Небесный фермер

Глава 16.

По линеечке

И вдруг наступила весна, и все стало замечательно.

Даже зима показалась милее, когда миновала. Без нее нам пришлось бы туго; замерзание и оттаивание просто необходимо для почвы, не говоря уже о том, что многие зерновые не дают урожая без холода. Словом, четыре недели плохой погоды – вполне терпимое испытание.

С наступлением весны отец прекратил работу в городе, и мы на пару впряглись в посевную. Я взял в аренду самоходную тележку и прошелся вдоль полос, распределяя в промежутках между ними живую почву. Потом мы чуть не сломали себе спины, подготавливая овраг к посадке яблонь. Как только Папа Шульц презентовал мне семечки, я тут же засунул их в горшки с землей и держал в доме, сначала у Шульцев, потом у нас. Шесть из них проросли, а теперь саженцы уже вымахали почти на два фута.

Интересно, приживутся ли они на воле? Не исключено, что на зиму их придется перемещать обратно в дом, но попытаться все же стоит.

Отца тоже заинтересовал этот эксперимент, и не столько из-за фруктов, сколько из-за древесины. Казалось бы, древесина – материал устаревший, а поди попробуй, обойдись без него!

Джордж, по-моему, грезил видом Большого Сахарного хребта, покрытого высокими стройными соснами… может быть, когда-нибудь.

Так что мы углубили овраг, провели туда дренажные трубы, расширили его, вбухали заготовленный зимой компост и присыпали драгоценным черноземом. Места хватило бы яблонь на двадцать, но мы высадили только шесть саженцев-малюток. Папа Шульц явился и лично благословил своих питомцев. Затем он зашел в дом поздороваться с Пегги и заполнил собою всю ее комнатку. Джордж говорит – когда Папа делает вдох, давление в комнате падает.

Чуть позже Папа с отцом перебрались в гостиную потолковать. Я собирался выйти, но отец остановил меня вопросом:

– Билл, а не пробить ли нам здесь окно? – И показал на глухую стенку.

– Чего? – изумился я. – Так ведь все тепло же мигом выдует!

– Я имею в виду настоящее окно, застекленное.

– А-а!

Я задумался. Мне еще не доводилось жить в доме с окнами, мы всегда снимали квартиру. Окна я, конечно, видал – на Земле, в сельских домах, – но на Ганимеде построек с окнами не было. Мне даже в голову не приходило, что они тут могут быть.

– Папа Шульц собирается пробить у себя окно, – продолжал отец. – Мне кажется, это будет славно: сидеть светлыми вечерами дома и любоваться видом на озеро.

– В доме должны быть окна и камин, – убежденно промолвил Папа. – Теперь, когда у нас производят стекло, я хочу иметь вид из окна.

– Триста лет человечество глядело через стеклянные окна, – кивнул отец, – а потом заперло себя в крохотных кондиционированных каморках и стало глазеть на дурацкие телеизображения. Так и на Луне можно жить, какая разница? Идея меня ошеломила, но вдохновила. В городе, я знал, были стекольные мастерские. Джордж говорит, что изготовление стекла – одно из древнейших ремесел, если не самое древнее, и определенно одно из простейших. Но я-то думал, что они там делают бутылки и тарелки, а вовсе не оконные стекла. На толкучке уже появились стеклянные бутылки в десять раз дешевле, чем импортные.

Окно с видом – нет, идея и впрямь хороша! Можно сделать одно окно на южной стороне, с видом на озеро, а другое – на северной, чтобы любоваться горами. А почему бы не на потолке? Лежишь себе на коечке, а старина Юпитер перед тобой как на ладони!

Не горячись, Уильям, сказал я себе; ты сейчас построишь целый стеклянный замок. Когда Папа Шульц ушел, мы еще раз обсудили с Джорджем эту тему.

– Слушай, – сказал я, – я насчет идеи с окнами. Идея что надо, особенно для Пегги. Вопрос в том, по карману ли нам она?

– Думаю, да.

– Я имею в виду: сможем ли мы позволить себе эту роскошь, но чтобы тебе не пришлось возвращаться на работу в город? Ты себя загонишь до смерти, а это ни к чему. Теперь мы в состоянии прокормиться тем, что дает ферма.

– Я намеревался поговорить с тобой об этом, – кивнул отец. – Я уже почти решил уволиться, Билл, но мне не хочется бросать преподавание в субботней школе.

– Тебе обязательно там оставаться?

– Видишь ли, Билл, мне нравится читать лекции. А о деньгах не беспокойся: мы получим стекло бесплатно, как чаевые за разработку технологии процесса – твой старик не зря просиживает штаны в конторе. А теперь давай-ка за работу. В пятнадцать часов по расписанию дождь.

Недели через три после этого разговора должен был состояться небесный парад. Событие это чрезвычайно редкое – когда Ганимед, Каллисто, Ио и Европа выстраиваются строго по линеечке по одну сторону от Юпитера. Вообще-то раз в каждые семьсот два дня они пытаются это сделать, но безуспешно. Дело в том, что период обращения у них очень разный – от двух дней у Ио до более двух недель у Каллисто, и разрыв во времени получается неровным. А кроме того, орбиты у них имеют различную эксцентричность и пролегают не совсем в одной плоскости.

Так что, сами понимаете, небесный парад – событие из ряда вон выходящее. К тому же на сей раз на одной прямой вместе со спутниками окажется и Солнце, а Юпитер будет в полной фазе. Мистер Хукер, главный метеоролог, заявил, что, согласно подсчетам, такое четкое построение повторится не раньше чем через двести тысяч лет. Неудивительно, что все мы с нетерпением ожидали этого зрелища. Ученые, работавшие над проектом «Юпитер», тоже засуетились, готовясь к наблюдению за парадом.

Ведь благодаря тому что построение произойдет во время полной юпитерианской фазы, не только шестое небесное тело – Солнце – окажется в строю, но все это будет видно невооруженным глазом, поскольку тени от Ганимеда и Каллисто достигнут центра Юпитера одновременно с Ио и Европой.

Полная фаза у Юпитера наступает в шесть часов утра в субботу; в четыре тридцать мы встали, а в пять уже вышли на улицу. Мы с Джорджем вынесли на носилках Пегги. И успели как раз вовремя.

Стояла безоблачная летняя ночь, ясная и светлая. Над головой, словно воздушный шар, сиял старик Юпитер. Ио робко «поцеловала» его восточный краешек – «первый контакт», как говорят астрономы. Европа уже переползла за восточный край Юпитера, и мне пришлось прищуриться, чтобы ее разглядеть. Когда спутник в форме полумесяца, его движение проследить нетрудно, но округлившись он почти сливается с фоном. Однако Ио с Европой хоть чуточку, но ярче Юпитера, к тому же они нарушают его полосатый узор и таким образом позволяют себя обнаружить.

Уже на фоне Юпитера, но еще в восточной его половине – где-то на полпути к центру – ползли тени Ганимеда и Каллисто. Я бы не смог разобрать, какая из них чья, если бы не знал, что тень Ганимеда должна быть восточнее. Выглядели они просто круглыми черными точками. Три тысячи миль – сущая мелочь, когда их наложишь на диск диаметром восемьдесят девять тысяч миль. Ио была чуть побольше, чем эти точки, Европа же значительно их превосходила – выглядела почти как Луна с Земли.

Мы почувствовали слабый толчок, но не обратили на него внимания – дело привычное. К тому же в этот момент Ио «поцеловала» Европу и начала понемножку скользить за нее (или под нее).

Все они ползли по лицу Юпитера: спутники довольно быстро, тени – медленнее. Примерно через полчаса после того, как мы вышли из дома, две тени встретились и начали сливаться. Ио уже наполовину скрылась за Европой и походила на выпуклый горб у нее на боку. Спутники прошли половину пути до центра, тени были к нему еще ближе.

Около шести Европа (Ио не было видно, Европа полностью заслонила ее) «поцеловалась» с тенью, которая тоже к тому времени округлилась. Через четыре-пять минут тень заползла на Европу. Все они выровнялись по линеечке – я сознавал, что вижу самое необычайное в своей жизни зрелище: Солнце, Юпитер и четыре его крупнейших спутника выстроились в ряд, как на параде.

У меня вырвался глубокий вздох: не знаю, как долго я простоял, затаив дыхание.

– Во дают! – Вот и все, что я смог сказать.