Бега

В такси оказалось, что ему приходится пока ехать по тому же пути, что и Завейчику. Карчак ехал на Саскую Кемпу, тот «мерседес», видимо, тоже, а Завейчик за ним. Карчак все время видел обе машины и с большим интересом смотрел, что происходит. На Аргентинской он издали увидел, что «мерседес» останавливается перед какой-то виллой, а Завейчик – чуть дальше. Больше Карчак ничего не увидел, хотя ему очень хотелось, но времени у него не оставалось ни секунды.

Свою машину он получил обратно через час, потом даже проехался по Аргентинской улице, но тех уже не было, в воскресенье утром Карчак уехал на север, к морю, вчера вернулся и немедленно пришел в полицию, потому что от пани Осиньской знает, что Завейчика убили. Он, Карчак, какой есть, такой есть, не кристально чистый, но с мокрой работой ничего общего не имел и не будет иметь. Если бы он знал, что так получится, то прижал бы тогда Завейчика и узнал от него побольше, но он считал, что успеется.

«Мерседес» WAL 2214 принадлежал личности, которая занималась торговым посредничеством, некоему Эдмунду Гарцапскому, проживающему в Виланове. Раз он ехал на Саскую Кемпу, то наверняка не домой. По мнению Карчака, Завейчик за этим типом следил, оставаясь сзади и внимательно следя, чтобы между ними все время были какие-то машины. Гарцапский пока еще не давал никаких показаний, и никто не собирается с ним разговаривать, потому что пока самое разумное будет немного к нему присмотреться.

Почти одновременно я получила сведения, что Зенек Альбиняк без труда был обнаружен в Щецине, откуда его доставили в Варшаву, где он всеми святыми угодниками заклинал немедленно его арестовать. Да, он видел этого Дерчика, да, он видел, что с одной стороны к кустам вдет Дерчик, а с другой такой тип, он фамилии не знает, но морду его помнит. Они встретились на газончике и пошли дальше вдоль бассейна фонтана, Дерчик с внешней стороны, а тот, второй, со стороны кустов, и если бы Зенек раньше его не видел, то не узнал бы. Но он его раньше видел. Зенек может показать этого типа пальцем, только потихоньку, а если это будет делаться открыто, то он, Зенек, ослепнет, оглохнет и память потеряет, поскольку его уже предупреждали. Он даже может сказать, кто именно. Такой Стасик из конюшни Репы нашептал ему на ухо, что если кто-нибудь только попробует разинуть пасть, неважно, по какому вопросу, то такому человеку пасть навеки заткнет Ежинек. Ежинек – это конюший Репы. Дерчику вот пасть заткнули, и так с каждым будет, кто себя плохо ведет. Но Ежинек лично ничего общего с Дерчиком не имел, в то время когда те двое были в кустах, конюший Ежинек был возле коней, никуда он не уходил. А тот, кто с Дерчиком отправился в кусты, выглядел совершенно обыкновенно, описать его невозможно, но он на бегах постоянно путается под ногами, от букмекеров прибегает, все его знают.

Комиссар Юзя Вольский на визиты времени не тратил, и все очередные сведения я получала от Януша, которого вся эта ситуация ужасно развлекала.

– Первый раз в практике полиция вынуждена вводить постороннего человека в курс следствия, – сказал он весело. – Я получил приказ тебя посвятить во все, во что можно, и это меня крайне обрадовало, поскольку я и так рассказал бы тебе больше, чем надо. Юзя зол, что дело затягивается, но ведь не может же он упрятать за решетку весь персонал бегов, чтобы они раскисли и признались. Из всего того, что я от тебя услышал, полиции они не сказали ни слова.

– Ко мне на исповедь они тоже в очередь не становятся. В чем-то они проговорились, а что-то можно и додумать, если ориентируешься в этом вопросе.

– А в полиции почему-то ни в чем они не проговорились. Тадик Лазарский, тот перепуганный мальчик, он с нашим человеком подружился навеки и стал ему рассказывать. Подтвердил показания Альбиняка.

– Погоди! – перебила я. – Из административного корпуса тогда выходил Фигат с каким-то другим типом. Фигат совершенно безошибочно использовал лошадей, которых осиротил Дерчик, играет он исключительно точно, он предусмотрел тот антидопинг, угадал триплет и не предвидел только того, что и техническая комиссия начнет реагировать. Что он? Он замешан в аферу?

– По самые уши. Возле него мы потихоньку ходим. Ты отдаешь себе отчет, что все это отчаянно туманно? Он удачно ставит, потому что у него бывают приступы вдохновения – и все тут! И докажи, что это не так! Собственно говоря, эти беговые махинации нам служат лишь как дополнительные возможности распутать два убийства. Два преступления, на этом они споткнулись, теперь мы рассчитываем, что техника поможет.

– Ты зацепишься за тот адрес на Аргентинской?

– Не только. Под конец Альбиняк признался – раньше он, наверное, просто боялся, – что этот тип, убийца Дерчика, еще и посредник ломжинской мафии. И действительно, пришлось оставить парня в камере предварительного задержания, потому что он не хотел выходить из участка. Укусил полицейского за палец. Он хочет сидеть там до тех пор, пока всех не арестуют, а если его выкинут за двери тюрьмы, он поклялся, что удерет из страны. Кажется, вырисовывается, что речь вдет о том самом типе, который подкупил ноющего Горгона, чтобы тот придержал коня. Тьфу, я хотел сказать, Машкарского. Описание сходится, и пока что мы этого типа всем показываем. Рыбинский дал нам напрокат Машкарского, и с ним работают. Кажется, все тренеры в принципе против мафии и мысль о том, что мошенников можно окоротить, им очень по вкусу. Как по-твоему, такое может быть?.

– Да уж, конечно.., погоди, дай сосчитать… Как минимум семь, если не восемь… Как минимум восемь человек мафию ненавидят. Они бессильны, но, если бы мафию черти побрали, они напились бы от радости, хотя лошади и не выносят алкоголя даже на дух. Рыбинский очень надеется, готов даже чистить конюшни вместо Горгона, лишь бы только получить следственные результаты.

– Наездится этот Горгон на всю жизнь, потому что они посещают всякие шалманы, где такие типы встречаются.

– Альбиняк с фальшивой бородой мог бы ездить с какой-нибудь второй командой.

Мне-то думалось в тот момент, что я просто глупо пошутила, но Януш вскочил на ноги.

– Слушай, а это идея! С собственной мордой он не поедет, но загримированный-то, наверное, согласится! Погоди, я позвоню!