Страница 79 из 232
- Я разделю с тобой этот груз, князь Димитри. Благо империи требует сделать это.
Начиналась настоящая совместная работа достопочтенного с наместником: невыразимо грязная работа людей, разгребающих в четыре руки чужую помойку. Брезгливости и чувствительности больше не оставалось ни места, ни времени.
Пока Димитри был у достопочтенного, Дейвин отправился к досточтимому Айдишу. Он не был у конфидента со дня ареста этой дряни, неприятности от которой - лично его, не края и не князя - похоже, только начинались. И сделать ничего другого граф уже не мог. Даже поговорить со своим конфидентом у него не было сил, настолько все было мерзко. Досточтимый, едва взглянув на графа, тяжело севшего в кресло, заварил ему в большой разноцветной чашке травы с родины и дал прямо в руки. Дейвин с благодарностью кивнул, но говорить так и не начал. Он не хотел посвящать Айдиша в подробности истории Алисы, а без этого просить утешения было бы странно.
На конфиденции в день ареста Медуницы Айдиш сказал графу, что действительно, долг перед империей, вассальные обязательства и честь дворянина иногда бывает очень сложно совмещать, особенно в новых землях, но ответа не дождался - и не стал повторять.
- Слышишь, ты там живой?
- Угу. Пока еще.
- К кому вызывали-то?
- К Самому.
- И что?
- Да эта стерва Лейшина в ответ на нормальный человеческий разговор разродилась открытым письмом в его адрес, а Фонтанка эту ее портянку скопировала и ему переадресовала. Как она узнала мою фамилию, вот что интересно.
- Это как раз неинтересно, нас фотографировали и вывешивали фото с должностями полгода назад, ты просто забыл. И что он тебе сказал?
- Ну чего сказал... "в логике империи это личное оскорбление, нанесенное мне злословием обо мне за моей спиной, и я в принципе мог бы предложить выбирать оружие уже сейчас, но понимаю, что говорю с человеком простого происхождения, поэтому в следующий раз будет порка плетью, а пока вы свободны, идите работайте".
- А что ты ей сказал-то?
- Да ничего особенного. Предложил внимательнее выбирать клиентов, а она топыриться начала, мол, клиенты у коллегии адвокатов, а она нормальный правозащитник, у нее подопечные. Я ей - вас же живой не найдут рано или поздно с такими подопечными, просто до дома не дойдете, вам себя разве не жалко? А она мне в ответ, вместо благодарности, начала - не надо, мол, ей угрожать и вообще администрации тоже стоит последить за соблюдением закона, чтобы журналисты не рассказывали вам ваши служебные обязанности. Ну прямая же угроза! Я и сказал ей, что закон создают там, куда ей вход пока закрыт, и что ее мнение в процессе создания закона вряд ли будут спрашивать. Хотел просто объяснить, может, она человек и поймет нормально. А она - вот так, открытое письмо с публикацией. И этот еще, работодатель, чтоб его... Средневековье головного мозга.
- Не выпороли пока? Ну и сиди, раз зарплату платят. Такой оклад ты больше нигде не найдешь. А Эмергов чиновникам приоритетных условий при эмиграции не дает, ему военспецы нужны и технические специалисты.
Из внутреннего чата пресс-службы наместника, 02.10.2023
Увидев, кто, на взгляд Дейвина, "умеет правильно спрашивать", я обиделась. Ну он бы еще участкового приволок. Говорит про войну магов, а сам приводит двух бесцветных людей из Большого дома, представляющихся невнятной скороговоркой, и утверждает, что уж они-то смогут у меня узнать все, что не получилось у него. А потом эти двое начали задавать свои вопросы, и начался кромешный ужас. Я слушала их, соглашалась с тем, с чем могла согласиться, отрицала полную чушь, отказывалась говорить и пыталась добиться четкой версии для записи в протокол. Но протокола не было и не было, а чуши становилось все больше. К пятому дню я уже не понимала, как я могу быть тем, чем они меня называют. Извините, или перед ними психически неполноценная, или хитрый, умный и осторожный террорист. Или я отмороженная дура с промытыми мозгами, или преступник международного уровня, расчетливо и хладнокровно убивавший, разрушавший и что-то там еще. По отдельности - что угодно, наверное, можно на человека натянуть. Но вместе оно не бывает. Просто не бывает. А в углу комнаты молча сидел Дейвин да Айгит, которого тоже не бывает, и внимательно слушал их милые беседы со мной. Учился, видимо.
Я уточняла, не понимала вопросов, просила переформулировать, отвечала буквально, не понимая намеков. В промежутках твердила им, что они взрослые люди и учились в школе, так что сами знают, что нет такой науки магии, так что пусть сразу говорят, чего они хотят от меня на самом деле. Между словами я терла глаза, чтобы разогнать из них звездочки, втыкала ногти в ладони, чтобы не упасть мордой в стол прямо во время очередного вопроса, старалась не смотреть на графин с водой, понимая, что попить мне не дадут, украдкой ловила ноздрями дым чужой сигареты и убеждала себя, что уже покурила. И держалась, держалась, держалась за невидимую опору, которая истончалась и таяла прямо у меня под руками.
Двух присланных Иваном Кимовичем "ребят" Дейвин предупредил обо всех сложностях сразу. И о том, что попытка надавить физически или испугать приведет к смерти его подопечной быстрее, чем они успеют понять это, и о том, что она об этом знает и нарываться будет старательно и неустанно. И о том, что она помнит далеко не все из того, что она видела и делала, он тоже сказал. Потом отдельно объяснил еще раз, что их задача - как раз выявить, может ли она вспомнить хоть что-то из забытого безопасно для себя. На лицах следователей написалось что-то сложное, но они все же начали работать. К концу первого дня, отпиваясь чаем у доброй Нодды в приемной Дейвина, они осторожно, по слову, высказали свои соображения по поводу увиденного. Соображения были неутешительными. С точки зрения местных специалистов, а в их квалификации Дейвин не сомневался, они имели дело не с террористкой, а с нормальной анархисткой, за которую международное сообщество еще припомнит все грехи от Адама ведомству вообще и им лично. И сами они при этом в правовом поле выглядели так, что хоть меняй паспорта вместе с формой носа. Вне зависимости от итогов этих задушевных бесед. Дейвин выслушал все это, кивнул и сказал: "Продолжаем пока".
Еще через несколько дней этой болтовни за мою жизнь мне все обрыдло. Миску с бурдой, которой меня кормили на завтрак, я со всей силы швырнула в стену, с каким-то злорадным удовлетворением наблюдая, как буровато-серая жижа растекается по светлой серо-зеленой краске. А потом тоже молча смотрела на молочный овал портала. Судя по цвету по краям, он у них не истончался. Они его закрывали руками, когда я пройду. И, значит, считать и прыгать смысла не было: улететь в ничто мне не дали бы все равно. Но можно было просто не ходить. Сидеть на койке, согнув ноги в коленях и обняв их, и тупо смотреть на грязное пятно. Хоть какой-то цвет в этом сером болоте.
Едва увидев выходящих из портала девиц в цветах Асаны, я поняла, что идея была дурацкой. Они, ни слова не говоря, встряхнули меня, заломили руки за спину и потащили в портал, как мешок с картошкой. К очередным бессмысленным вопросам, к новым оскорбительным предположениям, к лампочке, светящей в глаза, к графину с недоступной водой и к невозможности даже сходить в туалет, пока я им не отвечу. И к Дейвину, все так же молча сидящему в углу.
Когда я вернулась в камеру, цветного пятна на стене уже не было.
Дейвин устал за эти два месяца настолько, что не написал ни родным, ни другу ни одного письма. Он не представлял, как после всего происходящего он может разговаривать с нормальными людьми и считать себя человеком. Ребята Ивана Кимовича тоже устали. Никакие нервы не выдержат постоянного и ежедневного давления на человека, который и так не свободен и не может ответить тем же. Пару раз ему позвонил Женька, предложил его выгулять или напоить, но Дейвин сказал, что слишком устал. Он с удовольствием бы приехал к донору в гости, но понял, что не может нести в дом близкого человека, в дорогое тепло, всю эту грязь. Он ходил к Айдишу, вдыхал из чашки заваренного им травяного чая аромат степи Ддайг или влажного леса Кэл-Алар - и молчал. Пару раз попытался напиться, но коньяк не пошел, а водка не дала никакого результата. Тогда он сам оглушил себя заклятьем сна и проспал без сновидений двенадцать часов подряд. Потом проснулся, чувствуя себя куском глины, и пошел получать еще одну порцию ежедневной мерзости.