Принцессы не прощаются

 — Хочешь, влюбимся в друг друга по уши… — прошептал ты, прижимаясь лбом к моему колену, будто дал присягу своей королеве. — Лид, я очень чётко сейчас осознаю, что хочу, чтобы ты была рядом примерно всегда. Не потому, что семья у меня дурная, не из-за бабушки или чего-то подобного. Просто, когда я тебя встретил меня поразило именно это. Твоя уверенность, твоё чёткое понимание, что делать со своей жизнью. Ты была такой смелой. Гармоничной, да… верно. Вечная и абсолютная гармония с собой.

 — Тебе её нехватает.

 — Не хватает.

 — Я научу. Первым делом — избавиться от престарелых кукловодов.

 — И освободить от них Люсю и Илью, этот дедов заход — просто дичь какая-то!

 — Ага. И духи мне верни.

 — Не, рано. Ты ещё можешь сбежать, — рассмеялся ты и твоё горячее дыхание скользнуло по внутренней стороне моего бедра.

 — Егор?

 — М?

 — Я хочу тебе честно признаться, что я вот это всё не просто так. Я правда влюбилась.

 Ты замер у моих ног, как статуя, будто до этого не догадался, о чём шла речь. Будто в жизни не слышал, чтобы девушка первой это сделала. А мне настолько были безразличны условия и условности, что я могла только усмехнуться в лицо тем, кто скажет, как это глупо и самонадеянно.

 А вдруг не ответит тем же?

Ха! Повторяю для непонятливых:

Я — в гармонии с собой.

Он — нет.

Конечно я всё скажу первая. Мне не трудно.

 — Ну раньше я думала, что ты самонадеянный дурак. И что ты просто завлекаешь меня на яркую наживку, пёрышки тут чистишь. А потом всё стало ясно, и я тут же радостно пошла на гильотину, положила голову на плаху и ррраз! Влюбилась. Ты против? — зачарованный, ты покачал головой, не отрывая от меня взгляд.

 Мне страшно нравилось, что ты смотришь в глаза. Не рыщешь по всему лицу, не спотыкаешься на губах, хоть, я знала, сейчас бы с радостью поцеловал, не щупаешь в нетерпении моё тело.

 Это всё было не обязательно. Воздух между нами и так был слишком плотным, тело и так покалывало от ощущения твоего тепла. И было так нежно и ласково всё, так приятно было вот так чувствовать эти платонические не пошлые взгляды. Ты просто любовался. И я хотела бы сказать, что ничего лучше и полнее не ощущала, но не могла больше издавать членораздельные звуки.

 — Скажи что-нибудь, хотя если не хочешь… я и так всё знаю, — шепнула я, протянула руку и погладила твои волосы. Ты склонился, потянулся к моей руке, впитывая её тепло. Я чувствовала твою вибрирующую энергию, твои невысказанные, витающие в воздухе слова. Они раскалёнными иглами впивались в тело, тревожа нервные окончания. Они были так прекрасны, как настоящие фейерверки по коже.

 — Не хочу говорить, — шепнул ты, поднял голову, встал напротив меня и потянул за собой.

 Убрал волосы с моего лица, держа мою голову так, что не увернуться и не убежать, если бы и захотела. В груди пекло, кололось, сражалось что-то знакомое уже и родное. Что-то что потерять — дороже всего на свете.

 Ты обнял меня, крепко прижал к себе, так что я всем телом ощутила твоё, поцеловал сгиб моей шеи и расплавил меня, как мягкое масло. Я поняла, что голова кружится просто от того, что я тобой дышу. Это было в сто раз сильнее, чем всё что было раньше. Сильнее той ночи, в которую я почти требовала раздеть меня уже и воспользоваться моей сговорчивостью. Сейчас я хотела, чтобы ты меня горячо обнимал и взрывал внутри меня раскалённые фейерверки своим дыханием, касающимся моей шеи.

Глава тридцать первая. Лирическая

За ночь намело снегу по шею и город встал, как всегда не готовый к такому природному финту. Наш маленький домик занесло, окна первого этажа наполовину скрыло, но зато к утру настал покой. Всё пребывало в тишине, дышало и отдыхало от буйной ночи, со страхом поглядывало на сугробы и не хотело брать лопаты и высовывать на улицу нос.

 Я открыла глаза, чувствуя себя в настоящем тепловом капкане, кое-как подняла голову и уставилась на твой заросший подбородок.

 — Доброе утро, принц, — шепнула я очень тихо, так что ты не смог бы услышать и проснуться.

 Природа подыгрывала мне, вела себя так пристойно, не мешала спать моему человеку.

 Спать бы мне ещё часа два-три, но сил не было, хотелось что-то делать, бегать, вершить великие дела, так что потерпев ещё пару минут всё-таки начала выбираться из кровати, но оказалась застигнута врасплох.

 — И тебе доброе утро, но веди себя прилично, пожалуйста, — пробормотал ты мне в шею, прижимая к груди.

 — А я веду себя неприлично?

 — Ты уходишь!

 — Только на кухню за кофе…

  Ты прижался лбом к моему лбу и вздохнул.

И я сейчас плачу, я сейчас не могу удержаться от слёз, когда это рассказываю. Блин, Егор, я сжимаю твою руку, вспоминаю эту чёртову нашу ночь первую, наше утро и понимаю, что они все… они все были волшебными, а теперь ты…

 Лида судорожно вздохнула, толчками выходил из неё воздух, по щекам бежали слёзы. Столько слёз, что кажется тело будет обезвожено. И вся дрожит. А он лежит и молчит на больничной койке, не в их постели, не в их комнате. И все звуки и запахи уже такие привычные, но так противно и тошно от них. А страх так до отвращения привычен, что от него уже зависимость.

 — Ненавижу тебя и твою машину… — прошептала Лида, её остекленевшие глаза застыли на его лице.

 — Что тебе стоит просто дёрнуть бровью, а? — её крик уже разбудил постовую медсестру, которая тут будто вторые сутки торчит.

 — Что, не можешь улыбнуться, блин? Я же знаю, что ты реагируешь на меня! Не можешь, — удар по его бедру. — Не можешь, блин, — удар по его бедру. — Не чувствовать… не можешь…

 — Ты ужасный, — Лида упала на его ноги, прижалась к ним, зарылась лицом в одеяло, гипнотизируя пальцы на правой руке, в ожидании, когда они как в фильмах дёрнутся, чтобы погладить по голове.

Говорят, так бывает только в фильмах. Говорят, сначала он должен начать реагировать на свет, на уколы иголкой и всё такое. Говорят, он долго ещё не будет здоров.

Говорят, говорят…

Плевать Лиде, что говорят.

 — Так! Выйдите! — заявила медсестра замирая в дверях. — Это что такое?

 — Что такое? — переспросила тут же Лида. Она говорила без лишних эмоций, совершенно ровно и самоуверенно.

 — Вы ему навредите, выйдите!

 — Вы ему вредите. Выйдите, — тупо ответила Лида, прижимаясь к одеялу губами.

 — Я охрану позову.

 — Позовите, — кивнула Лида. — Позовите…

 И её увели, только на прощание поцеловала колючую щёку.

Я поцеловала колючую щёку. И снова, снова, снова.

 — Ты такой холодный! — мой смех и поцелуи тебя трогали и ты мне улыбался в ответ на них.

 — А ты горячая. У тебя не температура?

 Я помотала головой, рассмеялась и вырвалась, наконец, из кровати.

 — Я под одеялом уже перегрелась, чтоб ты понимал! Егор…

 — Что?

 — Верни духи!

 — Зачем?

 — Буду только в них ходить! Хочу быть голой и красивой…

 — Ты и так голая и красивая. Не верну!

 — Почему?

 — Верну, когда будем жениться.

 — Ты собрался жениться?

 — О, да. Я тебе не говорил?

 — Нет.

 — Ну к твоему сведению собрался и очень скоро!

 — Когда?

 — Летом, пожалуй… Зимой не то… холодно сильно!

 — А если невесте нравится зима? Ты её спросить не хочешь?

 — Не-а… Ну вернее по идее должен бы… Я пока не знаю наверняка. Как считаешь? Нужно советоваться?

 — Пожалуй, — шепнула я, не трогаясь с места.

 Свадьба? О чём ты… Что ты творишь?

 — Что ты творишь?

 — Лид, не глупи, — ты засмеялся, опять, снова, и твоё подвижное красивое лицо, твои бешеные кудри и светящиеся при виде меня глаза, заставили засмотреться.

 — Хорошо… — кивнула, опустив глаза. — Пойдём кушать? Я даже попробую приготовить…

 Ты кивнул, встал с кровати и пошёл следом за мной.

Глава тридцать вторая. Эффектная