Страница 8 из 8
Вот теперь из-за стола выходит и Катя. Она тоже идет к калитке. На улице, с мрачным торжеством обернувшись на мать, отправляется в противоположную сторону.
Она идет туда, куда ей нельзя одной и даже вдвоем с Вовой. Но теперь только там она может добиться справедливости. А дорогу она знает, здесь ничего особенного: по бетонке до конца, потом через поле – дорожка не очень мокрая, пшеница еще не созрела, а в июле будет скрывать ее с головой. Через плотину, направо, направо – и вот она, длинная дорога между высокими заборами. Главное – не разговаривать ни с кем посторонним.
– Дядя Костя! – кричит она почти от калитки.
– Дядя Костя! – зовет она, подходя к дому. Дверь не закрыта.
В глубине дома радио поет «Это наша с тобою судьба, это наша с тобой биография…». Жужжит оса, стукаясь об оконное стекло.
Она поднимается на второй этаж.
– Дядя Костя!
Дядя Костя спит на диване, сильно и тяжело дыша, рядом на полу валяется газета «Советский спорт». На столе, застеленном скатертью, поет транзисторный приемник с длинной антенной, в стакане с серебряным подстаканником недопитый чай. В вазочке с медом возится оса. Особенная тишина всегда стоит в комнате со спящим человеком и особое настроение: ты один, но как бы не один. Можно рассмотреть спящего так хорошо, как никогда не рассмотришь бодрствующего. Катя подходит к дяде Косте и внимательно смотрит на него. Ну, в общем, ничего нового. Еще можно исследовать дом и вещи. Застекленную полку – медицинские справочники и немного детективов. Платяной шкаф – дверца скрипит, не открыть. Этажерку: наверху – зеркало, пониже – много пузырьков. Катя берет один, самый красивый, и пытается его открыть. Пузырек выскальзывает и падает на пол. Он не разбивается, но шумное дыхание дяди Кости прерывается. Он поворачивается на бок. Очки соскальзывают с лица, проезжают по подушке, останавливаются. Радио допело, пикают позывные. Катя нагибается за пузырьком, и там, на нижней полке, как раз на уровне ее глаз, – красивый альбом. Батюшки мои, это марки. Самолеты, животные, картины! А дальше – и вовсе чудеса. Школьные дневники! Старые, посеревшие. На ладонях остаются пыльные следы. Дальше грамоты, вместе с ними вытискивается фотография: на фоне развернутого знамени – бритый налысо мальчик в школьной курточке.
– Катя? – слышит она голос дяди Кости.
День генерального сражения
Когда Лева был маленький, он часто спрашивал у Татьяны, где его папа. Она отвечала: «Он с нами не живет». Это было плохим ответом (потому и спрашивал, что с нами не жил), но сбивало Леву с толку и на какое-то время нейтрализовало – пока он не научился обходить мамину казуистику вопросом «Почему папа с нами не живет?». Но она справилась и здесь – отвечала: «Он не живет с нами давно». Лева спрашивал не об этом, но вроде бы получал ответ, хоть и не на свой вопрос. Он отставал. Со временем ему надоело сражаться с маминой изворотливостью, и он перестал задавать вопросы.
Левиным папой был совсем молодой человек. Когда Лева появился на свет, папе едва исполнилось девятнадцать. А маме тридцать два.
Об этой истории надо было строго-настрого молчать. Левин папа был учеником Гнесинской школы, а мама – его концертмейстером. Он играл на скрипке, она аккомпанировала.
Конечно, он начал первый, а в восемнадцать лет не думают дальше сегодняшнего вечера. Татьяна была добрая и понимающая, он жил в Гнесинском интернате и скучал по маме, оставшейся в Екатеринбурге. По папе, живущем во Фрунзе («он не живет с нами давно»), он не скучал.
Но Татьяна-то о чем думала, принимая его ухаживания. Возможно, о том, что ей тридцать один и у нее никого до сих пор не было. Они оба были невинны и мечтали о любви. Конечно, не сексуальный, а простой жизненный опыт мог бы ей подсказать, куда ведут подобные истории. Но любви хотелось сильнее. Мальчик был красивый, с большими глазами и вьющимися волосами, высокий, худой, талантливый, и было даже непонятно, почему он не нашел себе какую-нибудь девочку. Ну, не нашел – и слава богу.
Мама жила на даче, Татьяна с мальчиком готовились к выпускным и вступительным экзаменам, много занимались. Влюбленная и вдохновленная, она помогала не только ему, но и его друзьям, тоже выпускающимся-поступающим струнникам. Тем летом с ними образовалась удивительная дружба. Они были полны надежд, и она тоже, хоть и на свое. И так, на волне надежды, почти все успешно поступили, и мальчик тоже. Уехал домой, а потом не выдержал и вернулся. В общежитие еще не заселяли, он нашел Татьяну, которая бестолково слонялась по пыльной Москве, не в силах уехать на дачу и вообще не понимая, что ей теперь делать. Она оставила его у себя в квартире («а я – на дачу»). Но ни на какую дачу не уехала. Две ночи они гуляли по Москве, взявшись за руки, потом – и вот тут уже ее откровенная вина – она как-то так умудрилась сделать, что они поцеловались, и целовались еще сутки. В восторженной панике она позвонила своей хорошей подруге – секретарю в учебной части. Той было восемьдесят два, но она мыслила и поступала разумнее многих. Подруга сказала: «Мальчик молодой, полный сил, что ты ему нервы мотаешь». К сожалению, сугубый реализм подруги перевесил собственное Татьянино ощущение, что с интимом надо повременить. Она решительно уложила его в постель в ту же ночь. Всё получилось, и он даже не понял, что для Татьяны это было так же ново, как и для него. Но вот позже, когда они расставались, он предъявил ей счет за свою поспешно оскорбленную невинность. Впрочем, он тогда все хорошее редактировал до противоположности.
Роман продолжался два с половиной месяца. Конечно, мама обо всем узнала. «Ты понимаешь, что это ненадолго?» – спросила она Татьяну. «Конечно! – ответила Татьяна, не исключая, что вдруг навсегда. – Сколько ни будет – всё мое». «Ну-ну», – сказала мама. Но она истосковалась по любви для дочери не меньше самой дочери, поэтому лишь молилась о том, чтоб не узнали. Хотя формально он уже не был школьником, и восемнадцать исполнилось, но тем не менее.
Август был прекрасен. Потом стали съезжаться поступившие одноклассники и новые ребята. В сентябре он разрывался между ней и увлекательными хлопотами, которыми всегда полна сентябрьская жизнь первокурсника. Она очень ревновала его ко всем девочкам, все время старалась куда-то увезти, один раз даже в Загорск. Впечатление от поездки осталось смутное. Обоим казалось, что в электричке все на них смотрят и всё понимают, потом ему неожиданно почудились мамины московские знакомые, он убежал в соседний вагон и сидел там до самого Загорска. В лавре они и вовсе растерялись, потому что только здесь Татьяна сообразила, что, строго говоря, их связь не совсем моральна. Она не была уверена, что верит в Бога вот прямо так буквально, но «что-то там такое есть» никто не отменял.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.