Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 252

   - Раньше здесь поддерживался ритуальный огонь и все время звучала музыка, впрочем, сейчас сами все поймете, пойдемте вниз.

   За небольшой площадкой, гладко вымощенной гранитом, была широкая лестница вниз. С площадки открывался вид на небольшую низинку, заполненную ровными рядами квадратных холмов. За низинкой была вторая лестница, вверх, и большая статуя женщины, держащей в опущенных руках цветочную гирлянду. Айдиш знал это место по фотографиям и статьям в интернете.

   - Пискаревский мемориал... Полина Юрьевна, зачем мы здесь?

   Она наклонила голову:

   - Сейчас увидите.

   Спускаясь по ступенькам, Айдиш заметил, что от холмов к ним начинает струями плыть туман. Он знал, что это братские захоронения, коллективные могилы, места упокоения многих и многих людей, даже даты смерти которых были обобществлены и ограничивались годом. И этот туман совсем не понравился ему. Полина, заметив его замешательство, сказала, что лучше ему будет идти вслед за ней, и, держась середины центральной аллеи, прошла с ним вместе к монументу Матери-Родины. Встав за подножие скульптуры, она повернулась к своему спутнику.

   - Досточтимый Айдиш, я не хочу давать длинных объяснений о том, кто здесь лежит. Вы можете просто прочесть надписи, - она сделала жест головой в сторону стены, ограждающей статую с обратной стороны от входа. - Прошу вас.

   Она дождалась, чтобы он прошел вдоль стены за спиной монумента и прочитал весь текст на ней, и встала лицом ко входу в кладбище. Айдиш сделал то же самое. Туман уже заполнил всю центральную аллею и дорожки между холмами захоронений и лежал невысоко, ниже вершин холмов, но плотно. Поверхность его шла легкими волнами. Полина, держа руки в карманах куртки, стояла по своему обычаю прямо, как свечка, и глядела на этот туман.

   - Вы знаете, как их на самом деле хоронили? - вдруг сказала она. - Да впрочем, откуда вам знать, у всех вас вечно же ни на что нет времени... Слушайте, что ли. Там, в могильных холмах, земли очень немного. Ровно столько, чтобы росла вот эта мелкая трава, сантиметров десять. Остальное все кости, на метр вверх над землей и на три метра вниз. Трупы складывали слоями, и когда яма заполнялась полностью, отрывали следующую, а предыдущую засыпали и ставили временную табличку с годом, в течение которого она заполнялась. Персональных захоронений очень немного: вот тут, справа, лежат команды двух крейсеров, а во-он там, дальше и правее пруда, где яблони - похоронены летчики. За нашей спиной и далее к северу был аэродром. Улицы проложены после войны прямо вдоль взлетных полос и свободной рулежки. Отсюда пилоты отправлялись на боевые вылеты и дежурства, сюда их и привозили... кого удавалось. Еще в той части кладбища офицеры, медсестры, политруки - все те, кто погиб во время военных действий, и те, кто умер вскоре после войны от ран, полученных при обороне города.

   Маг оглядел мемориал еще раз, попытался сосчитать количество квадратных холмов, запутался и сбился. Некромантка повернула к нему голову:





   - А теперь, Айдар Юнусович, то есть, досточтимый Айдиш, мы с вами спустимся вниз, и, - она повернула к нему лицо, и в ее взгляде был вызов, - я хочу, чтобы вы услышали эту землю. Я настаиваю на том, чтобы вы послушали эти холмы. Для этого надо просто подойти к любому из них и приложить ладонь к земле.

   Он не понимал, что происходит, но спрашивать не было никакого желания. Даже не потому, что она учила его основам местной некромантии, кажется. В основном потому, что место не располагало к вопросам, которые он мог задать осмысленно и выслушать ответ с пониманием. Маг спустился по лестнице вниз и поставил ногу прямо в этот белый туман. Туман был вязкий и прохладный. Он не казался особенно опасным, но зябкость начинала чувствоваться, стоило лишь перестать двигаться. Айдиш прошел два холма, подошел к третьему по счету и приложил ладонь к земле. Видения ворвались ему в голову потоком тьмы, холода, блуждающих в небе лучей прожекторов, омерзительного воя и звуков взрывов, щелканьем метронома, от которого все мышцы сводило холодом, безнадежностью длинных очередей и бесконечно долгих троп среди ледяных торосов, громоздящихся на улицах... Красный мячик, укатившийся из детских рук, и никак не получается встать и пойти за ним, потому что осколок порвал пальто. Ведро, выскользнувшее из вдруг ослабевших не вовремя пальцев и утонувшее в полынье, в квартире дети без воды, нет сил дойти домой, снег, мягкий и теплый. Книга, которой нельзя топить печку, потому что в ней стихи про "что такое хорошо", и так холодно, все время холодно, но пока читаешь - вроде лето и еще нет войны. Бомбардировщики, которые больше не могут прорваться в город, и неважно, что видно только небо и почему-то никак не повернуть голову. Погашенная своими руками зажигалка, шипевшая и плевавшаяся огнем; цепочки зеленых огней в небе, стремительный пробег по дворам, пойманный шпион с ракетницей, вражина, тварь, ненавижу...

   Маг отнял ладонь от земли, хотел было отряхнуть руки, но что-то его остановило. Он стоял между двумя квадратными холмами, смотрел на свою ладонь так, как будто она ему больше не принадлежала - и не мог понять того, что только что пережил.

   - Что это было, Полина Юрьевна?

   - Я не знаю, - она легко пожала плечом. - Это же вы здесь колдун, вот вы мне и объясните.

   Позже, уже в замке, Айдиш чуть не вынул душу из знакомого некроманта, который нехотя поведал, что посмертная греза - именно с ней соприкоснулся директор школы - бывает двух типов: благая и мучительная. Как сны бывают хорошие, а бывают не очень. Благая греза считалась собранной из прижизненных воспоминаний самых лучших моментов, мучительная обычно содержала причины и обстоятельства смерти и ближайшие к ним сюжеты. Для некроманта не было ничего удивительного в том, что живые ощущали связь со своими мертвыми. В конце концов, в Северном Саалан до сих пор чуть не в каждом доме можно было найти землю с Прозрачных Островов, а Святая стража делала вид, что даже не догадывается о такой практике. Но на Пискаревском кладбище лежали люди, которые не могли разделить свои посмертные грезы на благую и мучительную. И значит, не могли выбрать даже из этих двух оставшихся им вариантов. Некромант не был рад это услышать, и Айдишу это тоже совсем не понравилось. То, что местные мертвые готовы были говорить с чужими живыми, его испугало. Если не лгать об этом на конфиденции, то именно испугало. Но пока что он отряхивал ладони и с тупым заторможенным удивлением смотрел на траву холма, безмятежно тянущуюся к серому небу. Полина, стоявшая все это время меньше чем в шаге от его плеча, двинулась вперед по центральной аллее:

   - И тут еще спокойно для начала мая. И всегда было спокойнее, чем где-либо. Это мемориал федерального значения. То есть - был федерального значения. На других кладбищах этого периода сейчас еще веселее. Но это еще не все, смотрите дальше.

   Неожиданный экскурсовод досточтимого Айдиша развернулась и пошла с центральной аллеи мимо двух холмов на дорожку, отделявшую первый ряд захоронений от следующего, виднеющегося за рядом вязов. Там нашлась целая скамейка, на которую она присела сама и кивком головы предложила ему присесть рядом. Когда он занял место, она стала насвистывать какую-то мелодию, простенькую и явно старую, похожую на вальс. Услышав отзвук мелодии в шуме веток, еще не набравших листву, а затем и в шелесте ветра по траве, он почувствовал себя очень неспокойно. Это была чужая магия. Плохая чужая магия. Поняв, что он различает шелестящие голоса, подпевающие ей, и даже, кажется, может узнать слова, он не поверил и прислушался. И услышал: "и мне не раз снились в предутренний час кудри в платочке, синие ночки, искорки девичьих глаз..."

   Да, подумал он. По крайней мере этот приговор был совершенно точно заслужен и полностью справедлив. И она продолжала не понимать, что делает. Досвистав мелодию, видимо, до конца текста, она выдохнула и облизала рот. Айдиш надеялся, что она сделала все, что хотела, и они могут наконец уйти из этого странного места, но оглядевшись, понял, что шелестящие голоса и летающие во все стороны одновременно легкие ветерки все еще рядом, их очень много и они почти вплотную к скамейке. Ему стало совсем не по себе, и поддержало его только то, что чистый негромкий женский голос у него за плечом повел другую мелодию.