Второстепенный: Плата

- Мистер Волхов! – лорд Ирвин щёлкнул пальцами перед моим лицом. – Вы слышите меня?

Хотела сказать, что слышу, но язык не послушался. Мышцы налились свинцовой тяжестью, внутри тела заворочались странные ощущения – словно сознание вдруг начало воспринимать работу каждого органа, сокращение каждой камеры сердца. Сердце билось непривычно тяжело, больно, в движении чудилось что-то лишнее, словно бы кроме привычных сосудов от него шло что-то ещё. «Дышать, нужно дышать!» – вспомнила я и вдруг поняла, что самое обычное рефлекторное движение рёбер – весьма нелёгкий процесс, который требовал предельной сосредоточенности.

- Магическое истощение?

- Очень похоже на то. Он весь ледяной.

Эльты действовали чётко, слаженно, без ненужной суеты и вопросов. Ирвин перенёс мою безвольную тушку на диван, Эрида помогла устроить её на коленях у Кориона, расстегнула ворот и ремень, придержала мои руки, которые упорно соскальзывали с широкой спины алхимика. Корион подхватил меня под плечи, выдохнул, и по жилам растёкся знакомый ласковый жар со свежими нотками ночи и пряных трав, расцветился перед глазами бордовым с золотистой искрой на вдохе. Голову снова повело – на этот раз от яркого сложного удовольствия.

Малина подёрнулась рябью. Далёкий писк аппаратов жизнеобеспечения вдруг стал чётче, приблизился, стал сложнее, добавились дополнительные нотки, и Ай всполошился:

- Кыш! Кыш отсюда!

- Ции-ции-ции!

Небольшая серая птичка запищала быстрее, громче, ловко увернулась от рук келпи и спряталась в кустах малины. Её свист отдалился, стал медленнее, превратился в знакомый звук. Боги, всё это время я слышала не кардиограф! Меня преследовала потусторонняя птица! Это был вовсе не дом!

Мир растворился бы в слезах, но тело плавилось от гуляющей в жилах магии, от мягких черных волос под щекой и осторожных объятий. Я была не одна.

- Вадим, тебе больно? – Эрида наклонилась над плечом Кориона, беспокойно всматриваясь в меня, смахнула с моих щёк влагу. – Потерпи ещё чуть-чуть, сейчас станет легче.

Я вздохнула – боль и странное ощущение рядом с сердцем затихли, дышать стало легче, ушла тяжесть.

- Нет, мне хорошо.

Я завозилась, покрепче обняла профессора и отвернулась от Эриды. В нос ткнулся изгиб белой шеи, соблазнительный настолько, что побороть искушение оказалось невозможно. Профессор едва заметно вздрогнул, когда ощутил мои губы на своей коже. Сердце замерло на секунду, а потом бешено заколотилось в испуге. В лицо плеснул жар, и вовсе не магический. Плечи непроизвольно закаменели. Боги, у меня совсем крыша потекла! Я же сейчас мальчишка! Я отвернулась от соблазнительной шеи, но юношеский организм уже отреагировал самым предательским образом.

- Оставьте нас, – упал голос профессора на мою голову.

И что-то такое было в этом тоне, что ни Эрида, ни лорд Бэрбоу, ни тем более Ирвин спорить не стали и просто молча подчинились, аккуратно прикрыв за собой дверь. Профессор вздохнул, убрал руки с моей спины. Наслаждение сразу же схлынуло, перестало туманить голову. Я медленно отстранилась, глядя куда угодно, но только не в чёрные глаза.

- Волхов, я понимаю, в данный момент вы не в себе, к тому же переживаете проблемы пубертата, но у вас для этого есть невеста, во-первых. Во-вторых, я почти женат на вашей сестре и потом вам будет очень неудобно перед ней. В-третьих, я не любитель юных мальчиков и мужчин в целом, – очень-очень спокойно сказал профессор. Примерно с таким же спокойствием он, наверное, в войну головы людям сворачивал.

Глупее ситуации не придумать. Провалиться бы мне в Аид на этом самом месте вот прямо сейчас!

- Простите, сэр. Я… Я всё понял. Этого больше не повторится, – пробормотала я, пытаясь встать.

Надо уйти, спрятаться подальше, забиться в какую-нибудь щель и тихо помереть там со стыда…

- Сидеть.

От строгого безапелляционного тона и без того трясущиеся коленки подломились. Я осела обратно на диван, только и успев что отодвинуться подальше. Профессор снова вздохнул, встал и заложил руки за спину, навис надо мной суровым ангелом возмездия. Под пронзительным взглядом голова сама собой склонилась к земле, и не было никаких сил её поднять.

Кажется, Валька, сейчас тебе всё-таки выскажут насчёт пестиков и тычинок...

*   *   *

Корион посмотрел на сжатые до белых костяшек пальцы, вцепившиеся в край зелёной футболки, на опущенную златокудрую голову, лихорадочные розовые пятна на побледневшей коже и придержал стандартные злые фразы. Мальчишка и без того сгорал со стыда, не в силах посмотреть в глаза. И этим кардинально отличался от всех тех подростков, которые обычно просили профессора помочь в освоении любовного искусства.

Звоночки со стороны мальчишки звенели уже не раз. Корион не был слеп, но до последнего полагал, что Волхов из-за своей психологической зрелости не пожелал вплетать подобный аспект жизни в их отношения и просто предпочёл подождать с выбором. Остановиться, например, на Эриде и разыграть красивую комбинацию с побегом и отказами, чтобы в эпатажной красотке проснулся хищник и бросился за ускользающей добычей. Таланта, наглости и мозгов Волхову на такую манипуляцию хватало. Но нет.

Дело было гораздо серьёзнее и сложнее. И обычная отповедь, отточенная годами повторений, здесь не помогла бы.

- Мистер Волхов… Вадим…

- Я знаю, что вы хотите мне сказать, – перебил его Вадим и, наконец, нашёл в себе силы взглянуть прямо. Зелёные глаза болезненно, лихорадочно блестели. – Это пройдёт. Это всё гормоны, бессмысленная химическая реакция. Однажды я переключусь на кого-то другого, встречу девушку, и тогда всё будет по-настоящему и как надо. А то, что сейчас – фигня. Надо просто это пережить. Я всё понимаю, сэр, правда. Я просто… не сдержался. Этого больше не повторится.

Красивые, правильные слова. Если бы мальчишка ещё сам верил в них, а не сидел, задыхаясь и едва сдерживая истерику, до смерти боясь, что его сейчас вышвырнут от греха подальше. Неужели Корион давал повод о себе так думать? С чего вообще вдруг такой страх? «Мы люди на треть, а он – наполовину», – напомнил себе алхимик.

Вадим побледнел ещё сильнее, накренился на левую сторону, мимолетно погладил грудь. Корион забеспокоился.

- Вадим, у тебя что-то с сердцем? Колет? Давит?

Вадим выпрямился и мотнул головой.

- Нет, ничего. Прошло уже. Вы… Вы простите меня?

Корион мученически возвёл взгляд к потолку и сел рядом. Вадим сразу забился в угол дивана, поджал ноги, обхватил коленки, уставился пристально – точь-в-точь насторожённый зверёк.

- Всеблагие силы, ребёнок, за что мне тебя прощать, если твой интерес был закономерен? В тебе кипит твоя природа, ты осознаёшь свои желания, а из близких мужчин оказался только я. Потом в Фогруфе обязательно найдётся кто-нибудь ещё, кто и тебе понравится и будет не против твоего интереса. Как только это случится, тяга ко мне станет гораздо терпимее. Да, я не смогу ответить тебе так, как ты этого хочешь. Но это не значит, что отныне я буду шарахаться от тебя в ужасе. Ты мне практически как младший родич, я не против построить с тобой братство. Напоминаю, наши семьи могут насчитывать десяток эльтов, и весь этот десяток может быть связан самыми разными отношениями.

Глаза у Вадима стали круглыми, рот приоткрылся. Хватка его рук ослабела, и коленки разъехались в стороны.

- А зачем тогда брак?!

- Главным образом для обозначения родных отца и матери ребёнка. Поверь, всем глубоко безразлично, что происходит за закрытыми дверями, если у бруидена есть глава, – сказал Корион и, подумав, добавил: – Я поговорю с Эридой насчет её перехода в Гвалчгвин. Всё-таки ты её жених, а она моя любовница... Правда, с магической совместимостью у нас с ней плохо. Рожать для меня детей придётся только Валенсии. Или наймём кого-нибудь, если она не сможет. Ты же проследишь, чтобы наследственность была хорошая?

Вадим и без того был ошарашен донельзя, а после последних слов он и вовсе вцепился в многочисленные фенечки на запястьях и впал в долгое молчание, больше напоминающее прострацию. Корион запоздало подумал, что Валенсия на такое не согласится. Да и самого Вадима, судя по реакции, предложение повергло в шок. Не стоило все-таки вываливать на носителя другой культуры всё сразу.