуместно, да и роли перевернулись: его мальчик был сыном принца, а девочка, приведенная им в дом, - практически никем. Возможно, именно это и спровоцировало ситуацию между Максом, Тессой и Алисой. В том, что в Доме завелась гниль, Исиан видел только свою вину. Но вернуться значило согласиться с произошедшим.

   Пока он говорил, закончился лимонад в его стакане, Лейшина допила свой кофе, они успели рассчитаться, выйти на улицу, дойти до дома Марины, войти в квартиру и устроиться на кухне.

   - Ну хорошо, - сказала Лейшина, прикурив пятую сигарету за время его монолога. - А Полина тут причем?

   - Я же сказал, - откликнулся Исиан, глядя мимо нее на дом через дорогу в окне. - Танго. Пусть не идеальное, но настоящее. То, которое должно быть. Макс сказал мне тогда на борту "Римини", что у меня этого больше не будет, а оно есть. Так что я вернусь в Саалан, к ней, хочешь ты этого или нет. А Димитри я вообще спрашивать не стану. Решать будет она. Если она согласится со мной танцевать, я там останусь, если нет, будет другой разговор.

   Марина оперлась лбом на руку, не положив сигарету в пепельницу, и Исиан услышал, как затрещали, сгорая, несколько волосков, прикоснувшиеся к тлеющему табаку. Потом она подняла на него изучающий взгляд:

   - Слушай... а жену тебе никогда жалко не было?

   - Было, - спокойно и честно сказал Исиан. - Как ты уже знаешь, ей это не понравилось.

   - Да и кому бы понравилось, - хмыкнула Марина. - Когда муж, вернувшись, считай, с курорта, внезапно любит какую-то несуществующую идеальную другую, и не просто любит... Вы все так с донорами рискуете?

   - Да, - коротко кивнул Исиан. - Но это не риск. При действительно серьезном риске донор может умереть, а реципиент - сойти с ума.

   - Ясно... - Марина вздохнула, придавила окурок. - И что, у Алисы с твоим сыном так же, как у тебя?

   - Ну, - горько усмехнулся Исиан, - по крайней мере, они живы и, кажется, все-таки вместе.

   - Да черта с два они вместе, - резко сказала Марина. - Ты же не думаешь, что она с ним сойдется, когда у нее муж в куполе до сих пор?

   - Времени у них предостаточно, - философски ответил сайх. - Это смертным приходится решать все очень быстро, потому что их жизнь коротка, а внелетие позволяет размышлять над вопросами, сколько захочешь, и искать нужный ответ, а не довольствоваться первым полученным. Они еще все успеют. Ну что, Марина Викторовна, теперь я могу получить ответ на свой вопрос?

   - Можете, - ответила Лейшина.

   - Можно на "ты"? - страдальчески скривившись, попросил Исиан.

   - Можно и на "ты", это ничего не изменит, - согласилась Марина. - В общем, она на Ддайг, в ддайгском городе. Сперва аборигены ее украли, а теперь она сама не хочет от них уходить. Ей уже два раза предлагали, она отказывается. Я на следующей неделе еду к ним туда, чтобы с ней поговорить, может, меня она послушает...

   - Вот и отлично, - улыбнулся Исиан. - Едем вместе.