Мрак остаётся

Королева подняла изящную руку:

– Что я упустила, Тресса?

Рыжеволосая женщина улыбнулась, но лицо ее все равно выражало печаль:

– Этот мальчик изо всех сил старается поскорее стать мужчиной. Не нужно искать других причин.

– Тем не менее другая причина существует, ведь так?

Тресса не ответила, и Эйрин очень хотелось понять, что имеет в виду королева. Но Иволейна заговорила прежде, чем та смогла открыть рот:

– Подойдите ближе, сестры. Не думайте, что я не заметила вас.

Женщины поспешно приблизились и присели в реверансе.

В королевстве считали, что Иволейна – самая прекрасная из всех Фаленгартов. Однако Эйрин знала, что существует одна женщина, чья красота способна затмить красоту самой королевы, женщина, которая сейчас находится очень-очень далеко.

Мне так не хватает тебя, Грейс!

Она все-таки надеялась, что Грейс и остальные сейчас в полном порядке.

– Очень мило с вашей стороны, что вы пришли, сестры.

– Мы поспешили сюда, как только получили от вас послание, Ваше величество, – ответила Лирит.

Глаза Иволейны недобро сверкнули:

– Так вы и сделали.

В покоях воцарилась тишина, и в душе Эйрин возник безрассудный порыв выболтать все о похождениях того дня. К счастью, Тресса заговорила прежде, чем девушка успела выразить это побуждение словами.

– Не желаешь ли выпить вина, дитя мое?

Эйрин кивнула, приложив все силы, чтобы не выхватить кубок из рук колдуньи и не осушить его одним глотком. Вино было холодным и приятно освежало. Эйрин отпивала его маленькими глотками, и постепенно ее нервы успокоились.

– Уже поздно, – промолвила королева, – а мне еще многое нужно сделать, прежде чем отойти ко сну. Поэтому перейду непосредственно к главному. Я созвала Верховный Шабаш. Колдуньи соберутся здесь, в Ар-Толоре, в следующую темную луну.

Эйрин нахмурилась. Никогда прежде она не слышала о Верховном Шабаше. Однако, судя по внезапному блеску в глазах, Лирит имела об этом представление. Темноволосая колдунья сжала кубок обеими руками.

– Могу я спросить, сестра? Мы все будем принимать в нем участие?

Иволейна кивнула.

– Я искренне надеюсь, что и ты, и твоя сестра Эйрин сможете уделить нам внимание.

– Это первый Верховный Шабаш, который созывается за последние семь лет, – сказала Тресса. – Приедут все наши сестры.

Губы Лирит растянулись в свойственной только ей таинственной улыбке.

Неподдающееся описанию волнение охватило Эйрин, и она больше не могла сдерживаться:

– Но что такое Верховный Шабаш?

Тресса нежно засмеялась:

– О, это нечто невероятное, дитя мое. В Ар-Толор сейчас направляются колдуньи из семи доминионов, а также из земель, расположенных за их пределами. Мы все соберемся под звездами, чтобы сплести общую паутину.

– А что будет обсуждаться на шабаше? – поинтересовалась Лирит.

Иволейна придвинула стоящую на пьедестале серебряную чашу, и ее платье зашелестело, словно крылья птицы.

– Дела огромной важности.

– Но какие? – спросила Эйрин. Королева не обернулась.

– Думаю, на сегодня достаточно. Остальное – на шабаше.

Лирит взглянула на Эйрин. Они обе знали, когда заканчивается встреча с королевой. Вопросы раздирали душу Эйрин, но им придется подождать. Они поставили на стол кубки, кивнули Трессе и направились к выходу.

– Да, сестры, – у двери остановила их Иволейна, – вы еще не рассказали мне, понравилось ли вам посещение кибитки морнишей.

Эйрин напряглась от беспокойства, а Лирит сделала резкий вдох. Иволейна все еще глядела в чашу с водой, когда внезапное озарение пронзило Эйрин. Королева не имела магического зеркала, но обладала иными средствами следить за другими людьми. Эйрин вспомнился тот день, когда Иволейна остановила ее и Грейс в коридорах Кейлавера и попросила заглянуть в чашу подобным же образом. Именно там, в воде, Эйрин увидела себя верхом на белом коне. В руках она держала меч, а за ее спиной был виден замок с семью башнями.

Наконец королева оторвалась от чаши и строго посмотрела на девушек:

– Говорят, что магия морнишей подобна порочному семени, из которого вырастают лишь колючие цветы. Постарайтесь запомнить это, сестры.

Эйрин и Лирит оставалось только кивнуть. Вместе они переступили через порог и оказались в коридоре, оставив королеву наедине с ее делами.

5

– Вы уходите сегодня так рано, милорд, – сонным голосом произнесла женщина, укутываясь в покрывало.

Дарж присел на постели и что-то невнятно проворчал. Затем свесил ноги с кровати. Каменный пол холодил босые ступни. Рыцарь тяжко вздохнул. До рассвета еще час. Через окно проникал холодный воздух, а вместе с ним доносилось приглушенное голубиное воркование.

Дарж прикрыл глаза и предался воспоминаниям. Она всегда обожала голубей. Он обычно с улыбкой наблюдал за тем, как по утрам она из окна бросала им зерна. А когда наступала ночь, она отворяла все окна в поместье, чтобы музыка голубиного воркования наполнила дом. В ту пору он ее не понимал – считал, что это самый жалкий звук, какой ему когда-либо приходилось слышать Почему ему потребовалось столько лет, чтобы понять, насколько великолепна эта музыка?

– Смею ли я надеяться, что вы придете сегодня вечером, милорд?

Дарж открыл глаза:

– Тебе вообще больше не следует меня ждать.

Он встал, взял со стула штаны и неторопливо натянул их. Услышал, как за его спиной Леса вздохнула и повернулась в постели.

Он нашел ее вскоре после прибытия в Ар-Толор. Леса была горожанкой и иногда служила горничной у придворных дам королевы. Год назад умер ее муж. Но после трудных вторых родов Леса осталась бесплодной, и ни один мужчина в городе не пожелал взять ее в жены. Леса была простовата и не слишком умна, однако добросердечна и ласкова со своими детьми в те редкие минуты, когда он видел их вместе. Даржу это нравилось. Кроме того, она нуждалась в деньгах на пропитание, а он – в хозяйке. И все сложилось достаточно хорошо.

Дарж затянул пояс потуже и выпрямился. Сделав это, он увидел свое отражение в мрачной глубине бронзового зеркала. В небольшом зеркале голова не уместилась, и на какое-то мгновение рыцарю почудилось, что он видит призрака.

Он выглядел примерно таким же, каким помнил себя в молодые годы. Кисти рук все еще сильны, густые волосы на груди не успели поседеть, а живот не превратился в дряблое брюхо, как случается со многими мужчинами его возраста. Однако его истинный возраст выдавали руки. Они загрубели, отчетливо обозначились суставы на похудевших пальцах, а на коже стали видны многочисленные морщины и шрамы. То были руки старика.

Дарж натянул через голову серую тунику, подпоясался и повернул голову. Леса теперь сидела на постели – спутанные каштановые волосы рассыпались по плечам – и наблюдала за ним своими маленькими глазками. Лицо ее испещряли морщины, заработанные годами нелегкой жизни, но небольшая грудь имела хорошую форму.

Она крепко обняла руками колени под одеялом.

– Когда ты сделаешь меня своей госпожой, милорд?

– Я никогда не сделаю тебя своей госпожой, – ответил Дарж и натянул сапоги.

Она рассмеялась и захлопала по кровати.

– Здесь я – твоя госпожа, это так. Но ты достаточно дерзок, когда прижимаешься к моему телу.

Дарж положил на столик три серебряные монеты.

– Купи своим детям какие-нибудь башмаки. Я видел их в толпе – они бегали босиком, – сказал он и направился к двери.

– Хорошо, милорд, – ответила Леса. – Куплю им обувку. Благослови тебя Джорус.

Дарж ничего не ответил, вышел из палаты и закрыл за собой дверь.

В замке царила тишина. Почти все обитатели Ар-Толора находились в постели. Он не спеша зашагал по коридорам к своим покоям. Это были те редкие минуты, когда Дарж был предоставлен самому себе и поэтому старался как подобает насладиться ими. За последние два десятилетия Дарж привык бывать один. Он не считал одиночество обузой. На свете существует много такого, что можно услышать, увидеть и ощутить, лишь находясь в одиночестве.