Страница 3 из 4
Погоня длилась недолго, Димка нагнал человечка, и тот, прижавшись спиной к стене, замер под старой афишей[12] с каким-то силачом и из-под насупленных бровей стал разглядывать Димку.
Димка глазел на него в ответ, а через мгновение из-за Димкиной ноги высунулся запыхавшийся не меньше человечка клоун и прогудел:
– А тайна где?
– А это кто? – недоумённо спросил Димка.
– Это? Это шорох! Такие, как он, тут везде в потёмках снуют.
И шорох, явно недовольный подозрениями в том, что он не шорох, снова подхватил свою синюю мантию и затряс ею, отчего она зашуршала и зашелестела. В ответ из темноты справа послышалось такое же шуршание, и шорох, ещё немного пошелестев, с достоинством удалился в ту сторону.
– А где же тайна? – несколько разочарованно протянул Димка.
– Наверняка близко, – ответил Мартин, подошедший сзади вместе с Еремеевой. – Тайны обычно рядом, и на самом-то деле ждут того, кто их раскроет. Просто прячутся, ну им вроде бы так положено.
Вокруг расстилалась темнота, и в ней, полной тайн, кроме шорохов и шелестов стали угадываться и другие звуки: хлопали крылья, что-то поскрипывало. Иногда загадочно покачивались свисающие верёвки, а один раз сверху, кружась, слетело белое голубиное перо. Сквозняки шевелили волосы. Причём, когда они это делали своими прохладными лёгкими ладошками, казалось, что они ещё и хихикают…
– Вон там, – сказал тигр Мартин, – за тумбами…
Клоун, как обычно, выскочил вперёд, за ним поспешил с шариком света в руке Димка. И действительно, в укромном уголке, за тумбами, на которые прыгают львы и тигры, обнаружилась тайна.
Она сидела, надвинув на лоб огромную тёмно-тёмно-зелёную шляпу с мягкими вислыми полями, и куталась в серый бесформенный балахон. Сидеть просто так ей, видимо, было скучно, поэтому она начертила пальцем в сизой пыли вокруг себя всякие узоры.
– Здравствуйте, уважаемая тайна, – очень вежливо обратилась к ней Еремеева и ткнула Димку локтем в бок.
– Здравствуйте, – спохватился пялившийся на тайну Димка и дёрнул головой, пытаясь воспитанно поклониться.
– Она тебе не ответит, – авторитетно заявил клоун.
– А что же нам делать? – растерянно спросила Еремеева.
– А ты попроси её снять шляпу, – шёпотом ответил ей Мартин в самое ухо.
Еремеева почесала плечом шею, которую усами ей пощекотал Мартин, и сказала:
– А вы не могли бы снять шляпу?
Тайна быстро посмотрела на неё, потом пристально оглядела Димку, словно размышляя, сто ит ли перед ним себя раскрывать, и медленно стянула с головы огромную шляпу…
И тут серый балахон сам собой сполз с её плеч, и из-под него выпорхнули тысячи и тысячи светящихся разноцветных бабочек! Они были чудесны! Всех цветов и оттенков – голубые и густо-оранжевые, лоснящиеся чёрные, золотые, изумрудные, красные, синие, как мерцающие глубины океана, и все светились: одни ярко, как блики на воде, другие остро, как искры костра, а какие-то просто мерцали, словно снежинки утром.
И весь этот сноп света и цвета закружился вихрем, завился вокруг Димки и Еремеевой сверкающей стеной, разлился у ног, раздался над головой! И вдруг сложился в живую картину, которая словно бы заключила ребят в себя, обняв со всех сторон. И в этой картине, в самом её углу, лежал, свернувшись клубочком, совсем крошечный тигрёнок и плакал, потому что его огромная полосатая мама от него отвернулась. Оставила, насовсем.
Никогда ещё ни Димка, ни Еремеева не чувствовали такого одиночества. Бабочки, из которых складывалась эта картинка, так шевелили своими крыльями, что она менялась и жила как кинофильм. Но в кино, пусть даже и про одиночество, всё равно ты по другую сторону экрана, а тут…
А тут всё было по-настоящему, словно Димка и Еремеева переживали ужас и грусть вместе с крошкой тигрёнком.
Так одиноко бывает в конце марта последней снежинке, так одиноко бывает маленькой рыбке, заплывшей в пустую раковину. Так одиноко бывает, когда вдруг понимаешь, что никому, совсем-совсем никому ты не нужен и тебе всегда будет холодно.
Еремеева плакала, тянулась к тигрёнку, чтобы приласкать, даже Димка хлюпал носом и тоже хотел взять тигрёнка на руки, прижать к себе. Но ничего не получалось: когда они двигались вперёд на шаг, ровно на шаг отодвигалась вся картинка, и от этого плакать хотелось ещё больше! Потому что когда видишь чужое горе, становится горько, а когда горю помочь не можешь, то ещё горше.
Но вдруг бабочки шевельнули разноцветными крыльями и к тигрёнку подошёл большой человек, присел рядом и, положив ему на ещё маленькую голову большую руку, сказал:
– Не бойся, малыш, ты уже не один.
А потом произошло ещё кое-что: бабочки шевельнулись так причудливо, что вместо фигур тигрёнка и человека стали видны холодное, изумрудное и бездонное одиночество и тёплая, переливчатая, как голубиное горлышко, забота. И эта разноцветная и мягкая забота стала бездонное одиночество наполнять движением, красками, и в одиночестве что-то шевельнулось – как птица шевелится в утре.
Димка не заметил, что держит ладонь Еремеевой, а щекам его горячо и влажно.
Бабочки между тем снова взмахнули крыльями, и одиночество и забота исчезли, превратившись в одну золотистую и переливчатую любовь. А потом опять вспорхнули, и из этой любви вдруг соткалась и растянулась другая картина.
Димка об руку с Еремеевой оказался на арене цирка! Разноцветные прожекторы[13] накрест чертили воздух, ахали зрители, оркестр[14] играл так, словно какой-то великан горстями разбрасывал медные звуки, а вокруг арены нёсся могучий молодой тигр, стремительный и счастливый!
Он прыгал, он взлетал и пританцовывал, высокий человек кричал ему: «Алле, алле, Мартин!» – и счастлив был вместе с ним! И счастливы были зрители от того, что на арене видели столько дружбы и радости сразу!
– Это же ты, Мартин! – закричал Димка. – Это же мы раскрыли твою тайну!
– Какая же она у тебя чудесная! – воскликнула Еремеева.
И в то же мгновение картинка рассыпалась, бабочки вспорхнули разноцветными искрами, разлетелись по сторонам и осели кто где, то раскрывая крылья, то складывая вновь, и от этого темнота засветилась волшебными огоньками и замигала.
Глава II
В школе на уроке Димка без конца толкал Еремееву в бок, ему не терпелось её расспросить, не снились ли ей сегодня странные сны. Еремеева сначала не отвечала и только поджимала губы, а потом даже пожаловалась Наталье Александровне, что Димка, дескать, мешает ей учиться. Но в самом конце урока написала что-то на бумажке и, пихнув Димку под локоть, пододвинула бумажку ему. Там было только одно слово: «Мартин».
А после уроков случилось ещё кое-что. Когда Димка шёл со школьного двора к парковке, где многих ребят ждали в автомобилях родители, то увидел, как толстый Гришка из «А» класса гогочет и тычет палкой под мокрые голые кусты и снимает там что-то на свой телефон.
Димке стало интересно, он подошёл ближе и увидел, что Гришка, подвывая, толкает палкой маленького, перепачканного и напуганного котёнка.
Димка, что уж, и сам иногда был не прочь метнуть в кота или птицу камень или попугать на даче щенков палкой… Но сейчас он видел, как вокруг котёнка клубились отчаяние, бурый страх и изумрудное ледяное одиночество, а потому отпихнул толстого «ашку» так, что тот чуть не выронил телефон, и подхватил котёнка на руки!
Котёнок дрожал всем своим маленьким тельцем, и вовсе не оттого, что был мокрым до костей, а потому, и Димка это знал, что, даже не успев понять, в чём же его кошачье счастье в нашем мире, уже узнал, в чём все кошачьи горести.
12
Афиша – красочно оформленное объявление о спектакле, представлении, кинопоказе, лекции и т. п.
13
Прожектор – прибор, создающий и направляющий поток сильного света.
14
Оркестр – группа музыкантов, исполняющих музыкальное произведение на различных инструментах.