Страница 104 из 133
Явление 2
Огромная фотостудия. Многочисленные члены губернаторской фамилии фланируют по залу.
Первый родственник (шепотом). Видал, сынишка-то губернаторский будку какую наел.
Второй родственник. Одни мы, дураки, ложку мимо рта проносим… Вдруг Андреича не переизберут? Вот уж будем локти кусать…
Третий родственник (горделиво). А я вот лично свой бизнес начал.
Первый и второй (одновременно). Какой?!!
Третий. Коммерческая тайна…
В зале появляются новые родственники.
Первый. А это кто такие?
Второй. Пес их знает… Понаехало всякой шелупони…
Третий. Вон тот — длинный, троюродный брат по матери. Из Трускавца прикатил. Хочет автосервисы взять… А этот, с усами, сват покойного мужа его двоюродной бабушки. Отсидел. Теперь ресторанами будет заниматься.
Второй. А это что за старая ведьма? Ей, поди, в крематорий пора.
Третий. Ведьма собирается парикмахерскими заведовать… Не помню только, кто она. То ли тетка троюродной племянницы. То ли вторая жена первого мужа золовки тещи.
Первый. Да-а… То ли будет, когда из-за границы попрутся…
Явление 3
Входит губернатор.
Губернатор. Извиняюсь, дорогие родственники. Дела государственные задержали… Ба! Сколько же вас… Всех даже и не припомню… Вон ты, в картузе? Ты кто таков?
Неизвестный в картузе. Как же, Виктор Андреич, я ведь сынишка четвероюродной сестры племянника вашего. Никодим.
Губернатор. Ладно, ладно. Места всем хватит… Значит, так, дорогие родственники. Мероприятие нам предстоит ответственное. Будем фотографироваться для предвыборных плакатов. Пусть все увидят, какая у нас большая и дружная семья. Семья — это ячейка общества… Только вы это… Тово… Лица сделайте пожалостливее. Будто душа за Россию болит.
Голос из толпы. Это как?
Губернатор. Ну, скривитесь, как будто перепили вчера… Хе-хе-хе — нашей, с голограммами.
Фотограф. Внимание. Сейчас вылетит птичка.
Явление 4
Неожиданно в дверь вбегает очередной родственник.
Губернатор (строго). Почему опаздываем?
Опоздавший (тяжело дыша). Батюшка, горе-то какое! Ох, господи, еле успел…
Все вместе. Что?!!
Опоздавший. Все пропало! Дело против нас возбудили…
Губернатор. Что значит — против нас?
Опоздавший. И против вас. И против сынишки вашего. И против шурина — как его… Пупынина!
Губернатор. По какой статье?
Опоздавший. Всех и не упомнишь… Я на бумажку записал… 160-я статья — присвоение и растрата. 174-я — отмывание. 199-я — неуплата налогов. 285-я — злоупотребления. 286-я — превышение власти. 289-я — незаконное участие в предпринимательстве.
Голос из толпы. А насчет взяток ничего там нет?
Опоздавший. Вроде нет…
Гробовая тишина. Все замирают в оцепенении.
Голос из толпы. Допились…
Губернатор (растерянно). Вот она, водка проклятая…
Гаснет свет. Конец.
Ремарка автора. Каюсь: последнее явление от начала до конца является плодом моей фантазии. Никаких дел против губернаторской семейки в Костромской области не возбуждают и возбуждать не хотят. Власть губернатора Шершунова — поистине безгранична.
Именно поэтому в нашем фарсе нет эпилога. По крайней мере — пока…
А вот ещё один фольклорно-мифический персонаж — Константин Натанович Боровой.
Не буду скрывать: я не люблю Борового… Я, впрочем, не люблю и всех остальных своих героев, но к большинству из них отношусь если не с уважением, то хотя бы отдавая должное их размаху, наглости или смелости. Они — хищники, опасные, зубастые, сильные. Враги.
К Боровому же ничего подобного я не испытываю. Льва или волка уважать можно. А как уважать маленького зверька скунса, который, как известно, отражает нападки врагов тем, что резко портит воздух.
Впрочем, на скунса Боровой ни капельки и не похож. В моем сознании он, скорее, ассоциируется с другим животным — сытым, домашним котом. Та же улыбка, повадки, леность в каждом движении, мурлыкающий голос. Я даже вижу шерсть на кончиках его ушей…
Никогда не забуду, как я шел по Тверскому бульвару. Светило солнце. На фронтоне доронинского МХАТа вывешивали новые афишы.
Но я не видел ни солнца, ни театра. В моей груди клокотало бешенство. Клокотало, бурлило, рвалось наружу… Я снова и снова представлял себе выражение лица Борового, когда он делал ЭТО, как светился он от чувства безнаказанности и вседозволенности, как упивался им, и осознание собственного бессилия душило меня.
Еще я представлял, как ворвусь сейчас в кабинет к главному, как кину на стол заявление об уходе — картинно, высоко подняв голову, — и предвкушение этого мига вызывало во мне сладостную дрожь.
Не помню, как доехал до редакции. Главный сидел за столом, читая свежую верстку.
— Объясните, что происходит? — выпалил я с порога.
Он потер переносицу, удивленно воззрился на меня:
— Что именно?
— О чем вы договорились с Боровым? — Я кипел, как чайник на конфорке.
— Как договорились? — Главный решительно ничего не понимал. Я, впрочем, тоже.
— Боровой сказал, что никакого материала о нем не будет. Что вы ему пообещали.
— Ты что, с ума сошел? — Он посмотрел на меня так, как смотрят врачи-психиатры на только что поступивших пациентов. — Ничего я ему не обещал. Пиши что хочешь…
Из чайника, кипящего на конфорке, я разом превратился в сковородку, поставленную в раковину под холодную воду…
А после этого в редакцию приехал следователь прокуратуры. Обычно следователи к журналистам не ездят: вызывают их повестками. Но здесь ситуация была иная, и повод иной — не кто-нибудь, сам депутат Госдумы Боровой накатал в прокуратуру заявление. Он не оспаривал приведенных мной в статье фактов, не требовал посадить меня за клевету. Нет, он всего лишь просил наказать сотрудников Ярославской прокуратуры, разгласивших материалы уголовного дела.
«Вы же понимаете, — мямлил следователь, — депутатский запрос… Мы — люди подневольные… Чистая формальность…»
А я в который по счету раз пожалел, что не въехал тогда Боровому по физиономии. Это ж до какой степени надо быть подлецом, чтобы сводить счеты с безответными, слабыми людьми, которых ты сам же и поставил в позу «зю»…
…Мы встретились с Боровым года через полтора, на съемках «Пресс-клуба».
«Здрассти, — прошипел он со своей гаденькой кошачьей улыбочкой. — Как поживаете?»
«Без вас — прекрасно».
Константин Натаныч ещё раз улыбнулся. А полчаса спустя заявил, не мигая глядя в камеру, что Хинштейн (то есть я) за грязный пасквиль о нем (то есть Боровом) был премирован российскими спецслужбами поездкой в США…
По-моему, это уже не лечится…
01.08.1996
КАССЕТА БОРОВОГО
— Кто это там скачет?
— Неуловимый Джо.
— Почему неуловимый?
— Да кому он нужен!
— Когда дело только забрали в Генпрокуратуру, я сразу же понял, что ко мне пришлют какого-то «заказного» журналиста…
Уютно залезший с ногами на диван Константин Натанович Боровой, известный бизнесмен и не менее популярный политик, ласково улыбаясь, посмотрел мне в глаза.
— Я вас очень прошу: оставьте это дело. Ну, пожалуйста… Вы ввязываетесь в грязную историю… Ну… Представьте, что на моем месте оказался бы Листьев. И он, живой, сидел бы сейчас перед вами, и вы задавали бы ему такие же провокационные вопросы. А я бы лежал в земле… А?! Что тогда?!
— Ну и что?
Константин Натанович замолчал. Вероятно, он ожидал, что, услышав имя Листьева, я упаду на пол и зарыдаю.
— Что ж… В таком случае всего вам доброго. — Боровой поднялся и протянул мне выключенный редакционный диктофон. Предусмотрительно вынутая им же самим кассета осталась лежать на столе.
— Кассету мою позвольте.