Страница 3 из 23
Глава 23
Москва, Зеленоград, корпус 1557, несколькими часами ранее.
— Кто к нотариусу крайний? — поинтересовалась Анна Леонидовна, когда вместе с дочерью вошла в небольшой «предбанник» перед кабинетом с табличкой «Непомнящий Ю.А., нотариус», где на видавших виды диванчиках дожидались своей очереди четверо человек.
— Я. - подняв руку, но не поднимая глаз от электронной книги отозвался бритый налысо молодой человек, обладатель шикарной густой бороды, сидевший ближе всех ко входной двери.
— Мам. — шепнула Ира матери на ухо. — пойдем пока на улицу, посидим там на лавочке, подождем, наша очередь еще нескоро подойдет, тут всегда медленно прием идет…
— Молодой человек. — обратилась Анна Леонидовна к тому типчику, что был в очереди перед ними. — если кто-нибудь станет спрашивать, то, пожалуйста, скажите, что мы заняли очередь за вами, и ожидаем на улице.
Молодой человек лишь кивнул в ответ, все также не поднимая взора, что, мол, услышал.
— Это невежливо вот так себя вести, когда пожилой человек к тебе обращается… — недовольным тоном пробурчала Анна Леонидовна, выйдя на улицу и спускаясь теперь по металлическим ступенькам крыльца нежилого подъезда.
— Мам, вот тоже мне, нашла причину для недовольства… — ответила ей дочь. — Какое нам с тобой дело до воспитания абсолютно постороннего человека? Просто не обращай на подобные мелочи внимания, а то никаких нервов не хватит, присядь лучше, вон, на лавочку.
— Ир, ты воду взяла? — поинтересовалась пожилая женщина у дочери, садясь на лавочку в тени дерева.
— Да, взяла. — ответила та, снимая с плеч рюкзачок и доставая из него пол-литровую бутылочку с водой, после чего, присаживаясь рядом с матерью, передала бутылочку ей.
— Как же сегодня жарко-то… — утолив жажду пожаловалась Анна Леонидовна, и глядя теперь на то, как одетая в светло-голубые расклешенные джинсы, белую футболку в обтяжку с надписью «Puma» и белые же кроссовки, развалилась на лавочке, вытянув ноги и опершись затылком о спинку, ее дочь, и немного понаблюдав за ней, спросила. — Что?
— В смысле, что? — вопросом на вопрос ответила Ира, повернув голову в сторону матери.
— Я спрашиваю, что у тебя приключилось? — уточнила Анна Леонидовна.
— А с чего ты решила, мам, будто у меня что-то должно было приключиться? — с некоторым раздражением в голосе, чего обычно она не позволяла себе в разговорах с матерью, поинтересовалась Ира.
— Уж не считаешь ли ты, Ира, будто я невнимательная мать и совершенно не знаю повадок своей собственной дочери? Ты же с детства разваливаешься в такой вот позе, когда что-нибудь натворишь и знаешь, что тебя за это ожидает выволочка или, когда чем-нибудь очень сильно расстроена. — терпеливым тоном пояснила бабушка Златы и хотела было продолжить, но…
— Мам…! — явно громче чем собиралась, перебила ее Ира, усаживаясь нормально, и озираясь по сторонам — Не знаю…
Она слегка взлохматила свои волосы и уставилась себе под ноги, на живой ручеек из муравьев, что перетекал через асфальтовую дорожку.
— Я… Мам, ты же знаешь, как я не люблю ни на что жаловаться и терпеть не могу нытиков, но… Сегодня с утра я сломалась. Окончательно. Сломалась, словно какая-нибудь дешевая китайская шарнирная кукла… — Ира сделала жест, будто ломает руками нечто невидимое.
— Это из-за… — Анна Леонидовна кивнула на дверь в нежилой подъезд, рядом с которой висели таблички: «Окна и Двери» и «Нотариус». — Так сильно расстроилась, вспомнив снова…?
— Нет…вернее, да, и это, конечно, тоже, но… — Ира провела пальцами по глазам, утирая предательски выступившие слезы. — В конечном итоге я просто не выдержала напряжения от… Мам, веришь, нет, но последние практически полтора месяца были для меня…просто адом. Настоящим адом, еще при жизни…
— Верю, Ир, само собой… — ответила той мать. — Как не верить-то, когда все это на моих глазах происходило…? Да и не у тебя одной земля из-под ног ушла, знаешь ли…
Ира забрала у матери бутылку с водой и сделала два больших глотка, а утолив жажду…
— Вы чего-то хотели?! — повернув голову, и с явным неудовольствием в голосе и на лице, спросила она у вышедшего из нежилого подъезда, и неспешно идущего (явно специально) теперь мимо их лавочки, невысокого полного дяденьки, на вид что-то около пятидесяти с хвостиком лет, посетителя нотариуса, вероятно, судя по его деловому костюму, и который неотрывно на нее пялился, приветливо улыбаясь при этом.
Услышав ее вопрос, и увидев совершенно недружелюбное выражение лица, улыбка у дяденьки моментально увяла, и он, сильно покраснев от смущения, засеменил, быстро перебирая пухлыми ногами, очевидно желая поскорее скрыться из виду, и едва при этом не упав, споткнувшись о незамеченный им от волнения канализационный люк.
Наблюдая за ним, Ира издала хмыкающий звук.
— Ир… — сказала Анна Леонидовна, беря ладонь дочери в свои. — Не снижай самооценку непричастным к твоему плохому настроению людям. Ну, чего ты срываешься-то на посторонних…?
— За эти полтора месяца, мам, во мне дважды умерло нечто очень важное… — продолжила Ира и ощутила, как рефлекторно сжались ладони рук матери. — В первый раз, и он же самый ужасный, это было тогда, когда мне позвонили из больницы…а затем, когда мы с тобой примчались туда…и Златкин доктор сказала, что Злата жить будет…скорее всего…но вот когда она очнется, если вообще очнется, то будет…вероятно…
Ира замолчала, закрыв лицо руками и громко сопя.
— Я знаю… Я слышала… Я же с тобой вместе тогда была… — заикаясь от подступившего к горлу кома, ответила Анна Леонидовна.