Страница 98 из 252
- Никто. Я сам.
- Как?
- По неосторожности.
- Ты хочешь сказать, - улыбнулась настоятельница, - что ты, как дитя из дурной семьи, свалился в Источник и нечаянно выжил?
- Если бы в Источник, досточтимая, - вздохнул Дейвин. - Их посвящают их мертвые.
- Ты упал в могилу? - удивилась Хайшен
- Да. Нет. Не знаю.
- Дейвин, - Хайшен наклонилась к нему и положила ладонь на его запястье. - Давай пойдем щенячьими шагами, так будет быстрее. Хотелось бы все же оставить тебе кусок этой короткой ночи для сна.
- Спрашивай, досточтимая, - граф выпрямился в кресле.
- Когда это было?
- С месяц назад.
- Где это было?
- В городе, в самом центре, в семи минутах пешком от Невского проспекта.
- Как это произошло?
- Мы гуляли с моей, нет, не моей... - Дейвин поморщился, собирая слова, - со знакомой моего друга и донора, Диной, она рассказывала мне о городе. К нам присоединились ее друзья, мы решили продолжить прогулку вместе и зашли в один двор. Дина хотела показать мне рисунки на стенах, но не помнила точно, в котором они дворе. А я обратил внимание на путаницу с номерами лестниц и квартир и спросил о причинах. И одна из ее подруг, присоединившихся к нам, предложила мне посмотреть более внимательно. Я стал приглядываться, сделал шаг в сторону - и наступил не туда.
- Что было там, куда ты наступил? - ровно спросила Хайшен.
- На первый взгляд, обычное покрытие двора, асфальт. Но под ним оказалось небольшое возвышение, на котором я запнулся, переступая. Это возвышение было фундаментом дома когда-то. Дом погиб от взрыва вместе со всеми или почти всеми, кто в нем был.
- Как ты узнал это?
- Увидел, услышал. И почувствовал.
- Что ты видел и слышал? Что чувствовал?
- Вокруг меня была зима. А месяц назад был июль, это летний месяц, Хайшен. Но вокруг меня был холод, осколки камня, обломки дерева, сугробы и стоны умирающих.
- Как ты сумел прервать видение? - Хайшен, казалось, вся превратилась в один внимательный взгляд.
- Я не сумел, - признался да Айгит. - Один из тех, с кем я гулял, столкнул меня руками с этого места и видение прервалось.
- Страшный опыт, - сказала дознаватель. - Но почему ты назвал это инициацией?
- Потому, - медленно сказал маг, - что теперь я не могу перестать их видеть. Не только тех, на место чьей смерти я встал ногами. А всех их: погибших в городе вместе с домами, ждавших погребения на льду их рек, казненных на площадях сотню лет назад и даже раньше и тех, кого казнил князь, придя сюда восемь лет назад... Даже просто погибших на дороге по собственной небрежности в этом году. Я вижу место их смерти, их самих и истории их гибели так же ясно, как если бы кто-то поставил там иллюзию и держал ее для меня.
- Хорошо, Дейвин. Мы продолжим завтра. Я хочу видеть это сама. Ступай спать.
Утром следующего дня, необычно рано для саалан, в половину седьмого, они встретились в комнате, предназначенной для переходов по привязанным порталам.
- В город? - спросила Хайшен.
- Да, досточтимая, - ответил граф, - лучше смотреть там.
От Адмиралтейства они направились на машине через весь Васильевский остров до другой его стороны, до реки Смоленки. И дальше, мимо закрытой станции метро и мертвого квартала за ней. Он сам не знал, куда едет, и ждал подсказки от этих улиц и земли под ними. И земля дала ему знак. Он остановил машину перед перекрестком и повернулся к Хайшен:
- Нам, кажется, назад по улице, досточтимая. И похоже, совсем недалеко.
Она в ответ только улыбнулась и пожала плечами. А потом пошла вслед за ним. Миновав край сквера, или небольшого парка, они шли вдоль стены дома, пока Дейвин не увидел сперва небольшую мраморную доску на стене, а рядом с ней арку. Не читая надпись, он уверенно указал внутрь:
- Туда.
Открывшийся взгляду сад оказался старым и запущенным, им очень давно никто не занимался. Но яблони были все еще крепкими, и в ветвях маленькими лунами сияли почти спелые плоды. Внутри сада, за первыми же деревьями, Дейвину стало тепло. Но Хайшен зябко повела плечами и огляделась, слегка подобравшись. Они пошли по дорожке вглубь и через несколько десятков шагов пришли к скульптуре, стоявшей в центре сада. Маленькая детская фигурка из гранита в явно слишком большой обуви и каких-то не очень надежных одежках держала в правой руке очень небольшой предмет.
Хайшен тихо спросила:
- Что это у нее?
- Хлеб, - так же тихо ответил Дейвин
- Так мало? - прошелестела досточтимая.
- У них больше не было, - почти беззвучно ответил он.
Это место показалось ему достаточно безобидным: тени, населявшие эту небольшую часть города, просто приходили сюда в гости, им нравилось тут отдыхать и вспоминать мирные дни. Он чувствовал, что место швартовки плавучего госпиталя осталось перед мостом через Смоленку и что запахи боли, крови, железа и смерти витают там. А здесь - только яблоки, ягоды и диковины, не привычные ни к этой земле, ни к этому климату. Только тихое торжество живого над смертью. И смерть приходит сюда в образе женщины, чтобы отдохнуть и снять с ветки спелое яблоко, в котором созрела чья-то жизнь, чтобы быть завершенной.
Но когда он увидел взгляд Хайшен, направленный в никуда, и ее руки, сжавшие край плаща, наброшенного на фаллин, он понял, что ей хватило и этого. Обругав себя беззвучно, он бережно взял ее за локоть, скрытый плащом.
- Досточтимая, нам, пожалуй, пора.
Вернувшись в машину, он включил печку и достал с заднего сиденья коньяк в стеклянной плоской фляге.
- Прости, Хайшен, бокала предложить не могу. Есть плед, он теплее брайта.
Она кивнула, с явным удовольствием вытягивая ноги к потоку теплого воздуха.
- Тяжелое переживание, Дейвин. У тебя тоже так было?
- Точно так же, досточтимая, - кивнул он.
- А потом? Чего мне теперь ждать?
Он вздохнул, перевел рычаг в нужное положение и отпустил тормоз. Машина начала плавно набирать скорость.
- Сейчас увидишь. Смотри направо, в сторону воды.
- Но там ничего... - произнесла Хайшен и вдруг прервалась. - О Пророк. У тебя так все время, Дейвин?
- Сейчас уже легче. Бывает, что с утра до вечера видений нет вообще.
- Значит, и у меня со временем пройдет, - она положила ладонь ему на предплечье. - Ничего, граф. Если мы в детстве пережили инициацию, то справимся и с этим.
Следующим утром Хайшен ушла из замка в Адмиралтейство в простом темно-сером фаллине без вышивки, одолженном у кого-то из сестер по обетам. Она отправилась в город с гвардейскими патрулями. И до конца месяца ее не было видно и слышно. Только досточтимые, понимая, что она ходит по городу с проверкой, впали в какую-то обреченную апатию и в кои-то веки не мешали князю и его людям работать.
Полина начала день в плохом настроении. Пока она в ночи шла по коридорам от наместника в школьное крыло, она чувствовала, как где-то глубоко в сознании закрываются очень старые вопросы, но радости эта ясность не приносила. Утром для нее нашлись еще и слова. "Бедная девка" было первым и самым правильным. Лелик, светлая ему память, хоть умер счастливым: он был на своем месте, делал свою работу и знал, что все, что он любил и ценил, сейчас в безопасности. Чего еще и желать мужику. А ценить ему было что. Полина с раздражением посмотрела на себя в зеркало, расчесывая мокрые после душа волосы. А с другой стороны... "Моя русалка", - говорил он в ответ на неудобные вопросы. "Она волшебное существо", - повторял он всякий раз, когда Полина пыталась ему донести, что некоторые вещи выглядят странновато даже совсем постороннему взгляду и что хорошо бы привить барышне хотя бы какие-то представления о границах допустимого и требованиях безопасности. Как, ну как прикажете догадываться, что он сказал не больше, а наверняка меньше, чем видел? С его обаянием подцепить девицу в кафе было проще, чем до двух сосчитать, но у него мало кто задерживался. Да и понятно: за несколько лет до того он пережил фантастически гадкий развод, стремительный и грязный, и завязать отношения у него получалось проще, чем их удержать. Алиса была первым случаем, когда его манера знакомиться и продолжать отношения не дала сбоя. Он даже дал ей целую неделю на то, чтобы привыкнуть к мысли, что они будут спать вместе. Когда после долгой партизанской войны с родней барышни за переезд к нему Лелик привел ее знакомить с подругой и сослуживицей, Полина не увидела ничего особенного: девочка себе и девочка, подранок с придурью, как и все барышни Лелика. Сама Полина не попала в этот список только благодаря навыкам, унесенным с психфака вместе с дипломом, и дрессуре на обязательных тренингах, а так-то все шансы были, хотя бы по сумме полученных повреждений на момент знакомства. Вот только психфак и помешал, и в результате они остались друзьями до последнего дня. До аварии. А Алиса вставала в ряд предыдущих его историй так же естественно, как травинка на газон. Все у них было было обычно и прекрасно, как ледоход на Неве, и так же стремительно, вот только продлилось не полтора месяца, а пятнадцать лет. И главный свой секрет они оставили себе. Теперь даже интересно, как мог выглядеть их быт. Может быть, он заставал ее спящей, приходя с дежурства, а на кухне половник сам собой помешивал кипящий суп, или ножи сами резали салат. Может быть, она взглядом убирала пятна от воды или мороженого с его одежды. Может быть, предметы плыли по воздуху к ним в руки, когда им было лень вставать из постели после близости. А может быть, все это вместе и еще что-нибудь. Что теперь гадать, она не спросила тогда и не будет спрашивать теперь. Что же до Алисы - имея эти способности, было сложно не устроить гостям посмеяться. После гибели Эрмитажа, после откровенной заявки предыдущего наместника "все вы скот и никогда не будете ничем больше", после отказа полиции искать пропавших выпускниц, после демонстративной охоты новой власти в зубровнике в Юкках... А кто бы удержался на ее месте? Лелик тоже скрипел зубами и высказывал разные интересные мысли. Просто он так не мог, а она могла. Самое смешное, что знай он, кто именно устроил эту аварию, он бы подписался под сделанным обеими руками и поаплодировал подходу. Потому что нехрен было господам магам лезть руками в реактор. Ну хорошо, не руками, какая разница. А потом он все равно пошел бы ликвидировать последствия. Потому что кто-то должен был это делать, нельзя же оставить как есть... Они оба погибли за город. Только Алисе еще и умереть не дали. Бедная девка. И с собой он ее не мог взять, конечно, даже будь она в городе. Тем более если знал бы. Бедная, бедная девка. Господи, какой треш. Полина крутила в голове эти мысли в основном затем, чтобы не думать о вещах еще более неприятных и прямо касающихся ее самой. О том, что ее собственная война проиграна.