Страница 48 из 75
— А сейчас нас слушают? — я быстрым взглядом окидываю комнату, выискивая камеры слежения.
— Нет. Здесь нет камер. Это единственное место, где я могу чувствовать себя в безопасности. Марк, — вдруг вцепляется с силой в мои плечи. Сжимает их так, что я удивляюсь, откуда в таком хрупком теле столько силы. — Марк, — шепчет, — забери меня отсюда, молю тебя. Я больше не могу здесь находиться. Не могу, — слышу истеричные нотки в её голосе. — Ещё хоть один день и я не смогу больше…
Приподнимаюсь и притягиваю её к своей груди. Аккуратно, чтобы не напугать резкими движениями. Глажу по волосам. Покачиваюсь вместе с ней из стороны в сторону.
— Я знаю, что я тебе никто. Знаю, что ты не обязан мне помогать. Но… — девушка пытается отстраниться от меня, напрягаясь всем телом.
— Я помогу. Я попытаюсь помочь, чем могу, Милена. Я тебе обещаю, — тихо говорю я, не позволяя девушке отстраниться. Отчего-то кажется, что если я позволю ей отодвинуться, то потеряю тот хрупкий контакт с ней, который смог установить.
— Даже если придётся жениться на мне? — вскидывает резко голову и впивается цепким взглядом мне в лицо.
Я замираю. Понимаю, что загоняю себя в ловушку. Я ехал сюда с одной целью — договориться с ней о том, чтобы всеми путями не дать свадьбе состояться. Вернуться в Москву с твёрдым намерением жениться на Анютке.
Но перед собой я вижу потерянную, растоптанную девушку, которая находится на грани срыва. В каждой эмоции отчаяние и обреченность. Ни проблеска улыбки или счастья. И я чувствую, что обязан о ней заботиться. Просто обязан и всё. Как заботится брат о своей младшей сестре.
— Даже если придется жениться, — выдыхаю я, смотря в голубые глаза, которые мигом наполняются слезами.
— Правда? — жалобно, с неверием. — Ты действительно готов сделать это для меня? Ты ведь можешь уйти, оставить меня здесь и жить спокойно собственной жизнью, — шепчет, пальцами цепляясь за мои плечи и бегая глазами по моему лицу, выискивая признаки лжи. — Ты, правда, готов всем пожертвовать ради меня?
— Правда, — я отвожу волосы с её бледного лица, улыбаясь грустно. — Не знаю, во что это мне выльется, но я готов. Как-никак ты должна стать моей женой. А что там супруги обещают? И в горе, и в радости? — подмигиваю и улыбаюсь, хотя на душе жутко погано. Я чувствую, что предаю Аню. Слышу, как рвутся те тонкие ниточки, которые соединяли нас. Окончательно. Но я не могу оставить эту девушку здесь. Весь её вид кричит о том, что ей нужна помощь. Каждая минута на счету. И я могу ей помочь.
— Значит, твой отчим уже знает о моём прибытии в Германию, как и мой дед, скорее всего, — задумчиво говорю я, понимая, что с минуты на минуту может нагрянуть охрана.
Милена кивает, сжимаясь в комочек.
— Одевайся и собирай только необходимые вещи, — велю я, поднимаясь с пола и помогая девушке встать.
— Зачем? — в глазах ловлю первый проблеск радости.
— Ты же просила меня тебя отсюда забрать. Собирайся.
— У меня нет вещей здесь. Только сорочка. Все вещи у меня забрали и выдают только тогда, когда на прогулку выводят.
— Когда прогулка сегодня будет? — спрашиваю я, прикидывая в голове.
— С четырёх до пяти вечера. Если ты думаешь, что на прогулке я смогу сбежать, то не получится, — качает головой, кусая в отчаянии губы. — Со мной гуляют два охранника. Ты думаешь, я уже не пыталась сбежать? Пыталась и не раз. Меня ловили и потом месяц никуда не пускали, вкалывая постоянно какую-то херню, — с каждым словом голос становится громче.
— Не кричи, пока нас не услышали, — говорю я спокойно. — Нужно осмотреть территорию.
— Боже, я никогда отсюда не выберусь, — девушка отпускается на кровать и начинает плакать.
— Милена, не время для слёз, — касаюсь её плеча, но девушка дёргает плечом, скидывая мою руку.
— Проваливай отсюда! Уходи отсюда! Проваливай! — у девушки снова случается истерика. — Оставь меня в покое! Ты мне ничем не поможешь!
Она зарывается лицом в подушку, плача навзрыд. Стискиваю зубы, понимая, что не могу с ней справиться. У девушки явно слабые нервы и сломанная психика. И я ей не помогу в этом. Остаётся только ждать, когда она успокоится сама. Накрываю её одеялом, которое валялось в углу комнаты, и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Здесь, хвала небесам, её всхлипов не слышно. В коридоре ходит улыбчивый персонал, который не обращает на меня никакого внимания. Подхожу к автомату с кофе и пока в белую чашку наливается ароматная жидкость, смотрю, как можно незаметнее, где стоят камеры и изучаю план здания, висящий на стене.
— Эй, ты, чего здесь ошиваешься? — слышу знакомую русскую речь, а на плечо опускается тяжёлая рука.
Оборачиваюсь неторопливо, переводя взгляд с одного мужчины одетого полностью в чёрное, на другого. Оба мужика на пол головы выше меня и гораздо шире в плечах. Шансов уложить обоих у меня мало. Остаётся надеяться, что три года занятия боксом мне помогут в этом нелёгком деле. Как говорится — "Чем больше шкаф — тем громче он падает".
— Какие-то проблемы возникли? — невозмутимо спрашиваю я, делая глоток кофе.
— У тебя сейчас появятся, — мордоворот выбивает чашку из моих рук. — Что тебе нужно было в пятнадцатой палате? Какого хрена ты там крутился?
Слежу за тем, как тёмное пятно медленно расплывается по моей футболке, а потом перевожу взгляд на мужика, который начинает терять терпение.
— В какой палате? — беру другую чашку и снова включаю автомат, как ни в чём не бывало.
— Слышь, — мне заламывают правую руку, лицом впечатывая в стол, — ты лучше не беси меня. Что в пятнадцатой палате забыл? Отвечай или я руку тебе сломаю.
Автомат извещает о том, что кофе готов. Протягиваю левую руку и выплескиваю содержимое чашки себе через голову.
Небольшое количество обжигающего кофе попадает мне на спину, но это пустяки по сравнению с тем, как сейчас невесело охраннику Милены. Матерясь, он отпускает мою руку и хватается за лицо. Удар от второго мордоворота приходится в печень, а затем в голову. Но благодаря адреналину, бушующему в крови, я не чувствую боли. Делаю подсечку и шкаф с грохотом валится на пол и затихает. Кажется, он ударился головой и потерял сознание. Переступаю через него и бегу в палату к Милене. Распахиваю дверь пинком ноги. Девушка испуганно вскрикивает и садится ровно на кровати, уставившись на меня безумным взглядом. Снова дикий страх, как у загнанного в ловушку зверька.