Страница 5 из 23
Я зашел в правую от входа в «Бергкранц» дверь.
– Располагайтесь на кушетке, – предложил мне Андреас Пфэффлин, присев рядом на табуретку. – Расслабьтесь и попытайтесь ни о чем не думать.
Улегшись на спину на довольно жесткое ложе, мои коленные сгибы удобно устроились на войлочном валике.
Преподаватель накрыл меня пледом и взялся обеими ладонями рук за мои щиколотки, слегка оттягивая их к пяткам.
В полутемной небольшой комнате, где мы находились, курилась ароматная палочка с благовониями и горела свеча на подставке на невысоком столике у оконца.
Спустя какое-то время Пфэффлин положил одну ладонь мне на низ живота, а другую на плечо.
Я почувствовал необычайное умиротворение и чувство внутренней легкости, как будто воспарил над кушеткой. О чем и рассказал Андреасу после занятия.
Метод «Die Leibtherapie» или по-русски терапия тела был разработан основателем нашего центра Карлфридом фон Дюркхаймом и являлся одним из краеугольных камней его трансперсональной психологии. В основе метода, как пояснил мне ученик графа Пфэффлин, лежала трансперсонально-персональная работа специалиста с пациентом, контролирование первым последнего во время всего процесса. Воздействие на ауру и эфирное тело человека не ново в различных восточных психотехниках и мистических практиках. Тем более, что сам Дюркхайм долгое время обучался именно этому в Японии. Хотя специалисты «Рютте» в этой области отрицают энергетическое воздействие, говоря лишь о сопровождении и самоизменении у обратившегося к ним.
С этого дня я с Кириллом начали совместные регулярные тренировки по кунфу. До этого я несколько лет занимался боевыми единоборствами. Мой друг посвятил этому жизнь, начав с каратэ еще с 70-х годов у питерского наставника Александра Романенко. Наши занятия мы проводили в небольшом спортзале в Хинтер-Тодтмосе или на нижней площадке у водопада, находившегося по дороге из Рютте в додзе5.
Гуляя в свободные от занятий и работы часы по лесным тропинкам вблизи Рютте, я несколько раз встречал группу бегущих бородатых жилистых мужчин. Они были одеты в спортивные костюмы, и каждый привычно держал на плече во время бега увесистый обрезок молодого ствола дерева.
Встретив этих незнакомцев в пивной Хинтер-Тодтмоса, я не утерпел и подошел к ним.
– Зачем вы бегаете с чурбаками? – спросил я их. – Это такой новый вид многоборья?
– Точно, – хохотнув, ответил один бородач. – Называется марш-бросок военнослужащих с грузом. А чтобы не пугать пацифистов, мы бегаем на гражданке с весовыми макетами экипировки. В боевой ситуации это будет пулемет или что-нибудь подобное.
– Вы военнослужащие бундесвера? – догадался я.
– Так точно, – подтвердил другой рыжий бородач, отхлебнув пива из кружки. – Из горнопехотной дивизии «Эдельвейс». Каждый год тренируемся в Шварцвальде.
Он говорил с сильным баварским акцентом.
Тут взгляд горного егеря зацепился за мои «Командирские» часы.
– О, «specnaz»! – воскликнул служивый, прочитав яркую надпись латинскими буквами на их циферблате.
Я расплылся в широкой улыбке.
– Давай махнемся не глядя, – предложил он мне с загоревшимися глазами, показав на свои вороненые котлы с брезентовым ремешком.
Рыжий бородач был уже порядком захмелевший.
Я резонно предположил, что немец не будет таскать какую-нибудь дешевку и согласился, став обладателем классических «Swiss military».
Секретариат школы временно разместил меня в пансионе «Линнерхаус», расположенном рядом с «Бергкранцем». Семейство Линнеров, владельцев дома, также занималось разведением форели в своих запрудах, построенных на здешних ручьях.
Их сын служил егерем в ближайшем к нашей деревне горно-лесном массиве.
Мы с ним как-то вечером выпили пива и уселись на скамейке, сделанной из распиленного вдоль ствола дерева, расположенной об стенку фасада пансиона. Желая, видимо, похвастаться передо мной своей экипировкой он вынес показать мне свой карабин.
– Хороший «маузер», – заглянув в оптический прицел оружия, оценил я. – Окружающие склоны видны как на ладони.
Мы помолчали.
– И ночью приходится охранять лесные угодья? – спросил я его.
– А как же, – ответил егерь. – Иногда и по ночам патрулируем.
Старше меня годами, Линнер опять сходил в дом и вынес военный ночной прицел советского производства, вполне годный к употреблению.
– Вроде наше военное снаряжение не продается в гражданских магазинах стран НАТО? – пошутил я. – Где взяли?
– Это в лесную охрану передали часть имущества, оставшегося от армии ГДР, – сообщил он. – Да и на толкучке в Берлине около Александерплатца можно купить много чего из советской военной экипировки. Ясное дело, автомат Калашникова наша полиция нам не разрешит использовать в повседневной службе. Но ночные прицелы вашего производства вот применяем и не жалуемся.
Немецкие лесники и егеря по местной моде по работе ездили по лесам на «виллисах» и «кубельвагенах» Второй мировой войны, любовно отреставрированных и способных служить по прямому назначению.
В выпавшие выходные при наличии установившейся солнечной погоды Кирилл, Ольга и я поехали на рейсовом автобусе погулять во Фрайбург.
Это старинный немецкий город, основанный еще в XI веке, пережил немало крестьянских бунтов, нашествий армий иноземцев, борьбы за свою независимость от власти герцогов и графьев. Во время Второй мировой войны подвергался бомбардировке авиации противника.
Гуляя по его мощеным камнем центральным улочкам, мы заглянули в его кафедральный собор, где в сумраке залы послушали звуки органа.
Фрайбург является одним из южных городов Германии с жарким климатом, находящийся на Верхнерейнской низменности под защитой подступающих к нему гор.
Полюбовавшись шикарными по полиграфии альбомами и их заоблачной ценой в большом книжном магазине, наша троица отправилась в известную моему другу закусочную, построенную несколько веков назад и отделанную ценными породами дерева. Там нам предложили луковый пирог с изысканным розовым бургундским вином местного разлива «вайсхербст».
– Сплошной камень! – обессилено выдохнул я, остановившись на пару минут. – Хоть взрывчаткой рви!
Едкий пот заливал глаза под палящим солнцем.
– Хватит приезжающих гостей и студентов «Рютте», – заметил Йорк, выволакивая с натугой подцепленный нами валун из разраставшейся понемногу траншеи. – Года за два понемногу выкопают.
Я опять ударил кайлом, от камня брызнули искры.
Гостями в нашем центре называли приехавших сюда людей с психологическими проблемами. Они делились на коротких и длинных, в зависимости от времени пребывания здесь.
Трудились мы со студентом Йорком за бесплатно по заданию секретариата по проведению воды от ближайшего ручья над нашей деревенькой в сад школы. Работа была для каторжников, зато оттачивалось упорство в достижении поставленной цели и смирение к неизбежному. Так считали наши более мудрые наставники.
В психологической школе «Рютте» существовали общественные работы, то есть бесплатный одночасовой труд в день на благо нашего центра. Его обычно назначали старшие специалисты вроде Урсулы учащимся или приехавшим гостям со своими духовными проблемами в период неких важных Изменений в процессе становления испытуемого как личности, за коими ненавязчиво наблюдали прикрепленные к нему специалисты. Кроме того, у подопытного объекта развивалось философское отношение к любому виду физического труда, где главным считалось медитативность и непрерывность в начинаниях.
Первым моим экзерсициумом6 стала работа в медитативном саду центра, который был заложен еще при графе Дюркхайме, ушедшего из жизни в 1988 году.
Сад представлял собой комбинацию зарослей бамбука и орешника, других деревьев, а также медитативного места на крупнозернистом песке с причудливыми линиями и разложенными валунами, площадки для древнегерманских ритуальных танцев, заводью с впадающей протокой горного ручья и единственной плавающей там здоровенной особью форели.
5
Додзё (яп. «место, где ищут путь») – изначально место для медитаций в японском буддизме и синтоизме. Позже, этот термин стал употребляться и для обозначения места, где проходят тренировки, соревнования и аттестации в японских боевых искусствах, таких, как айкидо, дзюдо, дзюдзюцу, кэндо, карате. (прим. авт.)
6
Экзерси́циум ( лат. exercitium) – упражнение. (прим. авт.)