Крафт

– Одно и то же, – девушка отложила бумаги и громко крикнула. – Кир!

Мужчина подплыл к причалу, довольно улыбнулся.

– Что это? – спросила Светлана.

– Весточки. Ну, так он их называет. Я захватил, чтобы выбросить, и забыл.

– Он?

– Да. Вот уже несколько лет кто-то мне постоянно пишет, представляясь мной. Только я с той, другой стороны, понимаешь? Он раньше жил в Петербурге, а теперь переехал поближе – в Аполлоновку, это напротив нас, через море.

– Он не может попасть сюда.

– Я считал бы, что всё это розыгрыш. Если бы… ты понимаешь сама. А то, что он пишет про институт, это вообще, по-моему, сумасшествие.

– Но это же ты, – прервала Светлана. – Это второй ты, такой же!

– Это и есть самое дикое, – Кир подтянулся, взобрался на причал.

– Я не понимаю, как возможно такое раздвоение.

– Почему ты ему не ответишь? Это ведь так просто.

Кир выразительно посмотрел на Светлану.

– Он здесь не нужен, понимаешь? Его здесь никогда не будет. Ему просто не место здесь. Ты почитай его – это пропащий человек. Ничто не спасёт его.

Над бухтой Голландии раздался гудок катера, отходящего на Аполлоновку. Его не слышали только двое.

Севастополь, Аполлоновская бухта, Яличный переулок

Ночь.

Кирилл прошёл по улице вдоль побережья, свернул направо, на узкую каменистую тропу между старых одноэтажных домов, в одном из которых теперь жил. Ветер с моря приятно обдувал спину. Кирилл неторопливо брёл к дому, обдумывая очередной прожитый день – с тех пор, как мужчина сюда переехал, дни были похожи друг на друга до неразличимости. Впереди громко завыла собака, и внезапно в паре метров от Кирилла зажёгся яркий фонарь. Кирилл рефлекторно закрыл глаза, развернулся – и тут же получил удар в живот. Он согнулся и захрипел.

– Кирилл Анатольевич? – раздался громкий голос возле уха.

– Да, – простонал Кирилл. – Есть же более вежливые способы выяснить, с кем.

Новый удар пришёлся на затылок.

– Что за дурацкая шляпа? Выкинь её на хер.

Кирилл понял, что нападавших двое, но разглядеть их не мог: лицо ослеплял фонарь. Один из бандитов прижал его к стене и злобно прошипел.

– Долги когда отдавать будешь?

– Какие дол-ги? Кому? – испуганно лепетал Кирилл.

– За халупу свою. Ничего лучше, чем это, не додумался взять в кредит?

Нападавшие рассмеялись.

– Это мой дом, – возразил Кирилл. – Никакая не халупа, тут море, радость.

Несколько точечных ударов обрушились на него – кажется, теперь били фонарем. Кирилл упал, но его снова прижали к стене.

– Сука, говори по делу.

– Слушайте, я ведь с вами почти расплатился, – простонал Кирилл, выплёвывая выбитый зуб.

– С кем это с нами? – оскалился бандит.

– Ну, с вашими ребятами.

– А теперь расплатишься с нами. От тебя не убудет, верно? Верно, сука?

– Прекратите меня бить! – отчаянно закричал Кирилл. – Прекратите! У меня нет столько денег! Я работаю продавцом в магазине кофе. Когда были, я отдавал. Здесь нет другой работы. Ничего нет. У меня совсем нет денег!

– А ну прекрати орать! – нападавший зажал ему рот, и Кирилл вдруг почувствовал, как что-то острое и холодное упёрлось ему в бок.

– Порежу.

Кирилл замычал, бешено задёргал головой.

– Будешь говорить по существу и тихо, понял? Если что-то пойдёт не так, – бандит поднёс нож к глазам Кирилла. Тот несколько раз кивнул. – Говори.

– Послушайте, у нас же ведь не девяностые, – взмолился Кирилл.

– Вы же эти, коллекторы, да? Что за методы?

– Самые эффективные, – неожиданно спокойно ответил нападавший. – И сейчас ты в этом убедишься.

Кирилла снова принялись бить, и скоро он перестал понимать, что происходит. Он уже не видел ни нападавших, ни света фонаря, ни очертаний вечерней улицы. Перед глазами замелькали искры, звёзды, молнии. Какое-то время он вообще ничего не чувствовал, а потом с удивлением обнаружил, что перед ним вырисовываются силуэты людей – и это были не нападавшие. Он мог бы подумать, что это сон, но помнил всё, что с ним происходило несколько минут назад, и понимал, что вряд ли спит. Скорее, перед ним разворачивалась виртуальная реальность, и она всё больше походила на гигантскую страницу «Инстаграма», развернувшуюся в чёрной пустоте.

Искры, летевшие перед глазами, превратились в сердечки, заструившиеся сбоку экрана. Силуэты стали отчётливы, и Кирилл узнал Вадима с его рыжей бородой и вьющимися усами. Он держал в руке селфи-палку и крутился на месте, заливисто хохоча. Вадима окружало множество людей; все они двигались в хаотичном танце, обнимались друг с другом, пили вино из огромных бокалов. Вадим покрутил палку, и теперь Кирилл видел, что они в огромном зале с длинными столами, уставленными едой, напитками и усыпанными белым порошком, который все то и дело вдыхали через свёрнутые купюры. Вдруг заиграла громкая музыка, и Вадим начал двигаться в такт, а картина за его спиной сменилась: вместо шикарно одетых гостей с бокалами там появились обнажённые женщины, которые ласкали мужчин и друг друга; пары хаотично объединялись и рассыпались, образуя новые и более причудливые конфигурации, словно в живом калейдоскопе – и вот уже сливались в едином порыве трое, пятеро, десятки распалённых тел.

Кирилл всматривался в лица, пока наконец не узнал некоторых. Его пронзил ужас: он увидел Савельева, своего недавнего босса, а вместе с ним и других, на кого когда-то работал; имён многих уже и не помнил. В разнузданной оргии он заметил и Вику Сулимову, одну из первых своих начальниц, руководительницу логистической компании – да, Кирилл поднимал престиж и таких контор. Увидев её, он невольно поморщился: ох и стерва была, сколько выпила из него соков! Как и все в этой чудовищной компании, она кричала, истерично хохотала и стонала – то ли от удовольствия, то ли от презрения к нему, Кириллу. Он с ужасом заметил, как вся компания вдруг повернулась к нему; кто-то свистел, кто-то и вовсе вытягивал средний палец. Вадим обернулся к ним и заорал, перекрикивая музыку:

– А теперь давайте поинтересуемся у нашего друга, как идут его дела. Раз, два, три, хором!

Музыка внезапно утихла, и в сознание Кирилла ворвался хор нескольких сотен голосов:

– Эй, Кирилл Анатольевич, уважаемый, не расскажете нам, как поживает Собакина отмель? А как Голландия? И главное, – хор стих, и на первый план вышел смеющийся голос Вадима. – Всем нам здесь интересно: как там ваша самостоятельная ценность? Как ваша борьба? Вы уже победили?

Кирилл простонал, зашевелился. Наваждение развеивалось. Он осознал, что лежит на земле, прислонившись головой к стене дома.

– Похоже, мы от него ничего не добьемся, – донёсся отдалённый голос, будто из трубы.

– Нет, так не пойдёт. Хочешь остаться без работы? Сегодня значит сегодня.

Кирилл разлепил глаза. У него изо рта вытекала струйка крови.

– У меня всё отлично. Всё, всё отлично. Борьба, продолжается.

Нападавшие подскочили к нему.

– Эй, ты чего там бормочешь?

Один из них схватил Кирилла за шиворот, поднял и вновь прислонил к стене.

– Твоя борьба сейчас закончится. Считаю до трёх. Нам нужны деньги, понятно?

В глазах снова потемнело, и среди чёрного небытия возникла электрическая надпись: ОК.

– У меня есть квартира, – прохрипел Кирилл. – В Голландии.

– Где?

– Там, – Кирилл махнул рукой в сторону моря. – Я собственник. Забирайте, забирайте её, – он стал оседать на землю, чувствуя, что теряет сознание, но бандит вцепился мёртвой хваткой, не давая упасть. – Перепишу хоть сейчас, подпишу, все документы.

Нападавшие ухмыльнулись.

– Вот это уже дело! У нас как раз всё с собой. Всё необходимое. Сейчас мы зайдём к тебе в гости, ты угостишь нас чайком – и завершим сделку. И давай только без глупостей.

Кирилл кивнул из последних сил, его взяли под руки и потащили к дому.

Дорогой Кирилл! Хочется по привычке написать «дорогой я», но теперь я окончательно понимаю, что ты – это не я. Я обязательно ответил бы, я не смог бы не выйти на связь. Ты смог. И теперь я, кажется, знаю причину, почему так произошло.

Я писал тебе в самые сложные моменты своей жизни. Ты знал всё обо мне – кем я был, чем занимался, о чём мечтал, как пришёл к той роковой точке, которая изменила всё. Я рассказывал тебе и то, что было после. Я остался без собственного жилья, которое занимаешь ты (как ни странно), работы и средств к существованию. Вернуться к прежней жизни я не мог, одна мысль об этом сводила меня с ума. Я жил в пустых стенах в самом гадком районе Петербурга и мечтал о тёплой, солнечной, приветливой и доброй Голландии. В которой живёшь ты. Мне нужно было место, где я мог жить, и однажды в какой-то момент мне стало так плохо, что я даже думал обратиться за помощью к Вадиму, бывшему другу. Он предлагал мне другую жизнь, от которой я отказался лишь потому, что эта жизнь не моя. Она мне не предназначена.

А теперь я живу своей жизнью. Я переехал в Севастополь, как ты знаешь, в Аполлоновку, но так и не смог быть другим. От себя действительно не убежишь, куда бы ты ни бежал. Я всё так же работаю за маленькие деньги, всё так же выполняю чужие задачи, только теперь работаю продавцом. Я по-прежнему не люблю свою работу и считаю свою жизнь неудачной. Но я ни разу не изменил той цели, которую наметил для себя однажды. И эта цель – как бы странно это ни прозвучало – была ты. Но ты не сбылся, не стал настоящим и, как я понимаю теперь, никогда не станешь.

Долгое время я думал, что сошёл с ума. Да и как иначе? Как принять то, чего быть не может? Я предполагал, что меня стало два – я раздвоился на «себя в Голландии» и «себя вне Голландии». Или реальности стало две – в одной существую я, а в другой – ты, и этим реальностям нельзя соединиться. Но потом кое-что осознал, и это осознание было столь ярким, ослепительным и очевидным, что я до сих пор не понимаю, почему оно не пришло раньше, мне потребовалось столько времени, проведённого в отчаянии и ужасе, чтобы к нему прийти. Тебя не существует, Кирюха, ты понял? Тебя нет, ты только плод моего воображения.

Я обратился к психоаналитику, и он сказал писать тебе. Это такая терапия – выписаться. Исписаться – можно сказать и так, исписать тебя. С каждой весточкой, с каждой очередной строчкой я отписывался от тебя. Ты становился всё дальше, ты растворялся в этих буквах, переселялся в них, становился ими. Я избавлялся от тебя, Кирюха, а ты этого и не знал.

Психоаналитик поверил мне. Был один шанс из тысячи, но он не сразу – и всё же поверил мне. Он помог мне избавиться от тебя и поможет мне разгадать тайну. Сколько бы времени ни прошло.

Конечно, тебе повезло больше. Значительно больше, чем мне. Место, в котором ты заперт, кто-то может назвать вонючей дырой – я встречал много таких людей. Но это не так. Ты в прекрасном месте, возможно, лучшем месте на земле. Ты там, где мечтаю быть я – тот, кем хотел стать я. Ты то, что у меня не получилось. Я никогда не умел готовить мясо, не любил людей, котов, розы, не знал, что делать с детьми. А алкоголь любил. Я никому не помогал, меня ничто не волновало. Я не видел ни в чём красоты, а может, просто не успевал видеть. Я не занимался любимым делом. Я не наслаждался каждой секундой своей жизни, да что там – не наслаждался ею вообще.

Но всё это было у тебя. Я придумал твою жизнь, потому что мне казалось, что именно такой она должна быть, чтобы чувствовать себя счастливым. Всё то, что ты любишь, Кирюха – всего этого нет, и тебя нет, и нет такой Голландии, в которой ты живёшь – вся она выдумана, вся, кроме топографических деталей, которые я успел запомнить. В твоей жизни всё вымышлено, и самого тебя не существует, и всего этого не может быть. Ты живёшь только потому, что я позволяю тебе жить.

Вот так, Кирюха. Эта моя весточка последняя. И сегодня я наконец покидаю тебя. Остаток жизни я проведу один на один со своей тайной. Но это уже будет без тебя. А ты живи как хочешь. Может быть, ты застынешь. Или растворишься, рассыплешься. Может, разрушится всё вокруг тебя – я не знаю, что там происходит с теми, кого забывают раз и навсегда. Но, как бы то ни было, меня всё это больше не волнует. Я больше никогда о тебе не вспомню.