Страница 169 из 252
Хайшен тихонько вздохнула:
- Ни один ваш врач не поверит, что маркиз Унриаль еще жив после всего, что с ним произошло, а мне его еще опрашивать. Я хочу понимать хоть что-то, а не сражаться с косностью сознания очередного местного умника, добывая пару понятных слов.
- Ты еще и опрашивать его намерена? - Полина подняла брови.
- Конечно намерена, - ровно ответила Хайшен. - Наместник меня за этим и вызвал.
Полина некоторое время молчала, глядя на Хайшен очень неприятным взглядом. Досточтимая уже решила было спросить, чем она вызвала раздражение собеседницы, когда та решительно сказала:
- Не могу сказать, что мне нравится эта перспектива, но считаю себя обязанной присутствовать при вашем разговоре. Не потому, что мне интересно его содержание, а поскольку ты сейчас заявила намерение опрашивать больного и физически слабого человека. Ты не имеешь опыта наблюдения людей в таком состоянии, и если даже не убьешь его разговором, то легко можешь повредить ему. Закон моей профессии требует, чтобы я противостояла этому по возможности.
- Хорошо, - легко кивнула Хайшен, - тогда пойдем к нему.
- Прямо сейчас? - удивилась Полина.
- Я собиралась говорить с ним сразу после встречи с тобой, - кивнула Хайшен.
"Ну держись, звезда моя, - подумала Полина, - это сказка, у нее свои законы, за языком надо было следить лучше. Что уж теперь поделать, пойдем... куда напросились".
Она помнила первого наместника края легким на улыбку, обаятельным и очень красивым и была склонна частично списывать его качества на общее для всех сааалан умение нравиться, а отчасти считала его недалеким и легкомысленным. Разумеется, наркоманов она видела неоднократно и предполагала, что увидит человеческую руину, в которой почти не осталось личности, и хотела просто избавить живое существо от бессмысленного страдания. И ошиблась. В комнате, напоминавшей ее палату всем, кроме полного отсутствия декора на стенах и крохотного окошка под потолком вместо огромного окна госпитальной палаты, на постели, застеленной небеленой казарменной бязью, полусидел живой человек с острым и внимательным взглядом. Да, как любой бывший наркоман, он выглядел иссохшим, вокруг глаз у него залегли впечатляющие черные круги, а рот был покрыт черными корками, но этот человек не был ни мертвецом, ни овощем.
- О, Хайшен, - сказал он глубоким, чуть резковатым голосом, - кто это с тобой?
Унриаль да Шайни встречался с Хайшен лично еще в столице за звездами. Несколько раз он был у нее в монастыре по каким-то надобностям матери или деда и однажды давал объяснения по поводу дуэли, которую судил. Сейчас с ней вместе пришла какая-то незаметная женщина из местных, которую настоятельница представила как мистрис, то есть, заключил маркиз, она закончила здешнюю высшую школу. Женщина была одета во что-то очень приличное по местным меркам и совершенно бесцветное на сааланский взгляд. Хайшен сказала, что эта мистрис будет присутствовать и следить, чтобы разговор не утомил выздоравливающего. Мистрис взяла стул, села в углу и перестала быть заметной в своей одежде цвета сухого песка на фоне стены, облицованной плиткой из местного желтоватого камня. Очередной врач, решил маркиз и перестал обращать на нее внимание.
Разговор длился не больше двадцати минут. Дознаватель едва успела завершить формальную часть, как Полина сказала "достаточно". Маркиз удивился - он совсем не чувствовал себя уставшим. Но беседа сразу же прекратилась. Хайшен, кивнув женщине, сказала ему: "Продолжим позже, отдыхай" - и обе ушли. Когда за ними закрывалась дверь, потолок над маркизом привычно плыл куда-то вправо, и окно качалось.
Проходя через холл, Хайшен спросила Полину, как найти того, кто продал эту дрянь первому наместнику края. Полина замялась. Хайшен понимающе улыбнулась.
- Да, ты права. Это ждет до кабинета.
Дойдя до своих апартаментов и вернувшись в кресло, которое она заняла, начав разговор с Полиной, дознаватель вопросительно взглянула на женщину:
- Итак?
- Э-эмм... - протянула та.
- Что такое? - Хайшен приподняла брови.
Полина глядела в угол и на лице у нее было какое-то очень странное выражение, свойственное скорее Алисе Медунице.
- Ну во-первых, - выговорила она, - у меня на портале этого не было, то есть они торговали на свой страх и риск сами, мы не знали толком ни их оборота, ни сетей распространения. Во-вторых, за попытки этим торговать через "Ключик" у нас был очень короткий разговор, охрана портала даже не всегда меня ставила в известность.
Хайшен улыбнулась:
- Ты пытаешься не сказать, что ты лично могла приказать дать смерть продавшему?
Полина, глядя в чайный стол, протянула:
- Ну да...
Дознаватель качнула головой:
- Не понимаю, чего тут стесняться. Давай попробуем найти следы хотя бы мертвого?
Полина вздохнула.
- Я скажу тебе все, что знаю, а дальше ты сама, хорошо?
- Как скажешь, - улыбнулась Хайшен. - Позволишь присутствовать Дейвину да Айгиту?
- Да, конечно, - обреченно кивнула Полина.
Граф оказался не то чтобы свободен, но пришел сразу, кротко сказав настоятельнице вместо приветствия, что в следующий раз он все же предпочтет доесть свой обед горячим. Хайшен, принеся ему довольно формальные извинения, немедленно приступила к делу. Следующие сорок минут Полина отвечала на их вопросы о веществах, людях, ценах, регламентах сделок и путях распространения. И очень радовалась тому, что об именах и адресах ее не спросили ни разу: она их просто не знала и подозревала, что ей вряд ли поверят, предполагая, что в ответ на отказ назвать имена трясти начнут уже всерьез. Не то чтобы она боялась этого, но теперь, после трех недель в больнице, у нее не было уверенности в своих возможностях сохранить достоинство. Потом ее отпустили отдыхать. Дейвин сам поставил ей портал в школьное крыло, и, шагнув в молочное окно, она оказалась в холле.
Попрощавшись с Полиной, Хайшен сказала:
- Ну что же, граф. Теперь нас ждет серия бесед с твоими местными коллегами. Отчасти о том, что она нам рассказала, отчасти по ее собственному делу. Я знаю, что здесь так не делают, но времени у меня немного, так что придется объединять темы.
Дейвин, представив себе визиты досточтимой на Литейный, на Октябрьскую набережную и по всем городским РУВД, затосковал. Ему было очень жалко коллег, но сделать для них он мог немного. Во-первых, он предложил дознавателю все же отказаться от объединения тем визитов и все вопросы о "снежке" решить по телефону, тем более что все равно адресовать их надо отдельным людям, никак не связанным с историей судебного преследования мистрис Бауэр. Так он выиграл время для того, чтобы предупредить Ивана Кимовича и Данилу, что к ним идет сааланская инквизиция, хотя бы иносказательно. Данила Борисович отреагировал на звонок коллеги адекватно, то есть ничего не понял, но как-то подобрался и отдал распоряжение привести в порядок документацию по совместным производствам с сааланцами. Иван Кимович не понял, в чем проблема, и легко ответил: "Да пусть приходит, это в моей жизни будет даже не десятый проверяющий". Граф, услышав это, горестно вздохнул в трубку:
- Иван, я тебя предупредил. Это все, что в моих силах.
В пятницу у меня был наряд в прачку. Сидя перед вращающимся барабаном, я пыталась понять, что и к кому на самом деле я чувствую. Понятен был только да Айгит. Его я боялась. Со всеми остальными было гораздо сложнее. Асана при ближайшем рассмотрении оказалась довольно милой теткой, незатейливой, но понятной, как фонарный столб. Из наших я видела с такими характерами только мужиков, а она при всей своей простоте была девочкой до мозга костей, привязчивой и верной. Князя она явно любила, и да Айгит, кстати, тоже. Причем они совсем не ревновали его друг к другу, хотя Асана временами ухитрялась одеться так, что у Димитри в ее сторону заметно дергался глаз. А я сама уже и наорать на него успела, и приревновать к Полине, и устроить ему головную боль несчетное количество раз. Я не могла назвать мое чувство к нему любовью, любовь я знала, она никуда не делась из меня, и теперь, когда у нее снова появилось имя и даже лицо, я точно могла сказать, что к Димитри у меня не это. Мне не было рядом с ним ни легко, ни тепло. Он вел себя честно - на сааланский лад. И его не в чем было упрекнуть по нашим законам, по крайней мере, пока мне не восстановили гражданство, но назвать чувство к нему любовью у меня не повернулся бы язык. Я ревновала его, как врага. Как человека, с которым надо доспорить. Такого со мной никогда не было - в школе я успешно миновала все эти подростковые терки, попав в Созвездие, на практике и во время работы наблюдателем было совсем не до того, а потом я встретила Лелика, и мысль о том, что если надо объяснять, то объяснять уже поздно, угнездилась во мне до самого копчика. И тут вот - на тебе. С этим было сложно, и я решила, что отнесу это Полине, но уже в ноябре, наверное. Говорить об этом с Хайшен или хотя бы с Нуалем я почему-то не хотела.