Чёртов мажор

— Пусти! — прорычала я, но ты не дрогнул.

— Какая ты, блин, странная. С ума сойти…

— Сходи где-нибудь в другом месте, придурок! Тебе прямиком в дурку!

Ты не ответил, коснулся моих накрашенных губ. Винная помада тогда ещё была не в моде и казалась чем-то из ряда вон выходящим, но мне шла безумно. Она была дорогой, такой же мажорной, как твой айфон. Ты не мог не заметить, если, конечно, не украл свой прикид у кого-нибудь. Но сейчас-то я знаю, что прикид твой, фирменный. И помаду мою ты тогда оценил. По крайней мере, она не пачкалась и не текла, как у остальных девчонок.

— Ага, ты со мной? — спросил ты, не отрывая взгляда от моих губ, и продолжал касаться их большим пальцем.

Я потянулась и щёлкнула зубами, а ты храбрился и даже не поморщился. Я вгрызлась в палец сильнее, а ты сжал мою челюсть и встряхнул голову, выдёргивая его, будто имел дело с дикой кошкой, и нисколько не утруждая себя тем, чтобы освободить меня… И сделал что-то очень страшное.

Твои губы оказались ужасно мягкими, какими-то не приторными, терпкими. И целовали меня очень крепко. Вот так сразу. От обнимашек мы перешли к какой-то дикой случайной связи с поцелуями. Ты съедал мою помаду, опять натягивал косички и не отступал ни на секунду, не отпускал ни на миг мои руки, сжатые за спиной.

— Ну что, ты со мной? — спросил, отпустив и руки, и губы.

— Чёрта с два, придурок! — прошипела я и бросилась в темноту тротуара, терпеливо запирая себя от тебя наушниками.

Как по заказу попался в плейлисте “Прекрасный лжец” Бьёнсе и Шакиры — спасибо вам, девчонки, от души. Я представляла, как… танцую с тобой, как красиво это делаю, не хуже Шакиры или Бьёнсе. Ничего не могла понять. Вообще, фантазии во время прослушивания любимых треков — это неприкосновенно. Это обязательно, и ты бы там непременно появился, но не вот так, не сразу. В своих фантазиях под музыку я обычно крутая, я танцую и пою эти самые песни. Под эти фантазии происходит всё самое дикое. В комнату, где я сижу в окружении придурков, неожиданно врываются шикарные красавчики и забирают меня. Под эту музыку я снимаюсь в главной роли в кино, снятом по мотивам любимого романа. В главной роли всегда Орландо Блум, чёрт бы его побрал. А мальчишки, которых угораздило не восхищаться мной, но восхищать меня… смотрели на нас с Орландо и кусали локти.

А вот ты в моих фантазиях не кусал локти, к моему ужасу. Ты был на месте Орландо. А его место ещё никогда и никто не занимал…

Брякнул мой телефон.

— Да, папенька, — я постаралась говорить так, чтобы ты не слышал, но кого я обманываю? Ты, конечно, хромаешь где-то в зоне досягаемости.

— Ты скоро?

— Да, иду.

— Пешком?

— Пешком. Всё норм, я не одна. Маня спит?

— Да, не греми ключами. Ты точно не одна?

— Точно. Не одна.

Ты… догнал и забрал телефон. Хотелось закричать, что ты чёртов придурок, но не смогла. Ты тронул меня этим, ты меня этим покорил — не шучу.

— Кхм… Здравствуйте, меня зовут Марк, и я провожаю вашу дочь до дома.

Папе это не понравилось, но он поблагодарил и бросил трубку. Как всегда резко.

— Ты не должен был вмешиваться, — язвительно заметила я и забрала свой “Нокиа Экспресс Мьюзик” — писк моды, не то что твой непонятный айфон.

— Почему? Мы же с тобой только что целовались, по правилам приличия я должен…

— Ничего не должен! Проваливай! И я с тобой не целовалась.

Я пихнула в сумку “Нокию”, включила “тексет”, а ты снова наблюдал, как я купаюсь в лунном свете. Теперь в моих мыслях я играла на гитаре и пела, как Дженнифер Лопес… и нет, не для Орландо Блума! Для, сука, тебя! И ты в шоке, что мои пальцы так быстро порхают по струнам, а голос такой красивый, и испанский такой совершенный.

Всю дорогу слышала, как ты хромал позади, всю дорогу старалась этого не слышать, но ты мешал. Только ближе к концу я абстрагировалась, твои шаги стали почти естественным музыкальным сопровождением. Музыка меня уносила, не хотелось заходить домой. Одна песня за другой, наш-мой мысленный роман бежал речкой, и каждая песня ему подходила, как идеальный саундтрек.

Мы с тобой остановились перед домом папеньки — моим с недавних пор жилищем, и ты на него даже не посмотрел. Каким-то чудом по дороге от больницы до моего района ты перестал смотреть по сторонам и попрощался с высокомерием. Твои волосы больше не падали на лоб — они убраны назад. Ты такой тонкий и жилистый, высокий. Я хотела снова почувствовать твою грудь своими лопатками, но не могла поступиться принципами и позволить этому случиться. Мой брат которого-нельзя-называть поступился принципами и завёл в пятнадцать лет Маньку. И его вообще больше нет. Но я чувствовала, что уже пропала. Что уже где-то сильно на грани того, чтобы сказать тебе что-то откровенное, шокирующее и связывающее меня и тебя по рукам и ногам.

— Ты уйдёшь? — спросил ты и сделал ко мне два быстрых шага, так, что я оказалась в капкане твоих рук.

— О чём ты? Я дома, — шепнула в ответ, и в твоих глазах заплескались звёзды. Но ты думал не о том. Ты опять наклонился и поймал мои губы. От нежности защипало горло и глаза. Хотелось плакать и кричать. И забраться на тебя с ногами, вгрызться внутрь, устроить внутри норку и жить там. Странное желание, и оно меня пугало. — Не целуй меня. Мне это не нравится.

— Не думаю, — ответил ты, снова целуя меня.

— Нет, не нравится. Ещё раз поцелуешь — опять на ногу наступлю!

И ты бы поцеловал и получил по больному пальцу, но папенька выглянул в окно и красноречиво закурил сигару.

— Больше никогда… меня не… целуй, — прошептала я, делая шаг назад.

Ты кивнул. Один раз, второй, третий. Потом кивал на каждый свой шаг назад, но на губах начинала играть дьявольская улыбка. Мне страшно захотелось слушать музыку в наушниках и наворачивать вокруг дома круги…

— Нелли Викторовна! — позвал отец. — Домой, живо!

Когда папенька звал меня «Нелли Викторовной», ничего хорошего ждать не приходилось. Папенька меня не воспитывал, ему вообще-то не по статусу заниматься этими зазываниями на пустом месте, потому я поплелась медленно, оборачиваясь посмотреть на тебя. Ты стоял недалеко, смотрел, как я захожу в подъезд. А потом ещё долго стоял и стоял, и стоял… Я видела тебя в крошечном окошке на лестничной площадке между этажей. Ты ждал. Чего? Что я выгляну с балкона? Сомневаюсь.

Я торопливо поднялась на второй этаж и скинула туфли. Тут же бросилась в свою комнату, в которой тоже имелся балкон, открыла его и свесилась, разглядывая темноту. И сердце рухнуло в пятки — ты стоял, сжимал в руке телефон, видимо, вызвал такси или вроде того. Но когда увидел меня, твоё лицо просветлело, и ты улыбнулся.

— Что тебе от меня нужно, мажор? — шепнула я себе под нос, пританцовывая в нетерпении.

Так, должно быть, чувствовала себя Джульетта перед Ромео. Как быстро она сняла свои портки? Не помнишь? Вроде быстро… Но мне такого не нужно.

— Неля? — позвал папенька, и я замерла.

— Нет, — тут же отозвалась, не сводя с тебя глаз. — Маню воспитывай, ладно? Не… меня.

— Неля. Я просто хочу…

— Добра ты хочешь — знаю. Но воспитывать будешь Маню. Я уже воспитана. Если хочешь — найду работу и сниму хату. Я уже большая…

— Ложись спать, ладно? — печально попросил, и мне стало грустно.

— Да, папенька. Ложусь.

Он кивнул и ушёл. Всей его жизнью в те годы была его Маня. Внучка-дочка.

Не могла больше тебя поощрять. Ушла с балкона — как будто часть себя отрезала. Зашла в комнату сестры и коснулась её волос губами. Маня была красивой, светленькой, пухленькой. С крошечными губками-бантиками и круглыми щёчками — слишком детскими для десятилетки. Егор сейчас похож на Маню, хоть теперь она уже и Маша, а лучше — Мария Магдалина. А для меня она Маня. Маленький ребёночек, почти мой. И папенькин. И она немного похожа на моего брата, которого-нельзя-называть.

— Неля, — позвала Маня, протянула ручку и взяла меня за косички. — Поспишь со мной?