Крафт

Кирилл занёс палец над клавиатурой, но осёкся и застыл перед экраном. Снова налил виски. Выпил залпом, скривился. Нет, такое отправлять нельзя. Конечно, ещё чуть-чуть – и было бы неловко, стыдно, противно. Виски разливался по организму, согревая приятным теплом, и стало так хорошо, кристально ослепительно ясно.

Кирилл прильнул к монитору и быстро набрал:

Я принял решение отказаться.

Прошло секунд пять, и на экране появился ответ:

Ок.

Кирилл громко расхохотался:

– Двадцать лет уже, сука, ок. Стараешься быть человеком, сохранить хоть какие-нибудь эмоции, хоть что-то, что отличало бы тебя от робота, а вокруг одно ок. Ок-поколение, ок-эпоха, ок, блять, головного мозга.

Он вспомнил, что никогда не отвечал подчинённым ок. Находил ведь другие слова – и получалось, и это было не сложно. Да и подчинённых считал коллегами – не друзьями, конечно, но личностями. Или людьми с задатками – или остатками – личности. А если хотя бы немного видишь в человеке личность, ему никогда не ответишь ок. Зато собственные боссы и руководители других отделов заваливали этими оками с утра до ночи. И от этих оков так захотелось скорее уехать, что всё тело свело, заныло: интересно, а кто говорит ок в Голландии? Матрос, пришвартовывая катер к берегу? Продавец в магазине возле причала? Сантехник, меняющий трубы? Ласковый кот у подъезда, получая свою сосиску? Кто будет там говорить ок? Никто. Никогда. Не будет.

– Я сделал всё правильно, – с удовлетворением произнёс Кирилл, отправляя чат с Вадимом в чёрный список.

Неделю спустя он вспоминал об этой встрече как о чём-то пустом и незначительном, о чём-то из прошлой жизни, которая его больше не интересовала. Он ехал в старой машине по Северной стороне Севастополя и вполуха слушал местного таксиста. Воздух продувал салон насквозь, врываясь мощными потоками во все открытые окна – Кириллу казалось, что они прочищают мозг, соскабливают изнутри, со стенок черепа, накипи и налёты прошлого. Он ехал в новую квартиру, в новую жизнь, в новую реальность. И был счастлив.

– Район вообще хороший, хоть и отдалённый, – таксист вовсю перекрикивал ветер, и порой это получалось. – Зато спокойный. Красивый. Вы сделали хороший выбор. Вот видите – Свято-Никольская церковь, уникальное сооружение: православный храм в форме египетской пирамиды. Архитектор говорил, что хочет запечатлеть вечность! А, каково? Один крест там шестнадцать тонн весит!

Пассажир кивал и улыбался.

– Сейчас повернём на Голландию. Пивной хороший есть там, что ещё. Да, а вы знаете, что в институте самый настоящий атомный реактор? Ещё при советах поставили, пятьдесят с лишним лет прослужил. На нём обучали студентов. При старой власти вовсю работал, а потом законсервировали. Как в Чернобыле, – водитель хохотнул, и Кирилл, глянув в зеркало, заметил бесовской огонёк в его глазах. – В общем, место уникальное. При Екатерине тут вся знать гуляла, вся богема. И немудрено – такая красота!

Когда такси повернуло вправо, Кирилл вдруг захотел зевнуть. Он прикрыл рот ладонью, таксист продолжал говорить, но его отчего-то вдруг стало плохо слышно. Рот снова открывался сам собой, глаза начали слипаться, и Кирилл попытался взбодрить себя: ещё пять минут – и приедем. Он помотал головой, потянулся – и тотчас провалился в сон.

г. Севастополь, улица Курчатова, 12

Вечер. Квартира на четвёртом этаже.

На столе возле распахнутого окна стояли бокалы, бутылка «Массандры», тарелка с сыром. С моря приятно дул ветер, над бухтой в темнеющем небе висел белый диск луны. Кир любовался девушкой, сидевшей напротив – она смотрела на него взволнованно, с интересом и лёгким восторгом, совсем как в их первую встречу на набережной. Кир прогуливался там каждый вечер, сколько помнил себя.

– Конечно, жаль, что мы даже не можем посидеть в кафе, – сказал он. – С тобой мне очень хотелось бы. Играла бы музыка…

– Знаешь что? – прервала девушка, поднимая бокал. – А пусть это будет тост. Чтоб восстановили ту кафешку на дороге. С парусами. Ты ведь всегда своего добиваешься. Получится и здесь.

– Проще денег накопить и самим её выкупить, и тогда уже сделать всё, что захотим.

– Или так, – согласилась она. – Но даже если там всё будет идеально, то всё равно здесь лучше. Честно. Там не будет такого прекрасного вида. Такого вообще нигде нет, даже на той стороне.

– Теперь это и твой вид, Светлана. Сегодня впервые увидишь отсюда салют.

– Скоро мы будем видеть здесь катера, – улыбнулась девушка. – Они ведь почти решили. Это наше огромное достижение. Твоё.

– Дожмём их, – кивнул Кир. – Но сегодня давай выпьем за другое. За наш праздник! Полгода назад мы встретились, и я до сих пор считаю это лучшим, что случилось в моей жизни.

– Ты так говоришь, как будто мы отмечаем день свадьбы!

– Здесь даже нет загса, – смущённо ответил Кир. – Где мы распишемся?

– Главное то, что мы вместе, что я решила быть с тобой, – девушка взяла его за руку, внимательно посмотрела в глаза. – Я помню, что ты не можешь уехать. Обещаю тебе: это никогда не помешает нам быть вместе.

Кир широко улыбнулся.

– Пьём! – провозгласил он.

Светлана долго смотрела в окно, как окрашивается в чёрный небо, как зажигаются яркие звёзды, складываясь в созвездия. Ночь в Севастополе всегда наступала быстро. Кир заметил, что девушка стала серьёзной, задумчивой.

– Расскажи мне, – сказала она тихо, не поворачивая взгляд. – Я знаю, ты не любишь говорить об этом, отмалчиваешься всегда. Но мне ты можешь верить, я пойму всё, что ты скажешь. И приму это.

Кир разлил вино по бокалам, протянул Светлане.

– Давай, – произнёс он тихо. Девушка отпила глоток и поставила на подоконник, Кир медленно выпил до дна. – Это сложные вещи для наших, – начал он. – Все знают, что есть такой человек, который не может уехать. Невыездной. Живёт на ограниченном пространстве практически всю свою жизнь. Все журналисты – и городские, и столичные – ездили ко мне сюда, ходили со мной по набережной, ахали, охали: как же так? Помню один заголовок: «Гений места». Какой я гений? Разве я сам заключил себя на крохотной части планеты? Никто из них не хотел вникнуть. Или это была отсылка к чему-то, сейчас же для тех, кто пишет – самое главное ссылки, отсылки. А сколько было статей под заголовками в духе «Летучий голландец»? На всю жизнь туалетной бумаги хватило бы. Я вначале охотно рассказывал, но потом, знаешь, надоело. Да и с их стороны интерес потух. Сегодня я часть ландшафта, простой человек с непростой особенностью, но как о сенсации обо мне не скажешь. Всё это утихло – и слава богу. Я рад, что могу жить обычной жизнью.

– А ты помнишь что-то другое?

– Я помню себя с десяти лет. Не точно, не с даты рождения, а примерно. И у меня в паспорте написано, что я родился в Петербурге. Я никогда там не был и только помню пятый класс школы, а что было раньше. Белое пятно.

– А родители?

– У нас были сложные отношения. Когда они узнали о моей особенности, они, как бы это сказать.

– Охренели, – весело предположила Светлана.

– Это тоже, конечно. Но они отстранились. Я никогда их не осуждал: неизвестное, необъяснимое не всегда влечёт человека, иногда оно пугает, особенно если происходит рядом с тобой. Если с этим неизвестным ты вынужден бок о бок жить. А где одно – там и другое: чего, мол, ещё ждать от этого странного мальчика? Ты ведь тоже не верила, а потом испугалась. Так было со всеми, всегда.

– А с ними? Как было с ними?

– С тех самых лет, что помню себя, когда я пытался покинуть пределы Голландии – неважно, каким способом, я постоянно засыпал. Это ощущение с тех пор не изменилось. Если я ехал в автобусе или машине, то мог добраться только до поворота из Голландии – мне ни разу не удалось его преодолеть. Проснувшись, я видел, что еду в обратном направлении, а водитель будил меня на кольце. Я допытывал их: что случилось? Почему они меня не разбудили, прежде чем ехать обратно? Все без исключения всегда отвечали: ты ведь сам сел, в дороге уснул, ну бывает. Я говорил, что этого не может быть, но мне, естественно, никто не верил.