Игра в бессмертие

— Господи, Клим…

— И у меня есть доступ к учётке одного из админов.

Затворник вздохнул, почесал подбородок. Искоса на меня глянул:

— Куда именно ты хочешь попасть?

— В Яму дьявола. Мне туда надо спуститься с напарницей и кое–что взять.

— Неужели прибор, за который воюют кланы? — Затворник выглядел разочарованным. — Хотя нет — не стал бы ты из–за этого нанимать хакера…

— Не стал бы, — подтвердил я. — Дело не в приборе, Затворник. В чём конкретно, не скажу… да я, если уж честно, и сам не знаю. Но это вопрос жизни и смерти. Не исключено, что в прямом смысле.

Затворник хмурился и молчал.

— Ты как–то взламывал «Битву за рай», — продолжил я, — стал невидимым для неписей и других игроков. Сможешь провернуть это в «Адреуме»?

— Ты и об этом пронюхал? — брюзгливо (но не без гордости) бросил Затворник. — Ну взламывал, было дело… Между прочим, из сугубо идеологических соображений: они выставили Камило Сьенфуэгоса идиотом!

Я решил не уточнять, кто такой Сьенфуэгос — а не то бы нарвался на лекцию об анархизме. Видимо, соратник Кастро и Че Гевары: «Битва за рай» швыряет геймеров в пламя Кубинской революции.

— Ну так как? — спросил я. — Сумеешь это повторить?

— Суметь–то сумею… — признался Затворник. — Да только вот здесь, — он ткнул себе в лоб указательным пальцем, — включился персональный радар неприятностей. И знаешь, что он советует?

— Держаться от меня подальше? — смекнул я.

— Хуже. Он советует тебя послать.

— А выключить его можешь? Ну хотя бы по дружбе?

Затворник тоскливо на меня посмотрел.

— Мерзавец ты, Ларин… Таким, как ты, гореть в аду.

— В буржуйке самого дьявола, — подтвердил я. — Жариться без права на апелляцию.

Затворник махнул рукой. По его взгляду я всё понял:

— Спасибо, старик.

— От дополнительных ста штук не отказываюсь, ясно?

— Само собой.

Затворник с досадой уточнил:

— Когда ты хочешь попасть в Яму?

— Чем раньше, тем лучше, — я вновь подумал о Кэсс — точнее, о творившихся с ней «метаморфозах». — Если можно, сегодня.

— Пришли мне свой адреумский ник. Вместе с ником своей… напарницы. Естественно, с паролями.

— И с данными админской учётки. Через пятнадцать минут пришлю. Ты только звуковые уведомления не выключай.

Об отключении уведомлений я упомянул не зря — была у Затворника такая привычка.

— Поучи меня ещё… — проворчал он. — Всё, проваливай. Переведёшь деньги — начну работать.

Чтобы телепортировать меня из локации (своим глупым правилам Затворник не изменял), он открыл интерфейс и стал быстро касаться невидимых мне символов. Я слегка заволновался. В прошлый раз он отправил нас с Кэсс в музей, но теперь, судя по его настроению, мне сулило оказаться в болоте.

Готовясь к худшему, я уставился на фотопортрет Кнежик — и будто наткнулся на её взгляд: твёрдый, сочетающий ум и харизму. Не по–женски волевой и буравящий насквозь.

Я поёжился. Неудивительно, что эта дама развелась после пары лет брака…

— Слушай, Затворник… — у меня вдруг возник вопрос. — Ты ведь уверен, что ВИРТУС губителен для человечества. Так зачем же создал его музей, да ещё и с фото Кнежик во всю стену?

— Что вредно для всех, то полезно для одного, — философски заметил Затворник. — ВИРТУС меня кормит, причём сытно. А что до Кнежик… — тут он внезапно подобрел: — Знаешь, я ею восхищаюсь.

— Ты?.. Восхищаешься?.. — изумился я (до сего дня я полагал, что восхищения Затворника мог удостоиться разве что Прудон).

— Ты читал её биографию? — отвлёкшись от интерфейса, Затворник глянул в мою сторону. — Или хотя бы статью в «Википедии»?

Я постыдился сказать, что не читал даже статью — хотя что в этом такого? В конце концов, многие ли пользователи «Майкрософта» прочли в своё время биографию Билла Гейтса?

— Невежда… — заключил Затворник. — Эта женщина в жизни хлебнула столько, что нам с тобой и не снилось. Отец алкаш, а дура–мать вкалывала на двух работах, чтобы семью прокормить. Любила его, видите ли… даже уехала ради него из Польши: её будущий муженёк учился там по обмену. Но после их свадьбы он опустился: мало того, что в бутылку нырял, так ещё и в карты поигрывал. А это был конец девяностых: тогда можно было сыграть в «Дурака» и лишиться жилья. Правда, до этого не дошло, но из–за его гулянок семья вечно бедствовала. Ну а в две тысячи девятом случилась авария… — тут Затворник сделал паузу. — Неужели ты и про это не знаешь?

— Что–то слышал, — я напряг память. — Отец Кнежик вроде напился и чуть не угробил себя и дочь.

— Вообще–то только дочь, — мрачно уточнил Затворник, — сам–то он отделался синяками. Спьяну решил отвезти её в школу… трезвым бы он до этого не додумался. Девочка ехать с ним не хотела, так он заставил. А помешать было некому, потому что мать на работе была.

Затворник помолчал, будто собираясь с мыслями. Затем продолжил:

— На перекрёстке этот урод погнал на «красный»: то ли проскочить хотел, то ли в башке что–то заклинило… И в него врезался джип. Руль–то у них был справа — они ж в Новосибирске жили, а там многие ездили с правым рулём, ну а джип их с левой стороны долбанул… как раз там, где сидела Кнежик. Она потом восемь операций перенесла. Два года пропускала школу, — тут Затворник едко хмыкнул: — Хотя это и к лучшему: Кнежик ведь была гением… А у наших училок любой гений расхочет быть гениальным.

Он умолк, и я спросил:

— Как же она добилась таких успехов в науке, если школу пропускала два года?

— Наверстала, — пожал плечами Затворник. — К тому же большую часть знаний Кнежик почерпнула из интернета. Она потом часто говорила, что Всемирной паутине обязана каждым своим достижением: интернет стал её школой. И он же пробудил в ней мечту о виртуальности. О новом мире, где ей хотелось бы спрятаться.

— Спрятаться?.. — повторил я.

— Спрятаться, раствориться… Дословно не помню. А что?

Я покачал головой, опять думая о Кэсс: раствориться в новом мире — разве не это с ней случилось?.. Уж она тут так спряталась, что днём с огнём не найдёшь.

— Повзрослев, — сказал Затворник, — Кнежик взяла фамилию матери, а отца ненавидела до конца его дней… да и своих, думаю, тоже. Она вообще ненавидела пьяниц: на полном серьёзе заявляла, что обществу нужен сухой закон. Ходят слухи, что она даже не пробовала алкоголь. Ни разу в жизни, представляешь?

— Не очень, — честно сказал я.

— Ну да, — укоризненно бросил Затворник, — тебе это представить сложно… Но гений — он на то и гений, чтобы быть слегка сдвинутым. А уж Кнежик с её загубленным детством имела на это полное право.

Тут я мысленно согласился.

Внимание Затворника вернулось к интерфейсу; он стал жестикулировать, будто дирижёр. Про себя я порадовался, что не вижу иконок: лучше не знать, куда он меня отправит.

Но Затворник меня телепортировал в сквер… правда, заброшенный, с парочкой зомби. Я снёс им головы куском арматуры, непонятно с какой стати валявшемся рядом. Разумеется, это было удачей — или заслугой Затворника: побеседовав о Кнежик, он и впрямь подобрел.

Когда я вернулся в Убежище, Кэсс ещё не проснулась. Мой пиджак она сбросила, разметавшись по кровати. Сейчас она спала спокойно, но до этого ей явно снился кошмар.

Будить её я не стал.

Сев на стул, я невольно ею залюбовался.

Кожа Кэсс была синей в свете пульсара. Бретелька кружевного платья — того, что пришло на смену стимпанковскому костюму — сползла на плечо, рука свисала до пола. Тёмные локоны разметались по лицу и подушке; у правой части буквы «V», образованной декольте, пугливо пряталась родинка, а её младшая сестра темнела чуть заметной точкой на оголившемся бедре.

«Она — виртуальная…» — напомнил внутренний голос.

Если честно, звучал он жалко… И не только из–за вполне понятных инстинктов. Видно, я привыкал к мысли, что Кэсс не более виртуальная, чем я сам.

Но тут на ум мне пришло вот что: а не погибни Кэсс в реале — что тогда? Считал бы я ту Кэсс, что лежала передо мной, настоящей? И, если да, то выходит, настоящими они были бы обе?