Невезуха

* * *

Каким-то чудом мне удалось наспех просмотреть труд по фотографии.

Одну из фотографий я уже видела, Доминик хвастал ею в последние недели нашего знакомства. Куница и двое крохотных детенышей сидят в развилке старого дерева. Я ещё тогда подумала, что на месте куницы я бы боялась, что мои детки упадут, но куница, судя по выражению её физиономии, таких опасений не испытывала. Доминик не захотел дать мне экземпляр, хотя я его очень просила, так зверушки меня восхитили.

А теперь во всей книге под фотографиями значилось другое имя. Доминик подписывал свои работы сокращением «Доми», а здесь было написано «Гамар». Похоже на самую обычную фамилию. Если бы не куница, я могла бы подумать, что этот Гамар работает в идентичном стиле, — ничего особенного, многие друг другу подражают. Но в данном случае просто напрашивалось слово «плагиат».

Я готова была голову дать на отсечение, что все предыдущие шедевры Доминика тоже сделал Гамар.

И текст, хотя и весьма интересный, посвященный секретам фотографии, был здесь вовсе ни при чем.

Разумеется, о корректуре я и думать не смела — на меня снова насела родня.

Я вежливо спросила майора, могу ли я поехать в Краков, где у нас на всю неделю зарезервирована гостиница. Была у меня тихая надежда, что он запретит и тогда за деньги дяди Филиппа я пошлю с ними кого-нибудь еще. Или Рысек подсунет своего приятеля, или Лукаш. Однако, к удивлению и расстройству, у майора не нашлось ни малейших возражений.

В Кракове царили тишина и покой — если, конечно, не считать, что в одну ночь на улицах отмечали очередной дембель; в другую — в гостинице ночевала группа норвежских школьников, больше напоминавших стадо бешеных бизонов; в третью ночь случилась шумная свадьба, до утра гулявшая в гостиничном ресторане; в четвертую по коридорам носились полицейские, с кровожадными криками гоняясь за гостиничными воришками. Я в ту ночь едва не скончалась от ужаса, решив, что воришки — тетка Иза с дядей Филиппом, вернувшиеся из казино.

С другой стороны, ничего страшного с нами в Кракове не произошло.

На следующий день после возвращения из Кракова я встретилась с Лукашем в ночном баре недалеко от моего дома. Я вовсе не собиралась рассказывать ему о плагиате Доминика. Надоел мне этот Доминик хуже горькой редьки, да и я в свете всей этой правды о нем казалась просто оглушающей дурой. Но сведения полезли из меня сами собой.

— Одни и те же приемы? — заинтересовался Лукаш, когда я наперекор самой себе все-таки поделилась открытием. — Какие, например?

— Зеркальное отражение, — неохотно отвечала я. — Доминик обожал снимать отражения: в зеркале, в оконном стекле, в воде, в какой-нибудь гладкой поверхности. Животное, растение, предмет — в общем, любой объект сразу в двух ракурсах.

— А люди?

— Что — люди?

— Людей он тоже так снимал? Натурщиц.

Или актрис.., впрочем, неважно, какого пола.

Много есть таких, которые хотели бы увидеть себя с двух сторон одновременно.

Вопрос Лукаша настолько меня поразил, что я прекратила размешивать соломинкой «Джек Дэниэлс». Виски в стакане было кот наплакал, в основном лед и вода, — я все же намеревалась вернуться домой.

— А знаешь — нет. Интересно... Он никогда не фотографировал людей, я только сейчас сообразила.

Лукаш критически скривился.

— Я бы удивился, будь иначе. Человек обычно замечает, кто его фотографирует. В отличие от зверушек или растении, не говоря уже о предметах.

— Так и есть! — с запоздалым озарением воскликнула я. — Перед тобой первая идиотка столетия! Ну почему не заметила раньше?

— Этот Доминик, наверное, был чертовски сильной личностью.

— Не знаю. Наверное. А этот Гамар.., неужели он добровольно работал на него негром?

Кто это может быть?

Лукаш молчал.

— Я тут веду свое частное расследование, — с неохотой признался он наконец. — И должен сказать, что меня просто тошнит от выводов. Кажется, и майор Бежан пришел к аналогичным. Убийца... Нет, холера, промолчу, даже выговорить этого не могу. По сравнению с такими, как Пустынко, Карчох и так далее, убийца представляется мне невинной бабочкой на цветочке. Жаль мне его.

— Да по сравнению с Пустынками и Карчохами любого жаль. Но сейчас мы говорим о другом. Ты угадал, кто такой Гамар?

— Я могу и ошибаться.

— Ошибаться может каждый, — с готовностью согласилась я. — Если что, я не стану предавать гласности твою ошибку. Ну так ты скажешь?

— Скажу, как и любой другой кретин мужского пола, потому что я в тебя влюбился.

Я замерла.

— Извини, что ты сделал?

Лукаш с интересом вгляделся в меня.

— Я в тебя влюбился. А ты не заметила?

Говорят, что женщины узнают о таком даже раньше своих жертв. Мне показалось, что со мной случилось то же самое.

Случилось? Почему не случиться, с мужиками вечно что-то странное случается. А та ночь в Кракове... Может, Краков и впрямь самый романтичный город, хотя мне казалось, что уж скорее Верона или Париж... Удивительно, как все совпало, ведь и он мне нравится... Но как это вообще могло произойти? Куда смотрело мое невезение?.. Господи, неужто на меня свалилась взаимность?!

Все свои силы я вложила в то, чтобы сохранить душевное равновесие и спокойствие.

— Возможно, меня ввело в заблуждение то, что в ту ночь семейство не домогалось меня, — покорно сказала я. — По принципу — хорошего понемножку... Они должны были выломать дверь, вот тогда бы я сочла, что все в порядке. А так — я, наверное, удивлена...

— Надо же, а до сих пор производила впечатление исключительно разумной женщины!

— У тебя совсем крыша поехала? — немедленно разозлилась я. — Не требуй от меня слишком многого! Прекрасно, я тоже в тебя влюбилась, даже ещё раньше, чем ты в меня, но, пожалуйста, ничего себе по этому поводу не воображай. Где ты видел женщину, которая в пылу чувств сохранит хотя бы тень разума?! Так кто такой этот Гамар?

— Смотрите-ка, все-таки сохранила... Хорошо, думай сама, раз ты на это способна. Гамар.

Чен-гал Ма-ри-уш. Этот Мариушек изо всех дыр торчит...

Он был прав, это мне ни с какой точки зрения не понравилось.