Страница 24 из 41
Мы немного поговорили о погоде и друзьях. Коснулись темы детства, и я смеялась до слёз, когда Антон рассказывал, как был зайкой на новогоднем утреннике в детском саду и так «вжился» в образ, что битый час отказывался снимать свой костюм. Даже не соглашался менять его на подарок. При этом он делился впечатлениями с таким воодушевлением, что удержаться от смеха было просто невозможно. Антону нравилось, что я так реагирую, и он всё больше входил в азарт, доверяя мне новые подробности своего детства.
- А у тебя есть какие-нибудь животные? – спросила я, и парень неожиданно нахмурился.
- Нет. В детстве был цыплёнок.
- Цыплёнок? – опешила я, силясь представить себе такую картину.
- Ну да. Мы с папой шли мимо птичьего рынка, и я увидел в коробке цыплят. Попросил его купить мне одного, даже заплакал… Мы принесли домой это чудо, и я отлично помню, какой скандал устроила мама, но деваться-то было некуда. Обустроили ему домик в коробке, постелили туда одеяло, насыпали корма, включили над ним настольную лампу, чтоб не замерз. Я проводил рядом с ним кучу времени, и это был мой первый опыт заботы о ком-то. Я правда его любил.
- Сколько тебе тогда было?
- Кажется, пять или шесть лет.
- А что потом?
- Потом… - Антон погрустнел и задумался. - Он прожил у нас три недели, но однажды я прибежал с прогулки – да, я его ещё и выгуливал, - бросил в коридоре, надеясь, что кто-нибудь из родителей подберёт и посадит в коробку, а сам убежал к ребятам. А вечером, когда вернулся и подошёл к коробке, обнаружил, что она пуста. Спросил у мамы, а она сказала, что отец вернулся с работы и нечаянно наступил на него. Они показали мне место во дворе, где его закопали, и я сидел там и плакал. Я ощущал себя так, будто у меня умер друг. Это ведь и правда был мой друг. И его смерть стала первой большой потерей в моей жизни.
Я молчала, не в силах вымолвить ни слова. Моё сердце сжалось.
- Ну ладно, чего уж теперь, - махнул рукой Антон и натянуто улыбнулся.
Тема разговора плавно перетекла в другое русло – мы заговорили о школе. Антон вспомнил пару смешных моментов из своего недавнего школьного прошлого, рассказал о любимых и нелюбимых предметах и учителях. Он также как я любил русский язык, литературу, обществознание – чистой воды гуманитарий. Физику и алгебру не то чтобы ненавидел, просто не особенно жаловал, частенько забивая на «ненужные» домашние задания (как мне это знакомо!). Особенно в старших классах, когда определился с выбором будущей профессии.
- Наверное, сложно учиться?
- Сложно и интересно одновременно. Знаешь, какую важную вещь я для себя уяснил? В выборе университета и факультета главное – не ошибиться. Хотя это сложно. При нынешнем изобилии специальностей, да ещё когда близкие советуют одно, душа тянется к другому, а бюджетных мест везде мало, впасть в заблуждение проще простого. Или, что ещё хуже, совсем ни к чему не стремишься, не знаешь, что тебе нравится, а времени определиться толком и нет. Учителя наседают: пора выбирать предметы для сдачи ЕГЭ, родственники – и близкие, и дальние, - требуют выбрать что-то прибыльное, чтобы смог обеспечить и себя, и свою семью в будущем. С одной стороны, это правильно, а с другой… Если ты постоянно будешь заниматься нелюбимым делом - сначала учить скучные формулы, потом сидеть с девяти до шести в душном офисе и каждый день сожалеть о сгорающей жизни, не видя никаких перемен к лучшему в будущем – разве будешь тут счастлив? Не потерять себя в этом мире доро́г очень сложно. Поэтому те, кто нашел себя – напрягают силы в учебе. А те, кто ошибся – опускают руки. Таких и у нас предостаточно. Двоих уже отчислили в зимнюю сессию. Ну а ты уже знаешь, куда будешь поступать?
- Знаю, - произнесла я и открыла ему тайну, которую знали пока только родители и подруги. - Я хочу стать детским врачом и в этом вижу свое призвание.
- Благородный выбор, - одобрил он, и, немного помолчав, добавил с улыбкой: - Ты чудесная.
Я смутилась, не зная, как реагировать на подобный комплимент, и уместны ли вообще сейчас слова.
Так и не найдя подходящего ответа, я промолчала. Но Антон, похоже, и не нуждался в моих высказываниях.
Некоторое время мы шли молча, а потом он предложил присесть на скамейку в тени. Разговор возобновился. Теперь он больше спрашивал, чем говорил. Поинтересовался моими увлечениями, школьными успехами, расспрашивал о подругах. Прежде мне казалось, что найти темы для разговора с практически незнакомым человеком, в которого, к тому же, влюблён не на шутку и потому немного стесняешься ляпнуть что-то не то, очень сложно. Но с Антоном всё было иначе. Легко, ненавязчиво он помогал мне развязать беседу, которая плавно перетекала от одной темы к другой, не прекращаясь ни на минуту.
Мимо сновали влюблённые парочки, держащиеся за руки, молодые мамы с колясками и юные велосипедисты.
Мне хотелось задать Антону тысячу вопросов о его детстве, родителях, первой любви, но я понимала, что для таких вопросов время ещё не настало. Я слушала его бархатный голос, смотрела в глаза, поражавшие своей невероятной глубиной, окаймленные длинными, чуть опущенными ресницами. Мне хотелось коснуться рукой его коротко стриженных тёмных волос, щеки, губ…