Игра в бессмертие

Оставив «Ладу» на стоянке, я вернулся домой и закатил пир: салат, гречка с курицей, минералка. Макароны по–флотски остались на ужин. Сначала я запью их чаем, а затем войду в ВИРТУС и натрескаюсь вдупель. В крайнем случае напьюсь, когда покончу с этим делом (а интуиция подсказывала, что шансы покончить с ним у меня есть… впрочем, хватало и шансов на то, что кто–нибудь покончит со мной).

Под шум дождя я сел в гейм–кресло.

— Барон, ко мне! — донеслось вдруг со двора.

Голос был звонкий, мальчишеский. Ему ответил второй такой же — заливистым, задорным смехом… Смехом, в котором была жизнь.

Сквозь боль я выдавил улыбку.

Олег и Костя, близнецы… Дети моих соседей. Хорошие ребята… и вообще, семья у них хорошая. Замечательная семья.

Что там говорила Кэсс — в ВИРТУСе тоже можно создавать семьи?

Чушь и бред. Самообман. Эликсир из пустых слов, которыми она себя утешает.

Нельзя их там создавать. Даже спиртное в виртуальности — суррогат, пусть к нему и привыкаешь. Но если мы привыкнем к виртуальным отношениям, мы сами станем суррогатом.

«Ни за что и никогда», — вновь подумалось мне.

— ВИРТУС-вход!

Глава 10

Лёгкий, приятный зуд в спине, ощущение невесомости. Кратковременный экстаз. Желание обратить этот миг в век.

Потом — комната.

«Выбрать сегмент ВИРТУСа», «Помощь», «Покинуть ВИРТУС».

Я вошёл в первую дверь.

Космос объял меня своей мощью: властность тьмы, игривость света. Радостно сияли звёзды, ярко голубел пульсар; если честно, я не знаю, каков он в реале (может, в видимом диапазоне пульсар светит иначе?), но дизайнеры ВИРТУСа выбрали зрелищность. И не прогадали.

Под звуки «Похода» я взял кусок мела, паривший рядом со мной — и вывел в пространстве слово «Адреум».

Меня толкнуло в бесконечность. Зависнув над нужной мне планетой, я стремглав понёсся вниз.

Полёт… мелькание созвездий… свет и мрак…

И выбиралка.

Выбиралка была не такой, как во «Фрее»: тот сегмент фэнтезийный, а «Адреум» — стимпанк… точнее, полустимпанк–полувестерн. Но выбиралка тут стимпанковская, без всяких «полу».

Я очутился в мастерской — ну или в каком–то месте, очень на неё похожем: гудят паровые машины (шестерёнки, валы, вентили), вьются под потолком трубы, а за окном в завесе смога плывёт дирижабль. На стенах — барометры (почему–то их много), пол щетинится рычагами. Пахнет металлом и машинным маслом.

Обойдя колёсный стол с причудливой лампой, я подошёл к дальней стене.

Тут выстроились аватары, стоящие в застеклённых нишах. Над каждым блестела табличка из меди с выбитыми характеристиками персонажа. Но читать их смысла не было: я уже знал, кто мне нужен.

Идя вдоль стены, я мимоходом отмечал броскость костюмов: металлические маски в пол–лица, кожаные жилеты, странные головные уборы с заклёпками и какими–то шлангами, двуствольные «дерринджеры», зачем–то выставленные напоказ — как будто кобуру нельзя было скрыть… Каждый третий аватар был в гогглах (в очках вроде тех, что носили когда–то пилоты и машинисты). Одну руку некоторым заменял протез со встроенным оружием.

Миновав эти памятники геймерским грёзам, я остановился у с виду безобидного аватара.

Это был шпион в щегольском светлом костюме, широкополой шляпе и остроконечных туфлях. И туфли, и костюм, и шляпу я выбирал когда–то сам, вдохновляясь Акуниным — точнее, его романом «Смерть Ахиллеса»: там Фандорин, появляясь в первой главе, одет точно так же. Правда, шёл он с тростью, но я решил, что она мне будет мешать.

В честь Фандорина (и из любви к акунинским книжкам) я своего аватара и назвал: Фандор. А шпиона я выбрал из–за его скрытности и возможности быстро прокачать ловкость.

Ткнув в него пальцем, я стал Фандором, оставив, как и с Хьюнгом, своё лицо: функцию «сохранить лицо игрока» я включаю во всех сегментах.

Секунд десять я привыкал к новому телу — пружинистому, как у гепарда. Потом велел:

— Начать игру.

На месте ниши, где был Фандор, открылась дверь, и я шагнул в хлынувший на меня свет.

В «Адреуме» было утро — туманное, мрачное и к тому же осеннее: здешний сезон совпал с московским.

Я стоял в тёмном проулке, служащем аналогом респа — хотя в нём, как и во «Фрее», не воскресали. Впереди шумела улица, а за ней был отель: тёмно–серые балконы, колонны, эркеры. Фронтон венчала бронзовая химера, дверную арку — барельеф. С крыши скалились горгульи.

Покинув проулок, я глянул по сторонам.

Одежда неписей–прохожих словно бы сошла с экрана, где шёл фильм о девятнадцатом веке (или, возможно, о начале двадцатого): пальто и цилиндры, строгие платья, фраки, сюртуки, перчатки… Мелькали и суконные кепи рабочих, но в меньшем количестве: район считался респектабельным, а потому и работяг среди местных энписи было мало.

Зато слева над улицами густел смог: где–то там дымили фабрики. Ещё дальше, на холме, стоял Стальной замок — именно Стальной, как его тут прозвали: сквозь дым и туман проступала лишь верхняя его часть, а где–то внизу гудели машины, о назначении которых мало кто знал. Но как раз тем машинам город обязан своим названием: Стимкастер («steam» — ясное дело, «пар», а «caster» — видоизменённое «castle»: «замок»). Этот замок и правда на треть стальной, хотя кровля с куполами отлиты из меди (не жёлтой, а оксидированной, с тёмным оттенком); вдоль его стен змеятся пароотводы, которые издали — а видно их издалека — можно принять за дымоходы и водостоки. Непонятно, каким чудом, но в готический антураж города это вписалось.

Ну а справа текла река. По ней плыл пароход с гребным колесом и огромной трубой, наводящей на мысль о Фрейде: он бы точно нашёл, что сказать о геймдизайнере, выбравшем эту модель парохода.

Налюбовавшись пейзажем, я вошёл в отель — в тот самый, о котором мы говорили с Кэсс: «Грин Хаус». Вот уж не знаю, кто его так назвал… Зелёная тут разве что ливрея швейцара, открывшего передо мной дверь.

Роскошный вестибюль кишел энписи: будущими постояльцами и разносящими багаж коридорными. В больших креслах у камина чинно беседовали дамы, одетые в платья Викторианской эпохи. Администратор за стойкой регистрировал клиентов.

Я встал в тянущуюся к нему очередь. Не лишним будет заказать номер: хорошо, когда можно отдохнуть и подумать, не выходя в реал. К тому же тут транспортная развязка — всё–таки это центр города… В общем, место удобное.

Но толком заселиться я не успел.

— Вы почему так долго? — возмутилась Кэсс.

Она подскочила откуда–то слева, словно решила меня напугать. Развернувшись к ней, я замер: на Кэсс был потёртый ковбойский жакет, джинсы, шнурованные сапоги и шляпа. Она сошла бы за бандитку времён Дикого Запада — сексапильную и дерзкую. Если бы Кэсс грабила дилижансы, пассажиры–мужчины охотно бы расставались с деньгами… А потом ездили бы тем же маршрутом в надежде на повторный грабёж.

— Почему так долго? — повторила Кэсс. — Вы сказали, что выйдете в реал пообедать, а сами пропали на два часа!

— Были причины… — буркнул я.

О дроне я умолчал: незачем ей это знать. А о встрече с Лоцким поленился рассказывать.

— Ладно, — бросила Кэсс, — время ещё есть… Идёмте!

— Куда?.. — не понял я.

Она стала сбивчиво объяснять:

— Я купила билеты на поезд. Во «Фрее» мне пришлось экономить, но в «Адреуме» я при деньгах: вот, поглядите, — Кэсс достала из кармана билеты с пометкой «первый класс». — Видите, раскошелилась… «Ист Райдинг Лимитед», курсирует по маршруту Стимкастер — Занбург. Отбывает в десять утра!

— Куда отбывает?.. — тупо спросил я.

Кэсс удивилась:

— Как куда?.. На станцию, ближайшую к Яме дьявола. К каньону, где лежит бинокль.

Я вздохнул.

Между тем очередь дошла до меня. Оказавшись у стойки, я снял номер. Кэсс, плотно сжав губы, буравила меня взглядом.

Расплатившись бумажными кронами — здесь в ходу эта валюта, — я дождался, пока выдадут сдачу, и шагнул к ней: