Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 187 из 232

   Поправки к уставу тогда приняли единогласно, хотя после того схода Валентин очень устал. Теперь ему предстоял второй заход. Когда клуб, выполняя просьбу Витыча, начал общаться с Полиной, мужики поняли, что их первый президент не зря уделял ей столько внимания и она говорит дело. Им понравилась идея "если вы делаете акцию, больно должно быть не вам" - и она стала частью неписаных правил клуба. Оставалось убедить их, что обучить этим правилам девчонку, годящуюся некоторым в дочки, в интересах каждого из них. И что право носить на куртке красно-белую мишень со вписанной в нее буквой "А" эта девочка, по большому счету, уже заслужила. Нужно только научить ее жить по новым правилам, позволяющим ей перестать выбирать между жизнью и свободой.

   Сход Валентин собрал через восемь дней после разговора с Мариной. Сама она уже была в Новгороде. Встречу назначили на большом пустыре между двумя улицами, где поместились все, включая приезжих: тема предполагалась знаковая. Алена стояла рядом с Валентином, держа сцепленные руки на уровне поясного ремня. На вид дева была совершенно спокойной, только косточки на перекрещенных пальцах побелели. Ее кроссовки, видавшие виды, были постираны ради ответственного дня и выглядели еще менее убедительно, чем обычно. Остальное - джинсы, ветровка и видневшийся из-под нее платок, служивший шарфом и пылевой маской, как у всей молодежи, передвигающейся по городу пешком и на самокатах, - было демонстративно бесцветным и невыразительным: так ходили все участники боевого крыла Сопротивления. Когда гул голосов стих, Валентин начал говорить.

   - Друзья. У нас сегодня первым вопросом будет вопрос повседневный, но очень серьезный. О членстве в клубе для нового человека. Как вы знаете, наш устав не делает разницы между мужчиной и женщиной: на дороге ты водитель, на этом все. Так сделал Витыч, так продолжаем и мы. Наши правила - мужество, честь и взаимопомощь, на дороге и по жизни. Перед вами последняя из "детей пепла", Алена. Вы все знаете, что это была за группа. Весь город их знает... Знал. Месяц назад они похоронили последнего из своих, их осталось двое. Второй сейчас присоединился к группе "Мемориал", у него свои резоны, и они заслуживают уважения, но речь не о нем. У Алены еще нет водительских прав, и это единственное, что мешает ей быть полноправным членом клуба, на мой взгляд. А про мужество, честь и взаимопомощь она, как и все ее друзья, знает не понаслышке. Но она, как и все мы тут, из всех своих последний рыцарь. И мне кажется, ее характер не для самоката и уж всяко не для работы в городской администрации, где ее хотят видеть родители. Экзамен на права она вчера сдала, сейчас поедет за удостоверением. Если у вас есть вопросы к ней, задавайте, если нет - голосуем.

   - Минные поля по области - ваших рук дело? - спросил рыжий бородач из Тосно.

   - Наших, - ответила Алена. - Только мы разделились, они теперь отдельная группа.

   - Почему разделились? - уточнил тосненский.

   - Потому, что акции за идею - это одно, а работа по заказу - другое, - разъяснило последнее "дитя пепла".

   - А ты, значит, Алена-Глюк, - констатировала высокая блондинка в черной коже.

   - Да, я Алена-Глюк, - слегка замороженно кивнула дева.

   - Это хорошо, - сказала блондинка. - Когда на нагрудном шевроне букв немного, это всегда хорошо.

   Сход захохотал: делать нашивки для новичка предстояло именно ей. Алене дружно пожелали удачи в ГИБДД и остались ждать результата. К вечеру она появилась на пустыре снова, чтобы предъявить клубу новенькую книжечку. Алена, в виде исключения, стала полным членом клуба в тот же день. Марго, та самая блондинка, казначей клуба, через пару дней выдала ей комплект шевронов и помогла подогнать по размеру экипировку. А еще днем позже Валентин дал Глюку на подпись трудовой договор мотокурьера и выдал первый пакет заказов на развозку. Дева было пискнула, но Валентин, посмотрев на нее обычным своим тяжелым взглядом, сказал:

   - Чтобы кататься, надо ездить.

   И Алена поехала.

   Вернувшись домой, Марина увидела желтый кружочек в значке скайпа, ткнула в него мышкой и немедленно приняла звонок.

   - Левка, привет! Как твои дела?

   - Марина, имей совесть, - улыбнулся ее собеседник, - я тебе дозваниваюсь уже неделю, ты не отвечаешь, хотя в сети присутствуешь, пожалей мое сердце.

   - Меня месяц не было дома, я только что из Новгорода, там такое было, тебе не рассказать, - сказала она слегка извиняющимся тоном.





   - Процесс да Фаллэ, - кивнул мужчина.

   - Лев! Признайся, ты специально следил! - засмеялась Марина.

   - Кроха, следить специально было не нужно, - слегка небрежно отозвался мужчина. - Этот инфоповод по всей Европе звучит из каждого утюга уже месяц. Включая твое личное предположительное участие в предоставлении герцогу адвоката, во что я, конечно, не поверил, но на всякий случай хочу уточнить.

   - Зря не поверил, - Марина слегка встопорщилась. - Мое и Полинкино.

   - Ну, в ней я не сомневался... - Лев качнул головой. - Ладно, рассказывай.

   - А что рассказывать, ты уже все знаешь, - усмехнулась женщина. - Я там проторчала месяц, пока шли заседания. Самое сложное было на подготовительных, сааланцы напихали местных из ссученных, потом сами же их и убрали. Я не поняла этот маневр, но в итоге вышло удачно для нас и этого отморозка да Фаллэ. Мне кажется, "гости" сами брезгуют теми, кого прикормили, по наместнику и по роже да Айгита это читалось совершенно явно. Удивительны были открытость процесса и присутствие прессы, как будто им не на своем настоять надо было, а на публику порядок соблюсти. В общем, позавчера, двадцать седьмого, суд признал герцога невиновным, распорядились об освобождении из-под стражи в зале суда. И едва с него сняли наручники и еще какой-то браслет, он растер руки, тихонько про себя что-то сказал, как проматерился, образовалось такое пространство, знаешь, вроде овального зеркала, но забеленное. Он туда шагнул и был таков. Судья только моргнула. Их главный по идеологии сидел с непередаваемым лицом. Даже граф Новгородский меньше расстроился. А эта белобрысая сволочь да Айгит как сидел с мордой кирпичом, так после всего молча встал и прошел мимо журналистов, как мимо пустого места, будто не ему микрофоны в зубы суют с вопросами. Димитри да Гридах на последнем заседании тоже был. Выглядел скорее довольным, хотя черт его знает, может и играл на камеру. Соизволил сказать журналистам что-то про торжество законности, новый опыт и что лично он вердиктом суда вполне удовлетворен, потому что необходимые процедуры соблюдены.

   - Мариша, но ведь весь Суккот! И Рош-а-шана тоже!

   - Левка... - улыбнулась Марина и все-таки потянулась за сигаретами. - Ты вдумайся. У меня на глазах Господь решал, вписывать человека в книгу судеб на следующий год или нет. И решил. Куда уж праздничнее-то.

   - А что относительно тебя самой?

   - А я тоже в этой истории есть, - Марина прикурила и с удовольствием затянулась, - ма-а-аленькая такая запятая. Но есть.

   - Марина... - вздохнул Лев. - Иногда я думаю, что мог бы жениться на тебе еще раз и снова съехаться только затем, чтобы точно знать, где, когда и от чего...

   Марина в шутливом ужасе распахнула глаза и выразительно сказала:

   - Ни-за-что.

   Лев засмеялся и сбросил вызов.

   На взгляд Вейлина, князь слишком увлекся своей безумной деткой и делал ошибку за ошибкой. Поначалу достопочтенный насторожился: этот интерес к осколку человеческого существа, потерявшему Дар и вместе с ним почти всю жизненную силу, выглядел почти как некромантия. Но князь не взял Алису в свою постель, как сделал бы некромант. Похоже, она его интересовала лишь как некий природный курьез или сложная задача. Но ему не стоило настолько всерьез относиться к возможностям ее рассудка после всего, что ей довелось пережить. Это было неверным шагом. В начале лета князь Димитри принес достопочтенному текст Медуницы и сказал: "Учти, Вейлин, что мы им похожи именно на это, и у мирового сообщества отношение к этому вполне определенное. И если речь зайдет об опасности для края в итоге твоих стараний, я буду требовать процедуры дознания и по своим, и по твоим решениям". Вейлин не стал ему возражать. Эта сумасшедшая девица сравнивала Путь с исламом, причем в самом диком его проявлении, и, как будто самой идеи проводить параллели между словами местного дикаря и речами Пророка было мало, приходила к выводу, что обе религии неразличимы на сторонний взгляд. По мнению Вейлина, за эту, так сказать, научную работу она заслуживала если не плети, то хорошей трепки, но он понимал, что донести необходимость принятия мер до князя он не сможет. Да и заработанное девица вряд ли выдержит, так что говорить об этом в любом случае не было смысла.