Страница 13 из 21
Сниженная высота вала и уменьшенная глубина рва позволяли отсыпать один десятиметровый пролет всего за пару дней. И только потом уже производить работы по сооружению боевых площадок на изломах, установки частокола на гребне, изготовление ворот из пусть примитивного, но подъемного мостика через ров. Ширина ворот была минимальная — только чтобы всадник свободно мог проехать. Поэтому подъемный мост должен был представлять собой считай узкий мосток. Подъемный же механизм представлял собой обычный спаренный «журавль»[10]. Так себе решение, но даже подросток мог легко оперировать этим подъемником. Дополнительно, в закрытом состоянии Андрей планировал применить какой-нибудь стопор на случай повреждения тяг стрелами или еще чем.
Со стороны посмотришь — и смех, и слезы. Прямо колхоз «Светлый путь» перед демонстрации его «достижений» иностранной делегации из киноленты «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожди». Однако, несмотря на всю ничтожность, убогость и смехотворность укреплений в представлении Андрея, это были укрепления. Без малого пять соток внутреннего пространства. Восемьдесят метров периметра с восемью небольшими боевыми площадками, с которых, через узкие бойницы, можно было работать вдоль вала не только луком, но и даже обычными сулицами. Благо, что пролеты небольшие — всего по десять метров. И на таком расстоянии даже копролитами можно вполне продуктивно кидаться, не то что сулицами.
Внутри же Андрей планировал к осени поставить жилое помещение на всех, конюшню для шести коней, амбар, совмещенный с ледником, сарай для сена, сортир, небольшую баню, малую кузницу с еще меньшей столярной мастерской и, по возможности, сохранить землянку под технические нужды, а также крытую площадку для всякого рода специфических дел, вроде пережигания угля или выпаривания воды, снятой с золы. В тесноте, как говориться, да не в обиде…
Андрей вышел из леса и с удовольствием посмотрел на солнышко. Жарко. Но сидеть в лесу ему было неприятно. Комары.
Да, с горем пополам он сумел вспомнить классный рецепт от них. Просто кладешь влажную тряпку на муравейник. Ждешь, когда ее слегка потерзают эти мелкие насекомые. И потом ей натираешь открытые участки тела. Пованивает, конечно. Но это ничто по сравнению с тем, как достают в лесу кровососы.
Сегодня же он забыл это сделать. И страдал. Поэтому яркое летнее солнышко и пекущая жара воспринимались парнем как избавление от этих «пернатых» жужжалок.
— Потренируемся? — спросил Петр Рябой, положив ему руку на плечо.
— Сначала укрепиться надо.
— Да брось, — махнул он рукой. — Татары скорее к осени ближе заявятся. А о разбойном люде я не слышал, чтобы тут озоровали.
— Чуйка.
— Чуйка — дело такое. Иной раз и на воду дуешь, а когда и голой сракой на угли. И каждый раз чуйка ведет.
— Меня она пока не подводила.
— Думаешь нападут?
— Уверен.
— Тогда почему тут сидишь? Глупо же. Зачем подставляться под удар.
— А что предлагаешь делать?
— В той же Туле пересидеть.
— Еще опаснее. Тут враг себя явит сам. А там — улыбаться тебе в лицо станет да каверзы какие исподтишка творить.
— Ты полагаешь, что свои?
— Я сломал планы многим уважаемым людям. Ты думаешь, они мне это простят? Вот серьезно. Ты бы простил на их месте?
Петр промолчал, хмуро глядя прямо перед собой.
— Я не знаю откуда ждать удара и от кого. Любой из них может. Но подставляться сам не станет. С татарами — бог весть. Эти сами придут, без приглашения. Может быть. А вот с разбойниками… если честно я не уверен, что зимние разбойники были случайностью.
— Думаешь, навел кто-то?
— Да. И, мню, эти же люди продолжат. Кому-то очень не понравилось, что я пытаюсь быть самостоятельным. Если бы пошел к кому из уважаемых людей под руку, то и не трогали. А так… — развел парень руками.
Петр снова промолчал, задумчиво жуя травинку.
— Есть подозрения? — поинтересовался Андрей.
— Воевода отъехал к новому месту службы. В Путивль. Славное место. Прекрасный способ отличиться. Ему ныне не до тебя. Своих забот хватает.
— Воевода и так бы наводить не стал. Он тут чужой человек. Приехал. Посидел немного. Да и двинулся дальше. Не рискнул бы связываться с татями.
— Рад что ты это понимаешь, — очень серьезно произнес Петр.
— Остаются только уважаемые люди. Петр Глаз умер. Я почему-то на него думал поначалу.
— Поначалу?
— Марфа сказала, что он от воеводы пришел как-то сам не свой. Нервный. Возбужденный. Видно он ему что-то посулил. Начал должников своих призывать, да беседовать тишком. И случилось это примерно за седмицу до моего прибытия в Тулу. Не знаю, что там воевода Петру наговорил, но он его явно под монастырь подводил.
— Или под плаху. За татьбу могли и голову снять, невзирая на заслуги. Воеводе он явно был поперек горла.
— Или кто-то ему денег дал.
— Не обязательно денег, — усмехнулся Петр Рябой.
— Он специально не стал спрашивать долг пока мне не было пятнадцати лет?
— Конечно. В четырнадцать лет какой с тебя спрос?
— С воеводой он поделился?
— Деньгами, что выдали ему в зачет твоего долга? — улыбнувшись, спросил Петр. — Я того не ведаю, но мню — да. Очень похоже на то, что этим он тезку моего и поманил. По правде сказать, твой долг может и реальный, но принял ты наследие отца слишком рано. А значит с родичей твоих из Коломны его взыскивать бы пришлось. Сам понимаешь, с твоего деда просто так что-то вытрясти мало надежды, кроме тумака да брани. Тем более, что видаков у Петра не было. А слово против слова у них равны. Так что… — развел он руками.
— То есть, Петру не было смысла вообще со мной связываться?
— Не знаю, — покачал головой Рябой, — скорее всего. Если верить твоим словам, то он вообще решился с тобой связываться после разговора с воеводой. Незадолго до твоего прибытия. А так — он сидел тихо и занимался своими делами.
— Тогда кто остается?