Второстепенный: Плата

- Вы ничего не перепутали? – иронически изрёк он. – Запомните, сэр, даме – цветы, детям – мороженое.

Да, в свете последнего открытия о целителе кулон выглядел двусмысленно.

- Это ваш щит от магичекого фона, Волхов, – не поддался на подначку Корион. – С вопросами насчёт дизайна идите к артефакторам и директору Аунфлаю. Наденьте сейчас. Нужно оценить ощущения.

- А, понятно.

Вадим расслабился, взвесил кулон на ладони, уважительно присвистнув, и застегнул цепочку на шее. Ящерица едва уловимо сверкнула. Камни чуть сменили оттенок, подстроившись под цвет глаз. Вадим прислушался к ощущениям.

- Я ничего не чувствую, – сообщил он через полминуты.

- Прекрасно. Вот ваше мороженое, Волхов, – Корион вручил ему папку с медицинскими делами. Вадим ошарашенно заморгал, прижав её к груди – та была для него тяжёлой. – Наши целители уже четвёртый месяц гадают, что это такое может быть. Думаю, вам тоже будет интересно.

Вадим открыл папку, оценил количество имён, которым принадлежали дела, глянул на дату открытия.

- Двести тридцать восемь чело… в смысле, эльтов с тринадцатого сентября? Сейчас середина февраля. Как-то… маловато для того, чтобы беспокоиться.

Корион молча перелистнул страницы до статистики и ткнул пальцем в строчку с датами смерти. И Вадим подскочил.

Да, сто восемьдесят три погибших за трое суток уже не выглядели безобидно.

Вадим закрыл крышку пианино, положил на неё папку и вчитался в показанный отчёт. Корион пошёл делать кофе. Он успел глянуть на тот отчёт буквально одним глазом, но даже то, что он выхватил из текста, произвело впечатление.

Все погибшие работали на территории румынского сида. Десятого погиб румынский бруиден, тринадцатого пришли их соседи, похоронили румынов, вернулись домой и тоже умерли, затем начали болеть их родичи. Всех изолировали. В ноябре была снаряжена экспедиция в румынский сид – из числа тех, кто чувствовал себя хорошо, но никакая защита им не помогла. Вернувшись, они тоже умерли в течение нескольких суток и тоже заразили родичей. Никаких проклятий, болезней не обнаружили.

Когда Корион вернулся из кухни, Вадим уже разложил на пианино содержимое папки и увлечённо в нём копался, одновременно просматривая несколько бумаг. Корион поставил рядом с ним кружку кофе, наклонился и по заголовкам понял, что целитель сверял симптоматику погибших и болеющих. И судя по тому, как закаменели худые плечи, как перехватило дыхание, как мальчишка совершенно инстинктивно прижался к нему спиной в поисках защиты, понял, что версия иномирного целителя Златовласу не понравится.

Корион отобрал отчёт по вскрытию и сунул в белые, холодные от испуга руки кружку с кофе. Вадим немного расслабился, вцепился в толстые глиняные бока кружки, одним большим глотком её ополовинил.

- Ваши версии, мистер Волхов?

- Это очень похоже на лучевую болезнь, – хриплым, каким-то не своим голосом прокаркал Вадим и повернулся.

Вид у него был совершенно диким, почти невменяемым.

- Но этого не может быть, – продолжил он. – Не может.

- Почему?

Вадим потерянно уставился на папку.

- У вас нет атомных электростанций. Нет атомного оружия. А все цепочки алхимических преобразований, хоть мало-мальски похожих на термоядерную реакцию, надёжно сдерживают и гасят щиты. И эти щиты спокойно ставит десятилетка! – прошептал он.

Корион нахмурился. Из лепета целителя он понял лишь одно – что проблема имеет отношение к алхимии, и что от этой проблемы может защититься даже десятилетка. Но почему-то ни румыны, ни славяне этого сделать не успели.

- Так, Волхов, а теперь ещё раз и на английском языке. Медленно и чётко. Что вы имеете в виду, говоря об этой… термоядерной реакции?

- Ну как же, профессор? – удивился Вадим. – Вы же нам эту реакцию на уроках показываете. Превращение одного элемента в другой. Удаление лишних протонов, перестройка на атомном уровне сопровождается выбросом потоков частиц…

- Радиация, – понял Корион. – Вы говорите о радиации.

Вадим просиял.

- Да! Лучевая болезнь вызывается резким повышением радиационного фона!

Корион недоверчиво покачал головой.

- Чепуха какая-то. Повышенный радиационный фон никогда не убивает сразу, он вызывает болезни. Даже если провести преобразование без щита, можно получить рак или расстройство крови, но никак не ожоги! В космосе – да, но не на Земле!

- А если преобразовать не пару граммов, а пару килограммов вещества за раз? Уран, например? – ехидно спросил Вадим.

- Никому бы на такое не хватило сил, – ответил Корион. – Подобное преобразование можно осуществить на крайне малом количестве вещества в сутки. А в слиянии невозможно проводить такие тонкие операции.

- А вы проверьте, – не успокаивался Вадим. – Измерьте этот фон в Тавроке. Вы же как-то его измерили в своё время, да? Пусть больные возьмут этот ваш счётчик в руки и посмотрят.

- Волхов, ваша версия не выдерживает никакой критики, – вздохнул алхимик.

Вадим разъярённо зашипел, схватил данные одного из погибших и помахал ими перед лицом Кориона.

- Не выдерживает?! У нас есть бомбы, которые этой радиацией уничтожали целые города! Мы разбираем лучевую болезнь на общем курсе в университете! Это, – он ткнул фотографией обезображенного трупа в нос Кориона, – безумно на неё похоже! Проверьте! Я буду только рад, если это не так.

Корион замер. Бомбы, уничтожающие радиацией целые города. Он не представлял подобного, но раз Вадим так уверенно об этом говорил… На краю сознания шевельнулся Златовлас.

- Мы сейчас проверим. Альвах видел в алхимическом крыле Караула счётчик Ингеборги.

- Они проверят, – повторил за Владыкой Корион. – Как её лечить?

Вадим помрачнел, отвёл глаза.

- Это не моя специализация. Из общего курса помню, что примерно так же, как тяжёлое отравление. Плюс нужно выяснить, что это было за радиоактивное вещество, и вводить препараты, его нейтрализующие. Может помочь трансплантация костного мозга в тяжёлых случаях. Если больной пережил двенадцать недель, шансы выжить достаточно велики. Но… Изменения происходят на генетическом уровне. Они отсроченные. Болезнь может перейти в хроническую форму, могут развиться опухоли, может родиться потомство с генетическими отклонениями… При таком поражении – всё, что угодно.

От связующей нити вдруг полыхнуло сложной смесью самых разных чувств. Корион непроизвольно выпрямился, почувствовав, как откликнулось его собственное тело: застучало сердце, в животе заворочался мерзкий холодный ком, внутри всё закипело от лихой злости. Словно перед боем.

- Корион, – сказал Златовлас, и от его напряжения, от этого состояния подобравшейся для броска гончей у Кориона заломило в висках. – Пусть Вадим сейчас же распишет всё, что знает о методах лечения лучевой болезни. Он прав. Мы сейчас передали Таврокам счётчик Ингеборги. Показания зашкалили сразу же.

*   *   *

Я медленно, как можно более аккуратно выводила буквы на листе. Перьевая ручка плохо выдавала чернила, и у меня руки так и чесались встряхнуть её. Я сдерживала идиотский порыв всеми силами. Это шариковую ручку можно было трясти, как пожелаешь, а перьевая на такой фокус выдавала целый веер брызг.

После подтверждения Златовласа в голове воцарился гулкий тёмный вакуум. Кроме мыслей о дурацких чернилах, там почему-то не задерживалось больше ничего. Текст о лучевой болезни словно бы писался без участия моей многострадальной головы. С каждой минутой тело становилось всё тяжелее и тяжелее. Заныли плечи, поясница, шея. Почему же я так устала? Ведь ничего же такого не делала, всего лишь немного поиграла на пианино и разобрала дела с лучевой болезнью…

- Эй, детка!

Я покосилась вправо. Парящий над пианино Ай сложил руки под подбородком и беспечно мотнул босой ногой.

- Что-то ты выглядишь слишком убито, – он наклонил рогатую голову. На секунду зрачки в его глазах хищно вытянулись. – Это из-за бомбы? Расслабься. Эта нечисть неубиваемая. Через пару веков румыны опять соберутся в бруиден.