Страница 38 из 46
— Я исправлю, — пропищала Маша и улыбнулась мне, гордая, что к ней сейчас обратятся, как к профессионалу.
Маня ловко отрезала юбку, укоротив до середины икр. Пояс затянула лентой, оторвала уродливое, покрытое пятнами жабо и рукава-фонарики. Вышло миди-платье, вполне себе ничего.
— Класс! Умница!
— Нель, ты замуж?
— Немножко. Только папе не говори.
— Постараюсь… слушай, ну ты это… ты же вернёшься?
— Ну куда я денусь? Маш, я папу не бросаю, правда.
— И меня?
— И тебя.
— А будет ребёнок?
— Будет.
— А я…
Я села на корточки перед девочкой и внимательно на неё посмотрела. Она боится. Ей страшно. Сейчас мне кажется, что Маша в тот момент со мной попрощалась и ничего больше от меня не ждала. Прошло десять лет, прежде чем я поняла, что уходила тогда навсегда, хоть и обещала обратное. Могла ли что-то изменить? Нет, наверное. Не потому что свой ребёнок роднее маленькой племянницы. А только потому, что не смогла бы я жить с ними всю жизнь: с папенькой и Машей. Слишком мне самой нужна опора, нужна защита, а тут нужно быть наравне со всеми. Нужно помогать папе, помогать Маше и как можно меньше ныть.
— Ничего не изменится, маленькая, правда, — пообещала я, целуя пухлую щёку и утыкаясь лбом в её лоб. — Я позвоню завтра. Хорошо?
— И приедешь?
— Для начала позвоню. Ну… я побежала…
— Пока, — Маша дважды сжала пальчики в прощальном жесте, открыла мне своим ключом дверь и смотрела вслед. Я остановилась на площадке между этажами, посмотрела на неё последний раз и подумала, что навсегда это запомню. Девочку в пижаме на пороге папенькиной квартиры. И свою странную тайную свадьбу.
Ты ждал у подъезда, как и обещал. Я упала в твои руки, спряталась на твой груди, хохоча и вытирая слёзы, долго крепко обнимала, не веря, что происходит. Ты меня кружил, сжимал в руках и целовал в макушку.
— Готова?
— Да, а ты?.. А что твои родители?..
— Ничего, приедем к ним утром, всё будет хорошо. Я тебя краду, прикинь? — Ты поцеловал меня раз, второй, третий, и я вспомнила, как вот так же когда-то в первую встречу отступал. Шаг, второй, третий… Теперь мы уходили вместе. — Давай договоримся, что не пожалеем? — шепнул ты напоследок, усаживая меня в машину.
— Давай… Давай…
Я говорила это и старалась запомнить момент, уверенная, что уж его-то никогда-никогда не забуду. Не укладывалось в голове, что однажды посмотрю на этого красивейшего мужчину и решу, что мне скучно. Не могло быть такого, что он меня обнимет, а я не растаю. Упали бы на землю небеса, если бы я не нашлась, что ему сказать. Ад бы замёрз, если бы внутри меня не стало горячо от одного его внимательного взгляда.
Сидя в машине перед тихим неторжественным ЗАГСом N…го района, который ты выкупил невесть за какие деньги, мы долго не могли оторваться друг от друга, потому что казалось, что обязаны нацеловаться вдоволь до того, как станем женатыми людьми.
Ты меня украл, я была готова всю жизнь петь тебе за это серенады.
В окно машины постучали, и ты через силу от меня оторвался. Женщина в чёрно-белом костюме, с широченной улыбкой на губах постучала пальцем по циферблату наручных часов.
— Ау, голубки…
— Да-да, бежим, — ты отвернулся от женщины и снова меня поцеловал, будто просил «ещё чуть-чуть», а потом, тяжело дыша, посмотрел в глаза и расплылся в улыбке.
— Так тебя люблю, не представляешь!
У меня защипало в горле, потом в глазах, и стало нечем дышать, как от самой трепетной и печальной песни, что может задать настроение на весь день.
— Идём, хочу сказать тебе это чуть позже! — прошептала я и в последний раз поцеловала тебя в губы, потом в щёку.
Мы вышли из машины и побежали к ЗАГСу, а за нашими спинами посмеивался охранник, закрывая дверь. В кармане его форменной куртки торчала бутоньерка, он был нашим свидетелем.
Глава 19. Райт нау в 2019-м
У меня щиплет в горле, потом в глазах, и становится нечем дышать, как от самой трепетной и печальной песни, что может задать настроение на весь день.
— Идём, хочу сказать тебе это чуть позже! — шепчу я и последний раз целую его в губы, потом в щёку.
Мы выходим из машины и идём в аэропорт, а за нашими спинами будто рушится мир. Дрожу всем телом в полнейшем ужасе — боюсь проиграть. У охранника, что стоит по стойке смирно, пищит в нагрудном кармане рация, и я невольно зависаю возле него, думая, что он и все эти люди в аэропорту сейчас могут стать свидетелями моего конца.
— Дорогие Марк и Неля, — как сейчас помню голос регистраторши из ЗАГСа, которая нас женила. — Хотите ли вы что-то сказать друг другу?
— Хотим, — кивнул тогда Марк. — Я первый, можно?
Мы с Марком идём по залу ожидания, и я вижу, как его трясёт. Когда сегодня утром я сказала, что дети скоро вернутся, он повёл себя странно. Взволнованно замялся, будто захотел сбежать, а потом рассмеялся и обнял меня. Это было похоже на день, когда я сообщила, что у нас будет второй ребёнок.
Марк радовался, как будущий папаша у роддома, а я дрожала от ужаса. Сегодня он может всё вспомнить, когда увидит их, возьмёт на руки Егора, поцелует щёку Сони, обнимет Макса.
В зале ожидания восторг Марка превращается в мандраж, он поправляет волосы, взволнованно смотрит на табло, смеётся, глядя на меня, будто сейчас мы сядем в вагонетку на американских горках.
Остановите поезд, я сойду…
— Нель… тебе нет смысла верить мне, но я считаю, что вытянул счастливый билет. Ты крутая, ты самая красивая, и глядя на тебя я понимаю, что отрываюсь от земли, без шуток. Ты мне нравишься, я тебя люблю. И не верь мне, но это так.
Я клянусь всегда защищать тебя. Клянусь, что останусь рядом что бы не случилось. Что буду любить наших детей, и их будет очень много. Клянусь, что твоя жизнь станет полной и осмысленной. Что у тебя будет будущее, помимо меня…
Я осекаюсь, вспоминая наши свадебные клятвы, и смотрю на Марка. Моя полная и осмысленная жизнь в тар-тара-рах…
Что будет, если он вспомнит, и я снова лишусь шанса что-то изменить в своём будущем? Что будет, когда он на меня посмотрит старым взглядом?..
— Я так волнуюсь, — шепчет Марк, прижимаясь губами к моему виску. Раз, второй, третий.
Он обожает это — всё повторять, и всякий раз всё сильнее, сильнее, сильнее…
В сексе это третий самый яркий раунд. В поцелуях третий самый нежный или страстный поцелуй. В детях это… Егор. В ссорах — третий раз повторённый аргумент, но уже на навязчивом повышенном тоне:
— Этот твой феминизм, феминизм, ФЕМИНИЗМ!
Я вздрагиваю и киваю.
Нет, так он не вспомнит.
— Марк, я почувствовала сегодня абсолютную одержимость тобой. Я одержима тобой и счастлива. Я хочу, чтобы ты был со мной, рядом, вечно. И чтобы мы были неотрывны друг от друга…
Марк видит Соню. Она первая бежит нам навстречу. Растрёпанная, чегоне позволяет себе дажедома. Марк любит на дочери аккуратные косички, и она их делает каждый день, если знает, что проведёт с ним время. Она так же одержима им, как и я… когда-то. Сейчас я снова заболела вирусом Марка, и нутро полосует острый нож иррациональной ревности.
— Я хочу, чтобы мы друг друга чувствовали и понимали. И чтобы всё, что кажется нам вечным сейчас, оставалось таким всегда. Ты доказал мне, как дорожишь МНОЙ, как любишь меня… и я хочу всегда быть тебе благодарна…
Егора выводят на «поводке». Лямки его комбинезона расстегнулись, их сжимает в руке Софья Марковна, а Егор несётся с ором по залу ожидания, и лямки натянуты, а резинка на штанах уже растянулась.