Страница 8 из 81
Мамуля изучила карту и вскоре произнесла:
— Прабуты.
— Прабуты под Млавой?!
— Нет, под Мальборком.
— А мне ведь надо знать, на что нацелиться сейчас, еще у Млавы!
— Как на что? Нацелься сразу на Гданьск.
Не хотелось останавливать машину, чтобы заняться самой изучением карты. Пришлось нажать на мамулю и вскоре удалось выдавить из нее информацию, что ехать надо через Журомин и Дзялдово. Потом дороги разойдутся, на Журомин пойдет влево, на Дзялдово вправо.
— А мне казалось — через Дзялдово едут на поезде, а не на машине, — вставила свое замечание тетя Ядя, но ее перебила Тереса:
— Я вырвала из блокнота нужную страничку, а она куда-то подевалась... Люцина, ты села на нее! Нет, не села, еще хуже! Убери свои копыта, перестань топтать несчастную бумажку, на ней и без того трудно разобрать написанное!
Из всех пассажирок только у одной мамули были под рукой очки, поэтому истоптанную страничку вручили ей.
— Двенадцать тридцать семь, — бодро прочитала мамуля. — До девятнадцати у блошки...
И оборвала фразу, поняв — тут что-то не так.
— Посмотри, что на обратной стороне, — посоветовала Люцина. — Тут какой-то шифр.
Мамуля послушно перевернула листок бумаги и прочла:
— Страх хреновый...
— Ну вот, опять! — возмутилась Тереса. — Теперь ты, в твои-то годы, выражаешься! Смотрю, без меня вы тут совсем распустились.
Пришлось отвести глаза от дороги и самой взглянуть на запись.
— Страховицкий из Хшановой, по его звонку заказан нам ночлег. Это половина записи. Посмотри на той стороне.
— Там только девятнадцать блошки? — спросила Люцина, так как мамуля не торопилась с ответом.
— Надо говорить «девятнадцать блошек», а не «девятнадцать блошки», — поучительно заметила Тереса. — Неужели я должна учить вас правильно говорить по-польски? Блошки может быть максимум три.
— Четыре, — поправила ее тетя Ядя. Опыт работы главбухом помог ей моментально вычислить эту возможность. — Может быть «четыре блошки».
— МОГУТ быть четыре блошки, — в свою очередь поправила ее Люцина.
— Могут, — согласилась покладистая тетя Ядя. — Могут. Теперь мы уже знаем все? Можно ехать спокойно?
— Нет, — возразила я. — Мамуля не все прочитала, там еще много чего написано.
— Откуда вы вообще взяли блошек? — удивилась мамуля, вглядываясь в каракули отца. — Да, тут и в самом деле еще что-то написано. Только никак не разобрать. Сви... Све...
— Свебодзице! — нетерпеливо подсказала я.
— Правильно, Свебодзице. Нет, никак не разберу. Тут отдельные буквы, обрывки слов. Неужели твой отец не мог записать нормально?
— Информацию ему передали по телефону, он при мне ее записывал, писать пришлось на чем-то мягком, вот и вышли каракули. Ничего, ты попытайся расшифровать обрывки его записей, я догадаюсь, он при мне повторял вслух то, что говорили по телефону.
— Попробую. Уль партизан... шестнадцать... проход... рожа... березова два... право... кр... армия... ключ.
— Где? — выкрикнула Люцина, с горящими глазами слушавшая всю эту белиберду.
— Что «где»? — удивилась мамуля.
— Где ключ к этому шифру? Мамуля явно была сбита с толку.
— А я откуда знаю?
— Но там же написано — «ключ»!
— Никакой это не шифр! — утихомирила я своих пассажирок. — Все просто и понятно.
— Ты шутишь? Что тебе понятно?
— Ночевка нам обеспечена в Свебодзицах с двенадцатого на тринадцатое июля, до девятнадцати мы должны забрать ключ от комнаты для приезжих у сторожа шоколадной фабрики но адресу: улица Партизан шестнадцать. А комната для приезжих находится на улице Березовой, от улицы Красной Армии вправо. Понятия не имею, где это, в Свебодзицах я была раз в жизни проездом. В проходной у сторожа будет ждать нас человек с ключом по фамилии... как его... прочитай еще раз!
— Нет тут никакого человека, — ответила мамуля, внимательно еще раз изучив записи отца.
— А что есть?
— Ну та самая блошка.
— Случайно не с большой буквы?
— Вроде с большой.
— Значит, это пан или пани Блошка, вот у кого будет наш ключ! И давайте постараемся запомнить фамилию, чтобы не перепутать. А то начнем спрашивать пана Таракана и обидим человека. Запомнили? А ты, мамуля, попытайся найти Свебодзице, надо рассчитать так, чтобы быть там в половине двенадцатого. А от Свебодзиц до Чешина уже недалеко.
Дискуссию на тему «Имеет ли вообще смысл ехать в Свебодзице» я подавила в самом зародыше.
— Ведь ты собиралась побывать на Западных Землях, — сказала я Тересе. — Там ты действительно ни разу не была. Вот удобный случай подворачивается — доезжаем до моря и устремляемся сразу сверху вниз, с севера на юг. Одним махом ты разделаешься с Западными Землями. Для этого утром двенадцатого нам надо выехать из... ну из этого самого под Щецином... Люцина, как его?..
— Любятова под Пыжицами.
— Пусть будет под Пыжицами. Сегодня у нас что? Третье июля? Прекрасно, значит, до одиннадцатого, целых восемь дней, можете делать что угодно, а одиннадцатого мы останавливаемся в Пыжицах.
— Нет, в Любятове.
— Хорошо, в Любятове. А до тех пор можете делать что хотите, готова выполнить любую вашу блажь, любую прихоть...
Мамуля не замедлила воспользоваться позволением и тут же проявила блажь, потребовала немедленно свернуть в деревню за молоком. Ну вот, начинается мой крестный млечный путь! Естественно, она тут же забыла о своих обязанностях штурмана, переключившись на молоко, и я совсем напрасно проскочила на Оструду. Оттуда на Илаву пришлось добираться по дорогам четвертого класса — через луга и поля, по рытвинам и ухабам.
Теперь уже молока захотелось всем, допекли они меня этим молоком — сил нет, а Люцина вдобавок канючила о колодце, уверяя, что у нее в сумке уже творог образовался. Жара стояла неимоверная. Я выбрала деревушку позеленее и остановилась при въезде в нее, на развилке двух дорог, в тени развесистой липы. Главное было — найти хорошую тень.
Бабы из машины немедленно расползлись во все стороны. Мамуля помчалась искать молоко, Люцина — колодец. Тетя Ядя дала волю своей страсти к фотографированию и перегоняла меня с Тересой с места на место, выбирая эффектные участки пейзажа и без устали щелкая нас, восхищаясь окружающей колористикой. По одну сторону дороги, на откосе, росли крупные фиолетовые цветы, на лугу по другую сторону дороги краснели маки, Тереса была в желтом сарафане, я — в голубом, так что и в самом деле от колористики могло помутиться в голове. Солнце жгло огнем. Вернулась мамуля с молоком, вскоре подтянулась и Люцина.