Левиафан

– «Божья молния»? – снова проницательно переспросил Президент, вспоминая, как в прежние годы его приглашали ораторствовать на митингах этой организации.

– И тайная группа, которая в нее внедрилась и захватила там власть, – культ Желтого Знака. У нас есть основания полагать, что через несколько часов в Лондон прибудет английский разведчик по фамилии Чипе, который привезет с собой компромат на большинство тайных агентов культа Желтого Знака в правительстве Великобритании. Понимаете, сэр, это международный заговор.

– Международный заговор? – еще проницательнее переспросил президент.

А в Центральном парке наш старый приятель Перри спрыгивает на землю, хватает орешек, брошенный Августейшим Персонажем, и быстро обегает три круга вокруг дерева на случай, если этот друг-возможно-враг вытащит пистолет и начнет стрелять…

А тем временем в вышине, выше самых высоких калифорнийских гор другой аспект моего сознания парит, словно крылатая поэтическая строфа. Каким-то образом мне ведомо больше, чем сейсмографу доктора Тролля, ведь я последний, действительно последний. Экологи правы: мой вид не просто под угрозой исчезновения, он практически исчез. За последние годы мои чувства невероятно обострились: это уже больше чем инстинкт. Я кружу, я кружу, я парю, закладываю виражи, падаю камнем и плыву. Я (и это для меня большая редкость) не думаю о рыбе, поскольку в настоящий момент сыт. Я кружу, я кружу, думая о полете, свободе и, менее ясно, о плохих вибрациях, поднимающихся откуда-то снизу. Что, у меня должно быть имя? Что ж, тогда зовите меня Хали Один. Я – последний белоголовый орлан haliaeetus leucocephalus, некогда символ Римской империи, а ныне – Американской империи. Впрочем, ни то, ни другое меня не волнует, меня волнует лишь моя свобода, а в головах у римлян и американцев никогда не было ничего, кроме самых путаных и извращенных идей. Я, Хали Один, покрытый длинными зеленоватыми перьями, кружу и кричу – не от ярости, не от страха и не от злости. Я кричу от восторга, от невыносимого восторга, вызываемого тем, что я существую, и эхо несет этот Крик от горы к горе, все дальше и выше. Мой Крик не понять никому, кроме представителей моего вида, вот только некому его понимать, потому что их не осталось. Но я все равно кричу, пронзительным криком Шивы-Разрушителя. Я – истинный лик Вишну-Хранителя и Брахмы-Создателя, ибо в моем крике – не жизнь и не смерть, а жизнь в смерти, и я одинаково презираю Перри и Августейшего Персонажа, белок и людей, которым не дано подняться ввысь, в небо, и познать муку и радость превосходства моей свободы.

Нет – потому что они ломали Билли Фрешетт медленно и уродливо и сломали Мерилин Монро как если бы в нее ударила яркая молния Они ломали папу и они ломали маму но черт на этот раз я имею в виду именно это им меня не сломать Нет даже если с Саймоном лучше чем с любым другим мужчиной даже если он знает больше чем любой другой мужчина из всех, кто у меня был Нет это не может быть он это не может быть даже Хагбард который кажется королем цирка самим Распорядителем Манежа и хранителем последнего секрета это вообще не может быть мужчина и ей-богу это не найти в полиции Мистера Чарли Нет это темное как моя кожа и мрачная как судьба которую мне навязали из-за цвета моей кожи но что бы это ни было я могу найти это только в одиночку Боже в тот раз крыса укусила меня пока я спала Папа чуть не плача кричал Я убью этого вшивого хозяина Я убью этого подонка я вырву его белое сердце пока мама в конце концов не успокоила его Нет тогда он немного умер Нет было бы лучше если бы он убил хозяина Нет даже если бы его поймали а его бы поймали Нет даже если бы он умер на этом проклятом электрическом стуле и мы сели на пособие Нет человек не должен позволить чтобы такое случилось с его детьми ему следует быть реалистичным и практичным Нет неважно насколько он хорош неважно насколько чудесен оргазм в глубине моей души всегда будет свербить что Саймон белый Нет белый радикал белый революционер белый любовник какая разница все равно получается белый и это не кислота это не настроение в том смысле что черт рано или поздно надо решать в чьем ты трипе в чужом или в своем собственном Нет и я не могу вступить в Божью молнию или даже в то что осталось от былого Движения за Освобождеие Женщин я хочу сказать черт что процитированное Саймоном стихотворение сплошная ложь Нет неправда что человек не остров Нет правда в том что каждый человек есть остров а особенно каждая женщина есть остров и тем более каждая черная женщина есть остров

23 августа 1928 года в особняке Дрейка, что в старом районе Бикон-Хилл, дворецкий Рэнсид сообщил своему хозяину довольно неприятное известие.

– Дьявольщина, – такова была первая реакция старого Дрейка, – значит, теперь он папист?

Второй заданный Дрейком вопрос прозвучал несколько менее риторически:

– Ты в этом абсолютно уверен?

– Вне всякого сомнения, – ответил Рэнсид. – Служанки показали мне носки, сэр. И туфли.

В тот вечер в библиотеке особняка произошел диалог, который отнюдь не напоминал разговор по душам.

– Ты собираешься возвращаться в Гарвард?

– Пока нет.

– Но ты хотя бы намерен показаться другому аналитику?

– В наше время они называют себя психиатрами, отец. Нет, вряд ли.

– Черт побери, Роберт, что же все-таки произошло на войне?

– Много разного. Во всяком случае, она принесла нашему банку прибыль, так что не стоит беспокоиться.

– Ты теперь красный?

– Не вижу в этом никакой выгоды. Сегодня Штат Массачусетс за такие взгляды убил двух невинных людей.

– Невинна была только моя тетушка Фанни. Роберт, я знаю судью лично…

– И он придерживается точки зрения, которой и должен придерживаться друг банкира…

Наступила долгая пауза, во время которой старый Дрейк затушил сигару, которую едва раскурил.

– Роберт, ты знаешь, что болен. -Да.

– Что означает последняя выходка – стекло и гвозди в обуви? Если бы твоя мать узнала, она бы умерла.

Они снова замолчали. Наконец Роберт Патни Дрейк нехотя ответил: – Это был эксперимент. Ступень развития. Индейцы сиу во время Солнечного Танца делают и похуже. Точно так же поступают многие парни в испанских монастырях и, среди прочих, йоги в Индии. Но это не решение вопроса.