Левиафан

На этот раз на мостике рядом с Хагбардом стояла Мэвис. Когда Джордж вошел, Хагбард неторопливо убрал руку с ее левой груди. Джорджу захотелось убить его. Спасибо хоть Мэвис не тискала Хагбарда. Вот этого Джордж не пережил бы. Наверняка он врезал бы Хагбарду, проверяя на практике свое новообретенное мужество, и одной Богине известно, какой удар каратэ, йоги или магии получил бы в ответ. Кроме того, должно быть, Хагбард и Мэвис любовники. Кого, как не Хагбарда, выберет в качестве основного любовника такая женщина, как Мэвис? И кто, если не Хагбард, сумеет ее удовлетворить?

Мэвис приветствовала Джорджа дружеским объятием, от которого у него заныла вся передняя половина тела. Хагбард показал на надпись, высеченную в каменной стене подводной пещеры. Она состояла из символов, неизвестных Джорджу, но над надписью он увидел нечто знакомое: круг с перевернутым трезубцем внутри.

– Символ мира, – сказал Джордж. – Я не знал, что он такой древний. – В те времена, когда его создавали, – отозвался Хагбард, – он назывался Крестом Лилит Велькор и означал, что любой, кто попытается спорить с иллюминатами, подвергнется самым страшным пыткам, которые они смогут придумать. Лилит Велькор стала одной из первых их жертв. Они распяли ее на вращающемся кресте, очень похожем на этот.

– Ты однажды говорил, что на самом деле это не символ мира, – сказал Джордж, задумчиво провожая глазами надпись, – но я не знал, что ты имел в виду.

– В кружок Бертрана Рассела входил иллюминат-«дирижер», который и подбросил им идею, что круг и трезубец – прекрасный символ, который могут нести участники Олдермастонских походов. Это было сделано весьма расчетливо и тонко. Если бы члены Комитета за ядерное разоружение немного подумали, зачем им вообще нужен какой бы то ни было символ… Но Рассел и его сторонники купились. Они не знали, что трезубец в круге на протяжении тысячелетий был традиционным символом зла у сатанистов «левой руки». Среди правых много тайных магов «левой руки» и сатанистов. Они, разумеется, сразу сообразили, что к чему, и, ошибочно решив, что за движением в защиту мира стоят иллюминаты, обвинили пацифистов в использовании сатанистского символа, чем до некоторой степени дискредитировали все движение. Хитрый ход.

– А почему он изображен на той стене?

– Надпись предупреждает путника о необходимости очистить сердце, потому что он вот-вот окажется в Валусийском море, которое принадлежит только иллюминатам. Совершив путешествие по Валусийскому морю, мореплаватель приближается к подземному порту Агхарти, который был первым убежищем иллюминатов после гибели Атлантиды. Как раз сейчас мы в это море и входим. Смотри.

Джордж открыл рот, наблюдая, как расступаются стены окружавшей их пещеры. Выплыв из туннеля, лодка оказалась в подводной мгле. Разумеется, телевизионные камеры и лазерные системы наведения работали тут не хуже, чем в Атлантике, поэтому они шли в обычном режиме, с той лишь разницей, что пространство вокруг было не синим или зеленым, а серым. Казалось, они плыли по затянутому сплошными тучами небу. Оценить расстояния не представлялось возможным. Подземное море вокруг могло простираться на сотни миль – а может быть, от берега их отделяли считанные метры. – Здесь глубоко? – поинтересовался Джордж.

– Очень, – ответила Мэвис. – Дно этого моря лишь чуть-чуть выше дна Атлантического океана.

– Ты такая умная, – хихикнул Хагбард, ущипнув ее за ягодицу, от чего Джорджа передернуло.

– Не обращай на него внимания, Джордж, – сказала Мэвис. – Он немного нервничает и потому плохо соображает.

– Заткнись, – сказал Хагбард.

С беспокойством спрашивая себя, не дал ли трещину благородный разум Хагбарда Челине под грузом ответственности, Джордж снова перевел взгляд на водную гладь и заметил, что море вовсе не было пустынным, как ему показалось сначала. В нем плавали здоровенные рыбины и мелкие рыбки весьма причудливых форм. У них не было глаз. Мимо подводной лодки в поиске добычи проскользнуло осьминогоподобное чудище с невероятно длинными тонкими щупальцами, кончики которых покрывали тонкие волоски. Маленькая слепая рыбка проплыла достаточно близко к одному из щупальцев, и волоски вздыбились. В мгновение ока тело осьминога дернулось в ее сторону. Щупальце со вздыбленными волосками обвилось вокруг несчастной рыбки, к нему на помощь поспешили другие щупальца, зажимая жертву в тиски. Спрут сожрал рыбку в три приема. Джордж с удовлетворением отметил, что хотя бы кровь у этих существ красная.

Дверь позади них открылась, и на мостик вышел Гарри Койн.

– Всем доброе утро. Я хотел выяснить, не здесь ли мисс Мао.

– Она на вахте, – сказал Хагбард. – А ты, Гарри, останься здесь и взгляни на Валусийское море.

Гарри задумчиво огляделся вокруг и покачал головой.

– Знаешь, порой мне кажется, будто все это делаешь ты.

– Что ты хочешь сказать, Гарри? – спросила Мэвис.

– Ну, это как научно-фантастическое кино, – махнул Гарри длинной, как змея, рукой. – Что, если ты просто заманил нас в заброшенный отель у черта на куличках, установил в подвале мощный двигатель, от которого дрожит все здание, и понаставил везде кинокамер? Если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Обратная проекция, – сказал Хагбард. – Скажи-ка, Гарри, а что изменится, если все вокруг и вправду нереально?

Гарри на мгновение задумался, и его лицо со скошенным подбородком помрачнело. – Тогда нам не следует делать то, что, по нашему мнению, мы делать должны. Но и тогда ничего не изменится. Это значит, что надо продолжать.

Мэвис вздохнула.

– «Надо продолжать» – могущественная мантра, – обронил Хагбард.

– А если продолжения не последует, – сказал Джордж, – то тоже ничего не изменится. И это значит, что надо все равно продолжать.

– Еще одна могущественная мантра, – сказал Хагбард. – «Надо все равно продолжать».

Далеко впереди Джордж заметил маленькое пятнышко. Когда они подошли ближе, он понял, что это, и покачал головой. Неужто нет конца сюрреализму, законам которого он подчиняется последние шесть дней? Дельфин с аквалангом!

– Привет, люди, – послышался через динамик на мостике голос Говарда.