Страница 29 из 95
Инстинкт, душа и даже разум подсказали Элюне – это сам пан Юзеф Ремяшко. Девушка припустила к нему рысцой, а с другой стороны к владельцу мерседеса направились полицейский сержант и водитель патрульной машины, так что у особняка образовалась небольшая толпа.
Поскольку Элюня к толпе присоединилась последней, первых слов беседы с паном Ремяшко она не расслышала. До нее лишь донеслось басовитое:
– ...ладно, а где же эта... как ее там?
– Здесь, – ответила Элюня, не дожидаясь, пока пан Ремяшко вспомнит ее фамилию. – И хотела бы знать, где же ваша супруга, которая давно должна была приехать. Я тут так промерзла, что наверняка заболею.
– Это вы? – недоверчиво пробасил хозяин виллы. – Ведь вы же собирались на своей машине приехать.
Элюня неожиданно рассердилась.
– Ну чего придираетесь? А если бы я на лошади приехала, тогда что? Вам-то какая разница? Не все ли равно?
– Не все равно, – возразил пан Ремяшко, – почем нынче овес, не знаю. Ага, вон ваша тачка, порядок. Нет, панове, никаких свидетельских показаний, понятия не имею, что отмочила моя благоверная, завтра, с самого утра, как штык будет в отделении, там и запишете, что надо. А если что, то вот эта пани присутствовала, а я – ни сном ни духом. Это должна быть Элеонора Бурская, проверьте ее документы. А за работу нужно платить, вот...
Пан Ремяшко выгреб из кармана кучу денег, отсчитал пять сотен и вручил Элюне, которая без возражения их приняла. После чего хозяин виллы отправил девушку домой:
– А теперь, паненка, мотай отсюда прямиком до хаты, прими аспирин и стаканчик, за больницу я платить не намерен. Ну, одна нога здесь...
От возмущения Элюня чуть было опять не оцепенела. Молча добралась до машины, и горькая обида сама собой отбросила ее задним ходом до Рацлавицкой. От обиды же насмерть забыла о своем намерении как-то объяснить полиции вторичное появление у дома Ремяшко, чтобы о ней плохо не подумали.
Ясное дело, этим вечером в казино она не поехала.
Элюня уже три дня не видела Стефана Барнича, все время что-то мешало поехать в казино, хотя она стремилась туда всей душой. Сидя за столом и усердно работая, она решила – сегодня во что бы то ни стало поедет в Мариотт, невзирая на все препятствия. В шесть часов и поедет. А может, даже и в пять. Работа? Работа не заяц, в лес не убежит, если не будет успевать к сроку, поработает ночью, посидит, подумаешь, не впервой.
Было пять с четвертью, уже готовая выйти из дому Элюня повязывала на шею кокетливый шарфик, как вдруг позвонили в дверь. Не спрашивая, кто там, девушка глянула в глазок, увидела знакомое лицо и распахнула дверь, лихорадочно припоминая, как же зовут комиссара полиции. Ага, Эдик Бежан.
Впущенный в квартиру комиссар застыл на пороге гостиной, пораженный изменившимся интерьером.
– О, пани уже обустроилась! – не удержавшись, воскликнул он. – Чудесно, чудесно, прямо Версаль. А говорили, денег нет?
Довольная произведенным эффектом, Элюня не заметила нотки подозрительности в голосе полицейского. Гордая собой, она пояснила:
– Так вот, представьте себе, я вас ввела в заблуждение. Но сама того не желая. Из головы вон, что выиграла на скачках. Это в банке у меня не было денег. Вернее, было всего ничего, двадцать четыре злотых и шестнадцать грошей. А те, что выиграла, были дома, я сразу же начала их тратить и не собиралась класть в банк. Сейчас, разумеется, уже и в банк поступили деньги за выполненные заказы. Хорошо, успели еще в том году, так что можно было купить подарки к праздникам. А теперь есть на что сесть. Садитесь, пожалуйста.
Эдик Бежан немедленно воспользовался приглашением. Элюня решила было угостить комиссара кофе, да опомнилась: ведь она же торопится в казино, из-за кофе визитер может засидеться. Так что воздержалась от угощения и вопросительно посмотрела на комиссара. Тот производил впечатление человека, который временем располагает и никуда не торопится. В ответ на вопросительный взгляд хозяйки он сказал:
– Кажется, вчера с вами произошла довольно странная история. Могли бы вы рассказать в подробностях?
Обреченно вздохнув, Элюня тоже села в кресло и пододвинула к себе пепельницу.
– Да, в самом деле, вчера я влипла в довольно глупую историю и удивляюсь, что легко отделалась, даже насморка не схватила. Вы ко мне пришли потому, что эта самая Ремяшкова подала вам заявление, так ведь? Думаю, она говорит правду. Я была в Панораме, когда она обнаружила пропажу документов.
– А что было потом?
– А потом я, как последняя идиотка, по доброте душевной согласилась позвонить ее кошмарному мужу и караулить их дурацкую машину. Ну ладно, так и быть, признаюсь, не только по доброте душевной, пан Ремяшко согласился заплатить за услугу. И я, промерзнув до костей, позвонила их соседям...
Эдик Бежан сидел на потрясающе мягком диване, глядел на потрясающе красивое настенное украшение из сухих растений и чувствовал себя как в раю. Еще бы, оказаться в окружении таких красивых вещей! К ним он причислял и хозяйку квартиры, бывшую свидетельницу, неожиданно опять ставшую подозреваемой. И удивлялся, как эта очаровательная подозреваемая по собственному побуждению (ведь он еще не тянул ее за язык) принялась выбалтывать ему все подробности происшествия, дополняя побочными деталями, известными лишь ей одной. А Элюня, все еще под впечатлением вчерашних событий, изливала душу, видимо питая к полицейскому комиссару полнейшее доверие.
Но вот Элюня доехала до конца, и тут комиссар принялся задавать вопросы.
– Пожалуйста, вернитесь опять к самому началу. И поподробнее расскажите о том, как вы общались с обитателями соседней виллы. Мне важно знать каждую мелочь, каждый пустяк. Постарайтесь припомнить абсолютно все.
– У калитки я звонила целых три раза, – послушно начала Элюня и вдруг спохватилась:
– Ну уж нет, так дело не пойдет! А потом я опять останусь с носом?
– Не понял, с каким носом? – удивился полицейский.
– Ну как же, с тем самым, что прошлым разом. Тогда я выложила вам абсолютно все, а от вас ничегошеньки не узнала. Так до сих пор и не знаю, в чем там было дело с моим паспортом и теми странными звонками, я ведь могу и лопнуть от любопытства. Не обязательно раскрывать мне государственные тайны, но хоть какое-то понятие иметь о происходящем я должна! Не будьте же таким противным.