Страница 172 из 232
Иван Кимович, кивнув, задумчиво сказал, что в крае инквизиции, может, и не случилось, что тоже спорно, учитывая прецеденты почти трехсотлетней давности, но последнее десятилетие прошлого века было посвящено как раз пересмотру таких вот приговоров. Похоже, собеседник понял его намек, решил Дейвин и поменял тему.
Когда за графом да Айгитом закрылась дверь, Иван Кимович набрал на комме номер.
- Данила? К нам заходил твой тезка, Дэн. Принес новости. У них там серьезные трения в аппарате. На вашем месте я бы их досточтимых принимал пока к сведению, а не к исполнению. По возможности, конечно. При любых сомнениях проси письменных распоряжений, подтвержденных наместником. И передай этой стерве Лейшиной, что минский поезд на этой неделе досматривать не будут.
Вечером следующего дня Марина узнала от сына, вдруг позвонившего из Кракова, что на этой неделе можно безопасно отправить людей в Минск. Удивилась, но поверила. И - в тот раз в самом деле обошлось.
Я не ожидала, что отстранение от дежурств меня настолько заденет. Как сказал Сержант, "понимание, что ты не права - это замечательно, но на пост ты не поедешь". И я осталась в казарме, переданная в распоряжение Магды. Не в первый раз, но никогда раньше мне не было так обидно. И покопавшись в себе, я поняла почему. Я правда хотела убить этого чертового оборотня. Или хотя бы фавна, хоть они и не идут в зачет. И ради этого я была готова терпеть бесконечные "переделай" от Сержанта. Оказалось, что даже после Вторжения я использовала магию в быту куда чаще, чем думала. Удивительно еще, как меня раньше не заметили.
Почти расплакалась я только один раз, когда мы отрабатывали взаимодействие с нашей недомагессой. Я спросила ее, что именно она планирует делать, а она, вместо объяснений, сказала довольно резко: "Тебе не надо это понимать. Ты должна просто запомнить, куда и как отходить, и делать это не задумываясь", - и я остро, как никогда раньше, почувствовала себя никем. Когда тренировка кончилась, и подразделение пошло на обед, я чуть задержалась в туалете и просто стояла какое-то время, прижавшись лбом к холодному кафелю. Никто. Хотя стоп. Вполне кто. Предательница и коллаборационистка. Я не знала, сработал ли план князя с фейковым награждением - скорее да, чем нет, - но для себя я точно знала, кто я. Я сама пришла к нему год назад. Сама пообещала выполнять его приказы. Сама надела форму, сама взяла в руки оружие. И служила теперь под началом человека Асаны да Сиалан. Но я никак не могла решить, важно это или не имеет никакого значения. У саалан феодализм и, как это назвал кто-то в сети, средневековье головного мозга в полный рост. И, значит, чтобы быть здесь хоть кем-то, мне придется убить оборотня, хочу я того или нет. И почти сразу после той тренировки я опоздала вернуться из увольнительной, пригревшись в заветрии на солнышке и забыв о времени.
Майские праздники я провела то с тряпкой и ведром, то с граблями и лопатой. Меня просто оставили в казармах, а не наказали исключением из общей жизни. После зимы территорию надо было приводить в порядок, этим занимались подразделения, отдежурившие свое, или те, кому только предстояло заступить на свой пост. И я, как переходящее знамя. Подразделение вернулось, Сержант похвалил меня за отсутствие замечаний, пока его не было, и жизнь пошла своим чередом. А потом, во Пскове, через несколько дней после майских праздников Святая стража арестовала герцога Тивера да Фаллэ за отправление ненадлежащих ритуалов и участие в них.
Услышав, что герцог не просто разрешил проведение во Пскове акции "Бессмертного полка", но и сам поучаствовал, я чуть не поперхнулась. В жизни саалан религиозные догмы играли огромную роль, даже самые продвинутые и широко мыслящие оставались детьми своего времени, и, значит, переходить дорогу их инквизиции было очень неблагоразумно с его стороны. Из того, что вещал в своих проповедях досточтимый Нуаль, лично у меня получалось, что саалан, выбрав путь Пророка вместе с самим Пророком, отвергли все, что хотя бы издали походило на языческие ритуалы поклонения их старым богам. В своем рвении Святая стража, сааланский вариант инквизиции, напоминала то ли радикальных исламистов, то ли первых протестантов. Как и мусульмане, они не делили религию и право, как протестанты, считали, что иконы и мощи - это язычество. Вместо бога у них был Поток, и, в отличие от бога, он был дан им в ощущениях и практической жизни. Сложно не уверовать, получив огненным шаром промеж глаз. И получалось, что маг и аристократ из древнего рода, да, наконец, вообще сааланец отказался от всего, чему его учили, и не просто разрешил праздновать День Победы, но и сам присоединился к торжеству. Арест стал закономерным следствием этого его решения. Разумеется, случившееся обсуждали в казарме, вполголоса и так, чтобы не быть замеченным досточтимыми. Естественно, у саалан и питерцев было совершенно разное отношение к эксцессу. Я разговоров избегала, потому что сама не понимала, где мое место во все нарастающем конфликте между пришельцами и землянами, и особенно мне не нравилось то, что герцог был взят под стражу без санкции от князя.
А потом была проповедь Нуаля, в которой он разъяснял, чем плохи ритуалы, полюбившиеся герцогу, и парень из подразделения Магды спросил, что, мол, не так с памятью о предках? Разве саалан забывают своих героев? Вот у него в семье помнят прадеда, ушедшего на Невский пятачок от жены и маленького сына, и фотография есть, и награды. Нуаль попытался было рассказать о правильной и неправильной памяти, но его не поддержали даже саалан. И своеобразный заговор молчания кончился, как не было. Земляне говорили о своих ветеранах, участниках войн двадцатого века, от Второй мировой до Чеченской, саалан не отставали, искали общее, кто-то из наших вспомнил стихи, а гости - свои баллады, и получалось, что досточтимому нельзя запретить нам помнить, не лишив своих соотечественников их прошлого. Вид у Нуаля в какой-то момент стал растерянным, и в ответ на прямой вопрос он тоже рассказал о двоюродной прабабке, возглавившей оборону поселения от набега ддайг. И мне отмолчаться не дали, я вспомнила все то, что рассказывала про блокаду Ленинграда бабушка, упомянула Блокадную книгу и, глядя прямо в глаза Нуалю, спросила, мол, записывать слова очевидцев происшествия - это ведь не некромантия? И он был вынужден согласиться, что нет, никоим образом. Уточнять, чувствует ли он, что как будто людей в комнате стало намного больше, чем было в начале разговора, я не стала. По лицу все понятно было.
Иногда на Нуаля находил стих поговорить, и он расспрашивал нас, что мы понимаем из его проповедей и что хотели бы узнать, как представляем себе веру саалан, определяющую их жизнь и этические выборы. Наши когда отмалчивались, когда задавали вопросы, а я откровенно скучала и искала, чем себя занять. Религиозностью я никогда не отличалась, хотя изредка по праздникам и заходила в церковь: поставить свечки, подать записки за упокой или просто постоять среди запахов детства. Стать сердцем Сопротивления у РПЦ не вышло, и они с этим смирились. Уж не знаю, на чем они договорись с досточтимыми, но особых гонений на них не было, во всяком случае пока. Принимать Путь в мои планы не входило, знаний, чтобы невольно не оскорблять саалан, хватало. Я присутствовала на обязательных проповедях, если Сержант успевал меня отловить - оказывалась на конфиденциях, искренне не понимая, что от меня хочет на них Нуаль и зачем говорит про то, как разделяет со мной надежды и страхи. Наверное, партсобрания и политинформация в стране, умершей почти сорок лет назад, могли бы выглядеть похоже. Однако еще до истории с увольнительной на одной из проповедей я услышала от Нуаля нечто показавшееся мне знакомым. Полезла в поисковую систему, похмыкала и забыла о найденном до поры до времени, а именно - до следующего желания досточтимого дать нам поговорить. И наконец, вечер, когда я могла поделиться со всеми свежеобретенным знанием, настал. Впервые за все время среди Охотников я попросила слова, когда Нуаль спросил, что мы запомнили из рассказанного им за последнее время, что отозвалось у нас в сердце и потревожило душу.