Страница 7 из 15
Босс оказался проницательным дядечкой. Уловил, что с памятью у меня не все гладко, почесал тыковку и напомнил мне о больших чаевых.
– Тот, красивый мужчина, с которым я сидела в конце? – вспомнила я. – Правда? Сказал, будто я – красивая.
Босс закивал и принялся рассказывать мне долгую, лишенную всякой практической пользы сагу о том, что за человек тот Талант и чем он прославился. Я кисло кивала: после Димы, мужики меня волновали лишь с точки зрения пола. Если бы Талант потребовал секса и мне пришлось бы ему отдаться (ради спасения мира, или, там, репутации клуба), я бы еще порадовалась. А так…
Комплименты, падали под ноги, как сухие листья.
Я подошвами растирала их в пыль. Когда танец кончился, и босс велел продолжать веселиться сидя, у меня был настолько несчастный вид, что девчонки решили, что меня сочли слишком молодой и теперь уволят.
Жаль было их огорчать, но, увы, пришлось.
Судя по тому, как все трое проклятых уверенно сидели на жопах, мои проклятья не сработали.
– Котик мой, – спросила Елена. – Кто тебе больше нравится? – перед ней, словно первоклашки перед учительницей, улыбались двое клубных ди-джеев. Один был похож на человека, которого сильно избили, а потом замазали синяки белилами. Второй, на человека, который утонул и неделю прокачался на волнах. – Они оба хотят на тебе жениться!
Я издала тихий вопль души, вступающей в юдоль вечной скорби.
– Певец мне нравится! С которым Алька сидит!
– Так тебе корейцы все-таки нравятся! – запищала та, травмируя мою, и без того ущербную психику, своим голосом.
Остальные гаденько захихикали.
Вчера я жаловалась им на Кое-кого, пока не слышала Лерка. Что Кое-кто стоять-то у клуба стоит, и глазками своими подмигивает, но сам не подходит, а я не знаю, как к нему подойти. И вообще, меня преследуют смутные сомнения, что первый шаг обязан делать мужчина.
(Даже если это будет неровный и пьяный шаг, вроде того, что сделал ко мне Димон).
А девки ржали и вспоминали, как я сама вертелась вокруг Димона (как лента, вокруг гимнастки). Мне было стыдно. Лето казалось тяжелым посхмельным сном. Может, Дима считает, что одолжение сделал? Напился и принудил себя…
Мне стало стыдно. Меня неправильно поняли.
Лерка выпучила глаза.
– Ты что, влюбилась в корейца?!!
Я отвела свои и встретилась взглядом с певицей. Та, видимо, уже давно меня изучала. И я улыбнулась ей, на случай, что она заговорит обо мне со своим коллегой. Та что-то сказала третьему певцу и басисту.
Тот сказал на ломаном английском:
– У тебя очень злое лицо!
Я выругалась; он отшатнулся.
Решив, что завоевать хорошую репутацию среди членов группы мне не удастся, я села за стол, подперла кулаком лицо и загрузилась уже серьезно.
– Линчик, не грузись! – сказала Кристина. – Хочешь яблочко?
– Отравленное? – с надеждой спросила я.
Она сочувственно рассмеялась.
Когда я в первый раз увидела Кристу, а она – меня, между нами сразу же вспыхнуло теплое и искреннее чувство. Жгучая ненависть. Но это уже прошло. Мы стали подругами.
Она мне сочувствовала: знала про моего певца.
– Мама! – сказала Лерка. Таким тоном, словно ее напугали до смерти. – Ты глянь, какой он урод!
Я глянула.
Басист банды, разомлев от выпитого, снял с себя панамку, затем очки и мы убедились, что Лерка права. Хотя, пожалуй, чуть перебарщивает, тыча пальцами в рот и притворяясь, что покажет всей «фэмили» съеденное за ночь.
– Он не виноват! – услышала я свой голос. – Не виноват, что таким родился!
Все русские лица в радиусе, повернулись ко мне.
Криста, Ольга, Лерка и Тичер, разом поймали челюсти. Алька не успела и наклонилась, чтобы поднять свою.
– Вы все это слышали? Скорее, звоните в Россию, пусть пришлют съемочную группу из «Очевидное – невероятное!»
– Да пошли вы! – окрысилась я. – Унижать других – значит расписываться в собственной неполноценности!
– А-а-а-а! Дайте мне диктофон! – визжала от смеха Ольга. – Я должна это записать! Завтра ведь она не поверит!
Лерка ржала еще заливистее:
– Ты точно ничего не понюхала?!
Я тупо молчала, оскорбленно кусая губу. А потом они спросят, чего я такая злая. Действительно! Ведь все так и ждут, пока я что-то доброе изреку…
– Она в корейца влюбилась! – визжала от смеха Ольга – Такое не нюхают! Такое надо колоть!
– А Дмитрий Сергеевич? – напомнила я. Все знали, что он ей нравится. – Он не кореец?
– Ха! – ответили хором все. – Он только наполовину кореец, к тому же, он – босс.
Даже не так.
БОСС.
ПиЭс: он не босс, он бог…
30.08.99г.
I. Как отец полишал нас денег.
После вчерашней «фэмили» все мы: официанты, банда, Мадам и ее девочки, стали одной большой и дружной семьей! Мистер Пак – наша мама, а босс – папа.
Он нам и впрямь как отец! Его маленькие глазки зорко следят за нашей душевной чистотой, а ножки топают, как барабанные палочки, когда «папочка» бежит к нам, дабы оберечь от зла в виде денег.
Какой-то санним, решивший развратить нас своими похабными чеками (самая крупная купюра в Корее 10 000 вон, а чек стоит 100 000, что составляет примерно сто долларов), получил от него хорошую взбучку. «Папочка» накатился на него колючим колобком, и тот убрал свои чеки назад. Под скрежет зубов Елены.
Черт бы подрал этого «папашу»!
А заодно, гостей, старых дураков, которые даже пить не умеют. Рюмочку в себя залили и пошло:
– Секс дэ? (можно)
– Андэ! (нельзя)
– Вэ андэ? (почему нельзя)
А потому, мерзкий кретин! Ты себя, свою пьяную харю видел в зеркале? Да я лучше под поезд лягу, чем под тебя!!! Старые перечники! Вам нужно грелку под бок положить, а не девку. Я им это объясняю на русском (не будь тебя, как не впасть в отчаянье, о Великий и Непонятный им, Русский Язык!), но чего мне стоит продолжать улыбаться.
Хоть бы на чай дали, за все страдания. Так нет же! Только то, что за стол заплачено и вопросы: «А почему нельзя?!» Вэ – андэ?!
Вслух мы, конечно, придумываем «милые» объяснения, вроде:
– У нас по контракту запрещено и менеджер злой!
Единственное светлое пятно в этой работе – «караоке». Я уже все свои знакомые песни на них перепела. Лучше петь, чем объясняться, но… Тут как-то автомат изменяет голос, и я звучу хорошо. Поэтому, для гостей мои песни – не наказание.
II. Братья меньшие официанты.
Наши вэйтера, они же официанты, просто «коры ходячие», как выражается Лерка. Один из них, по кличке Ёжик, наша особенная гордость. Ёжке тридцать лет, но он хорошо сохранился. Наверно, благодаря фруктам. Такой умничка! Все понимает. Даже с тем, что у него теперь новое имя, Ёжка смирился, – для Оли. А ведь еще пару дней назад он еще бил себя в пухленькую грудь своим же, миниатюрным кулачком и бубнил, что его «name is…».
Далее следовало что-то непонятное, как он умудряется это выговаривать?! Пришлось проводить с ним сеансы внушения и повторять, словно какой-нибудь попсовик худшего разлива, пищащий свою песню из двух нот и одного слова: «No! Теперь твой name is Ёжик!» и так до бесконечности.
За это время можно даже Лерке навязать свое мнение. Ёжка тем более проникся и теперь откликается на все разновидности своего нового имени. Добрый он и милый, хотя и колючий.
Надо, как-нибудь выучить корейский и посоветовать ему экономить гель. На его волосы, которые торчат, как колючки, правда можно нанизывать яблочки.
Официально Ёжик – Ольгин, но мы с ней донимаем его вдвоем. Говорим комплименты и спрашиваем, на ком из нас он хочет жениться. Ежуня делает вид, что не понимает. Показывает нам свои бицепсы и гордо говорит, что он – очень сильный. А Оля, раньше мечтавшая о собаке, теперь говорит о ежиках…