Страница 2 из 11
Евангелия содержат более тридцати полноценных притч – рассказов с одним или несколькими действующими лицами (или образами), содержащих в себе нравственный урок (или уроки). Если включить в число притч краткие изречения и сравнения, имеющие форму иносказания и приближающиеся к притче по типу изложения, то их общее количество превысит шестьдесят[9].
Прежде чем обратиться к толкованию притч Иисуса, мы в настоящей главе скажем о предыстории притчевого жанра в ветхозаветной традиции. Затем попытаемся ответить на вопрос, почему Иисус говорил притчами. Далее будут рассмотрены различные способы классификации притч: по месту и времени произнесения, по содержанию, по длине, по иным критериям. Объектом нашего внимания также станут основные конструктивные элементы притчи, ее образность и поэтика. Заключительный раздел главы будет посвящен способам интерпретации притч как в древности, так и в Новое время.
1. Притчи в Ветхом Завете
Еврейское слово «машал» (משׁל māšāl), переводимое как «притча», изначально применялось к любому афоризму, содержание которого шире, чем его буквальный смысл. Для иллюстрации той или иной мысли «машал» может включать в себя сравнение, пример или метафору. Со временем термин стал употребляться для обозначения басни или притчи, построенной по принципу аллегории или подобия: та или иная истина в «машале» разъясняется с использованием образов из иной сферы. В частности, для описания качеств или действий человека используются образы из мира растений или животных. В Септуагинте термин «машал» чаще всего (в двадцати восьми случаях из тридцати) переводится как παραβολή («сравнение», «сопоставление», «подобие», «притча»). Элемент сравнения имеет ключевое значение для формы притчи.
Царь Соломон. Мозаика. XII в.
В Ветхом Завете термин «машал» применяется в первую очередь к притчам царя Соломона, собранным в единую книгу. Эти притчи представляют собой краткие наставления; некоторые из них имеют аллегорическую форму. В частности, те или иные качества или поступки человека сравниваются с качествами животных или явлениями природного мира:
Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым. Нет у него ни начальника, ни приставника, ни по- | велителя; но он заготовляет летом хлеб свой, собирает во время жатвы пищу свою. Доколе ты, ленивец, будешь спать? когда ты встанешь от сна твоего? Немного поспишь, немного подремлешь, немного, сложив руки, полежишь: и придет, как прохожий, бедность твоя, и нужда твоя, как разбойник (Притч. 6:6 11).
Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его? Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих? То же бывает и с тем, кто входит к жене ближнего своего: кто прикоснется к ней, не останется без вины (Притч. 6:27–29).
Некоторые притчи Соломона представляют собой афоризмы, построенные по принципу противопоставления. Глупости противопоставляется мудрость, лени – трудолюбие, нечестию – праведность:
Неверные весы – мерзость пред Господом, но правильный вес угоден Ему…
Не поможет богатство в день гнева, правда же спасет от смерти.
Правда непорочного уравнивает путь его, а нечестивый падет от нечестия своего.
Правда прямодушных спасет их, а беззаконники будут уловлены беззаконием своим.
Со смертью человека нечестивого исчезает надежда, и ожидание беззаконных погибает.
Праведник спасается от беды, а вместо него попадает в нее нечестивый.
Устами лицемер губит ближнего своего, но праведники прозорливостью спасаются.
При благоденствии праведников веселится город, и при погибели нечестивых бывает торжество.
Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается (Притч. 11:1, 4-11).
Целый ряд афоризмов содержит сравнения между отдельными качествами человека и животными, явлениями природного мира или изделиями человеческих рук:
Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и – безрассудная (Притч. 11:22).
Гроза царя – как бы рев льва: кто раздражает его, тот грешит против самого себя (Притч. 20:2).
Золотые яблоки в серебряных прозрачных сосудах – слово, сказанное прилично.
Золотая серьга и украшение из чистого золота – мудрый обличитель для внимательного уха.
Что прохлада от снега во время жатвы, то верный посол для посылающего его: он доставляет душе господина своего отраду.
Что тучи и ветры без дождя, то человек, хвастающий ложными подарками (Притч. 25:11–14).
Как снег летом и дождь во время жатвы, так честь неприлична глупому.
Как воробей вспорхнет, как ласточка улетит, так незаслуженное проклятие не сбудется.
Бич для коня, узда для осла, а палка для глупых (Притч. 26:1–3).
Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою…
Где нет больше дров, огонь погасает, и где нет наушника, раздор утихает.
Уголь – для жара и дрова – для огня, а человек сварливый – для разжжения ссоры.
Слова наушника – как лакомства, и они входят во внутренность чрева.
Что нечистым серебром обложенный глиняный сосуд, то пламенные уста и сердце злобное (Притч. 26:11, 20–23).
О Соломоне как мастере притч, основанных на тщательных наблюдениях за жизнью природы, пишет Иосиф Флавий:
Мудростью своею Соломон значительно превосходил даже тех славившихся в его время у евреев за свою проницательность лиц, имена которых я не могу обойти молчанием… Он сочинил в стихах и в виде песен тысячу пять книг и три тысячи книг притч и уподоблений: при виде каждого дерева, от иссопа до кедра, он умел сообщить какую-нибудь притчу, равным образом как и относительно всех диких зверей и ручных животных, рыб и птиц. Не было ни одной черты их образа жизни, которая осталась бы неизвестною ему или которую он оставил бы без внимания; напротив, о всех их он умел сообщить что-нибудь и при этом обнаруживал основательнейшее знакомство с мельчайшими их особенностями[10].
Наиболее существенным отличием притч Соломона от тех, что мы встретим в речах Иисуса, является их содержательное наполнение. По сути они представляют собой «афоризмы житейской мудрости», направленные на то, чтобы оградить человека от дурных поступков, подсказать правильные нравственные ориентиры, задать систему координат, по которой он должен выстраивать жизнь в земном мире. Религиозная составляющая в этих притчах присутствует лишь эпизодически; основные же смысловые линии связаны не с темой взаимоотношений между человеком и Богом, между миром дольним и горним, а с тематикой отношений людей друг с другом или же отношения человека к своей деятельности, к окружающему миру.
Иосиф Флавий. Гравюра. XVI в.
Притчи Соломона отличаются от притч Иисуса также своей краткостью. Лишь некоторые краткие изречения Иисуса по форме подобны притчам Соломона, например: Если бы ведал хозяин дома, в какую стражу придет вор, то бодрствовал бы и не дал бы подкопать дома своего (Мф. 24:43).
9
Ученые по-разному оценивают общее количество притч, содержащихся в Евангелиях. А. Юлихер комментирует 53 притчи (Julicher A. Die Gleichnisreden Jesu), Ч. Додд (Dodd C. H. Parables of the Kingdom) – 32, Й. Иеремиас (Jeremias J. The Parables of Jesus) – 41, Б. Скотт (Scott B. B. Hear Then the Parable) – 30, А. Хультгрен (Hultgren A. J. The Parables of Jesus) – 38, Г. Вермеш (Vermes G. The Authentic Gospel of Jesus) – 40. А. Хантер считает, что общее число притч в Евангелиях – около 60 (Hunter A. M. Interpreting the Parables); Т. У. Мэнсон насчитывает 65 притч (Manson T. W. The Teaching of Jesus. P. 69).
10
Иосиф Флавий. Иудейские древности. 8, 2, 5. С. 320.