Принцессы не прощаются

  —  И то верно… надеюсь. А то ты помрёшь…

  —  Помру.

***

Пол года спустя

  —  Тук-тук,  — знакомая медсестра из соседнего отделения зашла и глупо захихикала, и Лида смерила её таким взглядом, который решал все проблемы вот таких доступных дурочек одним ёмким “брысь”,  — Ой, вы тут просто днюете и ночуете! — всплеснула руками она.

  —  Имею право,  — на одной ноте ответила Лида. Она сидела в удобном кресле, положив голову на скрещенные и уложенные на кровать руки Егора. И рассказывала ему опять их историю.

  —  Ага… ага…  — кивнула медсестра, пожевав губу,  — А мы так скучаем по Егору Алексеевичу, так скучаем.

  —  Он у вас даже не успел начать работать,  — вздохнула Лида, глядя на профиль Егора, и стараясь не смотреть на медсестру.

 Егор и правда не проработал ни дня. Буквально за неделю до аварии он стал “настоящим”, как он любил говорить, врачом и получил должность неонатолога в этой самой больнице.

  —  Ну мы ждали, ждали… Он же у нас… практиковался…

  —  Ага,  — Лида от медсестры откровенно устала. Уж далеко не первая она была в этой палате за последние дни.

  —  Что ж…

“Ну неужели же она думает, что я их оставлю наедине?”  — мрачно подумала Лида.

  —  Такие дела, да,  — вслух сказала она.

  —  Ну я попозже зайду!  — сообщила медсестра.

  —  Конечно, в любое время. Я всегда тут,  — улыбнулась Лида и разговор как-то сам собой свернулся.

  —  Как же ты популярен, мистер Неонатолог… Мужчина с младенцами на руках  — это самое сексуальное, что может быть… Паразит, так вот зачем ты выбрал такую специальность.

Глава четырнадцатая. Добрый доктор Айболит

   —  И всё-таки... как вы поняли, что влюбились?

  —  А он мне вместо цветов пельмени принёс!

   —  Да ладно?..

  —  Да... причём домашние! Мать его налепила и в сенках заморозиться выставила. А он в пакетик собрал и мне притащил. Я в общаге жила. Варю я эти пельмени и думаю...

   —  ...что влюбились?

   —  Не! Бог с тобой! Что он, зараза, лаврушки не принёс.

(Баб Мотя "Про любовь")

Мне казалось, что я не спала, будто ждала, что ты можешь заявиться в каждую минуту, а в итоге проснулась от твоего голоса. Ты разговаривал с Люсей, и это происходило в гостиной, в то время как я сама лежала поверх одеяла в спальне, свесив вниз конечности, и сжимая в руке телефон.

Я конченая дура, но ждала, что ты дашь о себе знать. И этого не произошло, Люся осталась спать в гостиной, где ты её осматривал, и теперь встретила тебя тоже она.

Я спустилась вниз и… подтверждая своё гордое звание “конченая дура”, бросилась к зеркалу.

Волосы в общем-то у меня всегда по утрам выглядят хорошо, если за день до того были хорошо уложены, и покуда не расчешу. Сил умыться вечером у меня хватило, так что лицо не усыпано косметикой, в самом живописном понимании этого слово. В бой. Неплохо.

 Хотя вот совершенно не ясно, чего я добивалась, если тогда ещё умудрялась убеждать себя в отсутствии нежного к тебе чувства. Я выглянула и обомлела. Ты лежал на диване, с которого Люся САМА без моего предупреждения, убрала постельное бельё, прикрыв глаза от света рукой. А моя сестра-трудный-подросток, которая ещё вчера умирала от температуры, крутилась на кухне и готовила тебе на завтрак бутерброды.

  —  С копчёной или варёной?  — спросила Люся.

  —  С варёной,  — зевнул ты.

 — Люся, ты же болеешь! — я не смогла дольше наблюдать за происходящим и ринулась в гостиную на разборки, но была остановлена твоей насмешливой улыбкой.

 — Если человек будет валяться и переопыляться своими микробами — он умрёт чахлый и жалкий. А это — лечебная физкультура! — объявил ты, а Люся радостно мне улыбнулась. Как будто и не умирала только вчера вечером.

Она принесла тебе кофе и бутерброд, а сама пошла за барную стойку, пить сок с хлопьями.

 Ты был бледный и усталый после смены, и казался в нашей гостинной как будто и не очень-то чужим. Хотелось задать тебе сто тысяч вопросов, но когда я сварила кофе и для себя, ты уже уснул.

Засунул одну руку под диванную подушку, вторая свесилась на пол, а волосы закрыли лоб. Ты спал на нашем диване, а мы с Люсей только и могли что переглядываться в полном недоумении.

 Я накрыла тебя пледом, и подумала, что это всё-таки страшно мило… И сколько раз ты засыпал по утрам на этом диване после? Я и не знала, что однажды это станет таким привычным делом.

 Люся ушла к баб Моте смотреть сериалы про вампиров, отказавшись валяться в постели и “переопыляться с микробами”, а я осталась. План на день был: счистить цедру с трёх десятков лимонов, так что я достала наушники, включила на телефоне очередное интервью и вооружившись острым ножиком занялась делом. Я обожала этот запах, когда уже весь дом как будто лимонадный завод. Этим я занималась каждый год, делала для друзей домашнюю лимончеллу к новогодним праздникам, а тут припозднилась приличненько, не настоится.

 Ты проснулся на третьем килограмме, потянулся и надолго завис, глядя, как я орудую ножом, а в миску падают тонкие пластики цедры. Я знала, что ты наблюдаешь, но не давала повода прекратить.

 — Доброе утро, — просипел ты. Голос после пробуждения был едва ли звонкий.

 — Доброе, — кивнула я, — уже полдень.

 — Всего-лишь?

 — Ну, чуть больше… Ох, два часа дня на самом деле, — я удивлённо уставилась на часы, — Я думала куда меньше.

 — Что ты делаешь?

 — Лимончеллу. А почему ты фельдшер?

 — Потому что я на это учился, — тупо констатировал ты, глядя на меня как на дурочку, — Ла-адно, не буду юлить. В конце концов, я читал, что искренность — основа для влюблённости. А я привык работать с людьми по чёткой инструкции.

 Я ударила себя ладонью по лбу, выражая своё недовольство, но в глаз брызнул сок.

 — Чёрт, — прошипела я, — Да, давай, рассказывай.

 — Тебе помочь?

 — Нет, — я открыла кран и стала промывать глаз, — Рассказывай, мне ужасно… — уф…, — интересно.

 — Что именно?

 — И давно ты работаешь фельдшером?

 — С пятого курса. Как только появилась возможность. Ну, не сразу доктором, но да. На скорой я с пятого.

 — То есть ты ещё учишься?

 — Вроде того. Я в этом году заканчиваю со всем этим и перехожу в штат в родильном отделении. Буду неонатологом.

 — Неон… это? — я нахмурилась. Ничего не знала про роды и иже с ними, про всякие штуки.

 — Это доктор для новорождённых. Вот у этих сморщенных червячков есть свой доктор и это я, — ты улыбнулся, перевернулся на спину и закинул руки за голову.

Я даже не хотела, чтобы ты ушёл. Напротив, я стала думать, что приготовить, чтобы накормить тебя обедом.

 — Точнее, пока нет, но с августа буду. А сейчас — фельдшер, но это тоже здорово, на самом деле. Попадаются всякие… экземпляры.

 — А все эти пафосные парни из твоего окружения? — не унималась я, — Они на врачей не особенно похожи!

 — Это друзья из школы, — ты пожал плечами, — Я учился в первоклассной школе. Мои родственники мечтали, что пойду по общим стопам, по ним семь поколений в нашей семье ходило. Но… я умудрился всех разочаровать. А друзья… Знаешь, это круто, потому что им ничего не нужно от меня. Я же со своими тараканами. От меня всегда всем было что-то нужно, а этим парням — нет. Я не пытаюсь сказать, что бедные мальчики такие-сякие, но… практика показала, что даже самый ботанистый и честный парень из меда, всё равно придёт занять у тебя денег, а потом будет пыжиться, что я со своими миллионами мог бы долг и простить. А у меня, к его сведению, миллионов-то нет.

 — Круто, — пришла моя очередь расплываться в улыбке.

 А вот это мне уже нравилось! Ты — нищий фельдшер! Не мажор и не противный папенькин сынок, только вот…

 — Блин, ну не верю тебе, хоть ты тресни!