Мышка для Котова

Аня

Проснулась на удивление рано, хорошо выспавшись. Потянулась к тумбочке за телефоном, чтобы проверить сообщения и пропущенные вызовы, но его там не оказалось. Чёрт. Я ведь не видела телефон со вчерашнего вечера. Кусая губы, проверила всё карманы сумки. Где я могла его посеять? Вчера точно помню, что заходила в дом с телефоном в руках. Точно! В кресле в кабинете дяди Глеба. Высунув голову за дверь и убедившись, что в коридоре никого нет, побежала на носочках в кабинет, который к моему облегчению был пуст.

Прикрыв дверь, бросилась к креслу, но телефона там не было, как и на всех поверхностях в кабинете. Может, завалился куда-то? Проползла на коленях по всему периметру кабинета, но своего телефона нигде не нашла. Вернулась к креслу. Пыхтя, засунула пальцы в щель между сидушкой и спинкой кресла, пытаясь нащупать гаджет. Когда пальцы коснулись холодного корпуса телефона, я радостно вскрикнула. Осталось только выудить его отсюда, что у меня никак не получалось.

— Ну, давай же! — простонала я, чувствуя, как от усердий у меня покатился пот по спине. — О да! — воскликнула радостно, целуя телефон, когда всё же смогла вытащить его.

Разблокировала экран и увидела три пропущенных от Марка. Сердце тут же подскочило к горлу и забилось быстрее. Поднялась с пола и, на ходу набирая номер Маркуши, направилась в его комнату, плотно закрыв за собой дверь в кабинет.

— Я до последнего верил, что дед мне врёт, — услышала голос парня, сначала не понимая, что он раздаётся не из трубки, а за моей спиной.

— Что? — разворачиваюсь резко и смотрю в покрытые коркой льда любимые карие глаза. Отшатываюсь. Марк никогда не смотрел на меня с такой ненавистью. С таким презрением. 

Карие глаза окидывают меня с ног до головы. Взгляд задерживается на растрепанных волосах, на капельках пота в глубоком вырезе маечки, на коленях, которые я стёрла от ползания по полу.

— Я думал, что ты особенная, а ты оказалась обычной шлюхой, которая ищет толстый х*й для своей грязной дырки, — презрение.

В каждом слове. В каждой букве. Проедающий душу яд. Отравляющий организм. С каждым словом я теряю дыхание. Теряю способность дышать. Мне больно настолько от этих слов, что даже те ощущения на пляжи не могут сравниться с этим чувством. 

— Иди ты в задницу, Марк, — я вскидываю подбородок так высоко, чтобы предательские слёзы не полились по моим щекам. 

Разворачиваюсь и бегу в комнату, чтобы не разрыдаться прямо здесь. Перед глазами того, кто в очередной раз размазывает меня по стенке своими словами. 

— Стоять! Я не закончил с тобой разговор, Мышкина! — рявкает громко, грозясь разбудить всех в доме. Показываю ему неприличный жест через плечо, даже не думая притормозить. Пусть валит ко всем чертям. Мне надоело это всё. Надоело бороться за отношения, у которых даже нет будущего. 

На интуитивном уровне чувствую его приближение. В следующее мгновение Котов впечатывает меня в стену, разворачивает рывком к себе лицом и нависает сверху скалой. Сжимает запястья над головой, когда я пытаюсь вывернуться и залепить ему пощёчину.

— Отпусти меня, урод! Убери от меня свои грязные лапы! Проваливай к своей невесте! — голос звенит от слёз. Ещё мгновение и я разрыдаюсь прямо перед ним. Снова покажу ему свою слабость. Свою никчемность. 

— Тебе совсем не стыдно смотреть в глаза моей матери и в это время спать с моим отцом? — выплевывает презрительно мне в лицо, с силой вдавливая меня в стену. Нос улавливает запах алкоголя. Снова пил. 

— Ты совсем что ли? — выкрикиваю, лягая его ногой по икре. — Тебе нужно прекращать пить! 

— Отвечай мне, Аня, — пальцы левой руки сжимают мои щёки, а полыхающие яростью и презрением карие глаза, впиваются в мои. Таким я Котова не видела никогда. Кажется, что ещё мгновение, и он раздерет меня на части. Но я не собираюсь перед ним оправдываться. Поэтому выгибаюсь, пользуясь своим положением, и трусь грудью о его часто вздымающуюся грудную клетку. Марк быстро облизывает губы. А я довольная полученным откликом с его стороны, приподнимаюсь на носочки и, практически прикасаясь губами к его рту, выдыхаю:

— Чего ты так взбесился, котик мой? Неужели на его месте хотел оказаться? 

Марк вздрагивает и выдыхает, сцепив с силой зубы. Кажется, я даже слышу их скрип. Замечаю, как на лице парня ходят желваки. Пальцы сильнее сжимают мои щёки, а карие глаза останавливаются на моих губах. Ну же, Котов! Поцелуй меня! Ты же сам этого хочешь! Я знаю, что ты соскучился. Вижу по твоим глазам, в которых мелькают эмоции. Вижу по кадыку, который дёргается, когда ты тяжело сглатываешь. По длинным ресницам, которые трепещут, когда ты плотно закрываешь глаза, чтобы не видеть холмики грудей, которые виднеются в вырезе маечки.

— Оставь свои игры для лошков, Мышкина, — свирепо бросает он, справившись со своими эмоциями. — Только такой ботан, как твой Алёша, может повестись на твои дешёвые уловки. Ты мне омерзительна, — слова болью отзываются в груди. 

Хочется, как всегда, спрятаться в свою скорлупу, скрыться от пронизывающего до костей взгляда карих глаз, и зализать свои раны. Я не понимаю, чем заслужила такие слова. Не понимаю, что могло измениться, что парень, который недавно шептал слова любви, обвиняет меня в связи со своим отцом. 

Но переборов себя, лукаво улыбаюсь. 

— Увидел в Лешеньке соперника? — вскидываю брови, высвобождая руку из крепкой хватки, и провожу пальцами по шее. Наблюдаю за тем, как черный бездонный взгляд прослеживает путь руки. Как дыхание становится хриплым.

— Заткнись, Мышкина, — рычит Марк. — Ненавижу тебя, — вопреки его словам, большой палец сжимающей мои щёки руки, проходится по губам, оттягивая их. 

Не ожидая от самой себя, обхватываю палец парня губами и всасываю, выводя узоры на подушечке. Смотрю в потемневшие глаза. Чувствую, как пол уходит из-под ног. 

— Ненавижу тебя, — шепчет вновь тихо, будто пытаясь убедить самого себя. — Ненавижу за то, как сильно бл*ть люблю тебя. Несмотря ни на что.