Послание из ада

— …расплывчато? — подсказала Дженнифер.

— Скорее, странно, если называть вещи своими именами, — ответил Скотт. — К тому же мне кажется, что посвящать в наше открытие посторонних пока не следует. Ведь мы еще не нащупали ничего конкретного, и им вовсе незачем знать, почему нас так интересуют старые дела.

— Вот что, парни, давайте-ка не будем распространяться об этом, даже когда у нас появится какая-то зацепка, — распорядился Энди. — Я не намерен раскрывать наши козыри раньше времени. Если Окулист действительно подражатель, если он выбрал определенные рецепты, и нам посчастливилось разыскать его поваренную книгу, жизненно важно, чтобы об этом знало как можно меньше людей. Иначе кто-то может проболтаться, и тогда все наши секреты окажутся в городских газетах.

— Значит, придется копаться в архивах самим, — подытожила Дженнифер.

При этом она тяжело вздохнула, но лицо ее отнюдь не выглядело расстроенным. Напротив, глаза поблескивали, губы подрагивали, словно она едва сдерживала улыбку.

— В таком случае нужен предлог, — добавила она. — Иначе наше поведение привлечет ненужное внимание. Копы из других участков будут гадать, что это мы затеяли.

Энди задумался. Внезапно лицо его прояснилось.

— Знаю! — воскликнул он и щелкнул пальцами. — Всему городу известно, что наш лейтенант честолюбив, как манекенщица. План повышения эффективности полицейской работы — его любимое детище, с помощью которого он надеется привлечь благосклонные взоры начальства на свою персону. Вот мы и скажем, что Драммонд велел нам поднять старые дела для сравнительного анализа коэффициентов раскрываемости тяжких преступлений за прошедшие сто лет. И поскольку этой работой придется заниматься вам со Скоттом, никому и в голову не придет связать ее с нашим расследованием.

— Тем более что всем давно известно: детективы третьего класса Коуэн и Ситон годятся только для черной работы, — вздохнул Скотт.

— Вовсе нет, — усмехнулся Энди. — Просто меня несколько раз показывали по телевидению, и теперь весь город знает, кто возглавляет поиски Окулиста. К счастью, остальные члены нашей команды пока остаются в тени, и я хочу, чтобы подобное положение сохранялось как можно дольше. Вот почему я прошу вас: каждый раз, когда будете рыться в архивах, делайте скучающие лица и почаще зевайте. Быть может, тогда нам удастся сохранить в тайне наши планы.

— А лейтенанту ты скажешь? — спросила Дженнифер.

— Пока нет. Драммонду незачем об этом знать, во всяком случае пока. Я пойду к лейтенанту, только если нам удастся доказать, что между жертвами Окулиста и четырьмя девушками, убитыми неизвестным преступником много лет назад, существует вполне реальная связь.

— Увы, мы можем проделать эту титаническую работу, но так ничего и не найти, — сказала Дженнифер. — Я очень боюсь, что, даже если мы будем точно знать, скольких женщин Окулист собирается изнасиловать и ослепить, мы вряд ли сумеем разыскать их раньше, чем он. В конце концов, это очень старые дела. Нам крупно повезло, что в них сохранились и портреты, и достаточно точные описания примет убитых. В других папках может не быть даже этого.

— Иными словами, — вставил Скотт, — какая нам будет польза от того, что мы найдем эти старые дела? Если найдем…

— Польза может быть, и очень большая, — сказал Энди. — Если Окулист копирует эти старые преступления, значит, у него должен быть доступ к информации о них! Необходимые сведения он может черпать либо из книг, либо непосредственно из полицейских досье, которые хранятся в наших архивах. И в том и в другом случае Окулист должен оставить какой-то след. Это может быть или библиотечный формуляр, или запись в регистрационной книге полицейского архива — дескать, дело такое-то выдавалось такому-то лицу или организации для исследования. — Энди усмехнулся. — Разумеется, я не рассчитываю, что по этим записям можно будет сразу узнать фамилию и домашний адрес Окулиста, но это, по крайней мере, хоть что-то.

— Неужели ты думаешь, что Окулист не подумал о такой возможности? — покачала головой Дженнифер.

Энди улыбнулся.

— Окулист, бесспорно, умен и осторожен, но никто не может предвидеть всего, — сказал он. — Я даже не знаю, кем нужно быть, чтобы заранее знать, что двое детективов третьего класса сунут нос в дела шестидесятипятилетней давности.

Примерно в то же самое время на другом конце города Бью Рафферти работал в своей студии над картиной. Вооружившись самой тонкой кистью, он прописывал мелкие детали. По складу характера Бью всегда был немножечко педантом. Во всяком случае, он всегда и во всем стремился к совершенству, хотя и знал, что достичь его невозможно. Кроме выдающихся художественных способностей, он был наделен необычайно острым восприятием окружающего, своего рода встроенным радаром, который не выключался даже во сне. Именно этот радар и подсказал ему, что он в доме не один. Бью не слышал, как открылась дверь черного хода, не слышал осторожных шагов в коридоре — он просто чувствовал приближение другого человека.

— Пожалуй, я скоро начну запирать двери, — сказал он, не оборачиваясь.

— Давно пора, — отозвался вошедший. — Слишком уж неспокойные времена настали.

— Жить всегда было опасно. Люди меняются медленно. — Бью бросил взгляд через плечо. — Зачем ты пришел?

— Разве ты не знаешь?

Бью подправил на портрете линию подбородка.

— Нет. Я вообще не знал, что ты в городе, хотя мог бы и догадаться. Ты всегда появляешься, когда грядут настоящие неприятности.

— Они уже начались.

— Да, начались. Так из-за чего ты здесь? Неужели из-за Мэгги?

— Ты удивлен?

Бью задумался.

— Нет. Не особенно. Ты ведь был на востоке, не так ли?

— Правильно.

— Когда все началось, никому просто не пришло в голову сложить два и два. — Бью вздохнул и покачал головой. — Впрочем, этого, наверное, следовало ожидать. Он всегда был очень осторожен. К тому же ему везло.

— Он не хотел, чтобы они его видели.

Бью отвернулся от мольберта и, нахмурив брови, принялся мыть кисти.

— Мэгги увидит его. Рано или поздно, но обязательно увидит. Теперь весь вопрос только в том, кто кого увидит первым.