Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 23



Но потом был Мелоранж. Степной Огонь снова швырнул всадников в битву, будто копье в сердце врага, только в этот раз поспешность стала гибельной. Император и шиммерийский принц Гектор поймали шаванов в ловушку. Четверть орды упала в пыль, еще четверть изнемогала от ран. Адриан и Гектор отрезали орду от лагеря, и она лишилась всех припасов, трофеев и невольников. Ее отбросили в степь – ту самую, в которой шаваны, наступая, выжгли и выели все подчистую.

Вот тогда стало плохо.

Тогда всадники начали спать на сырой земле, жевать ремни и коренья. Издыхали раненые в бою лошади, и шаваны, радуясь, жарили конину. Кто бы поверил, что когда-нибудь шаван станет радоваться смерти своего коня!.. Потом дохлые лошади кончились. А люди продолжали умирать – большей частью от гнили, попавшей в кровь через раны. Выли, стонали, плакали навзрыд… Вой умирающих и смрад гнилого мяса висели тучей над лагерем. Орда разлагалась, как мертвец, которого из ненависти бросили не сожженным. Чара ничего не говорила об этом, и Ней тоже. Что говорить, если все ясно. Но ночами они держались за руки – кажется, вой от этого становился тише.

Все ждали, что Степной Огонь соберет шаванов и скажет слово. Мол, мы задали перцу литлендцам, и довольно. Пускай не взяли Мелоранж, но отстояли Пастушьи Луга, спалили семь городов. Теперь эти шакалы будут бояться, больше не тронут того, что наше по праву. Все ждали приказа отступать. Моран Степной Огонь собрал шаванов и сказал слово, но совсем не то, какого ждали.

– Это война, – сказал Моран. – Я слышу нытье, жалобы, щенячий скулеж. Это война! Вы что думали, будет легко? Вы думали, герцог Литленд сам скинет штаны и нагнется, чтобы мы его трахнули?! А с ним и Адриан, и Гектор Шиммерийский?! Нет! У нас крепкие враги, и они не сдадутся. Но мы вытащим их из-за стен Мелоранжа, поймаем их, как недавно они поймали нас. Мы растопчем их, поставим на колени, смешаем с пылью. Только тогда вернемся домой, и не раньше. Во имя великой степи, так будет!

По рядам прошелся ропот – сперва удивленный, потом недовольный. Вперед вышли двое вожаков: ганта Джантей и ганта Барок. Оба из крупных: Джантей привел на войну триста всадников, Барок – четыреста.

– Моран, ты погорячился, – сказал Джантей. – Как мы будем воевать, если нет жратвы? И как победим, если нас стало на треть меньше?

– Мы шли вернуть Пастушьи Луга, и вернули, – сказал Барок. – А биться насмерть и падать в пыль лишь затем, чтобы ты заработал славу – на это мы не соглашались.

– Мы уходим, – сказал Джантей. – А ты, Моран, хочешь – иди с нами, хочешь – бейся дальше, но без нас.

Степной Огонь ответил им, широко улыбаясь:

– Мы на войне, всадники. А на войне все решает сила. И я говорю: вам не хватит силы утащить меня обратно за Холливел. Но мне хватит сил притащить вас в Мелоранж, и я это сделаю.

– Интересно, как же? – хохотнул Барок. – Мы не пойдем с тобой.

Если быть совсем точным, он успел сказать лишь: «Мы не пойдем ссссс….» И засвистел, булькая кровью, а «тобой» так и не выговорил, поскольку в шее его торчал нож Морана. Джантей отпрыгнул и выхватил меч, но в три удара Моран уложил и его. Потом отрубил головы обоим мертвецам, поднял их за волосы и крикнул шаванам:

– Клянусь, что приведу к победе всех вас! Пойдете сами – хорошо. А иначе придется мне вас нести.

Он потряс мертвыми головами.

…Той же ночью восстали шаваны Джантея и Барока. Правда, не все – многие побоялись. Но целая сотня шаванов Барока атаковала шатер Степного Огня. Была лютая сеча, и всадники Огня победили. А сотня шаванов Джантея попыталась бежать из лагеря, но всадники Степного Огня догнали их и расстреляли на скаку в чистом поле. И мятежников, и дезертиров – всех, кто не погиб в бою, – притащили в лагерь, раздели и повесили на деревьях, перебив кости рук и ног. Три дня орда смотрела, как они умирали от боли и жажды, а вороны клевали их лица.

Сейчас, когда Ней и Чара вернулись из рейда, мертвецов стало больше. Вокруг лагеря деревьев не хватало. Ради новых казней откуда-то притащили стволы, вкопали в землю, к ним гвоздями приколотили дезертиров. Прибавилось больше трех дюжин – целая роща тел. Человек шесть еще стонали.

Чара долго смотрела на них, и не понять было, о чем думала. Неймир снял с плеча лук, наложил стрелу.

– Не нужно, – удержала его Чара.

– Не по-людски это, – сказал Ней. – Так волки делают, а не люди.

– А дезертировать – по-людски? Бросить спутников, как Бирай бросил нас?

– Тоже нет, – признал Неймир и опустил лук.

Они двинулись дальше и теперь оба думали об одном: по-людски было бы отступить. Волки Севера бьются ради смерти, собаки императора – тоже. А люди Запада дерутся за добычу и свободу, но не затем, чтобы убить любой ценой. В том и разница меж людьми и волками.

Ганта Корт – вожак их гана – встретил парочку в просторном шатре. Радушно поднялся им навстречу, каждого хлопнул по плечу, потрепал короткие волосы Чары.

– Мои лучшие! Как я рад вас видеть!.. Садитесь, дайте отдых ногам.

Они уселись, отложив в сторону оружие.



– Ты разжился шатром, ганта? Когда бежали от Мелоранжа, ничего у нас не было.

– Конские шкуры, – осклабился Корт. – От мертвой лошади бывает прок. А еще вот, угощайтесь.

Он протянул раскрытую суму, полную полосок вяленого мяса. Ней жадно схватил и принялся жевать, Чара улыбнулась с набитым ртом.

– Удачный вышел рейд? – спросил Корт с таким видом, будто сам уже все понял. Да и как не понять: рейдеры, посланные за припасами, вернулись голодными.

– Бирай дезертировал, – сказал Неймир.

– Следовало ждать, – кивнул Корт. – Бирай – ослиный хвост.

– Ты послал нас с ним, зная, что он сбежит?! – окрысилась Чара.

– Кого-то надо было, так Огонь приказал. Послал бы других – они сбежали бы вместе с Бираем. А в вас я уверен.

Они молча жевали.

– Раз уж о Степном Огне… – сказал Корт, помедлив. – Как вам все это нравится?

Неймир хотел честно сказать: хвосты. В смысле – скверно все: и трупы на столбах, и голод, и пустые деревни. Засада литлендцев – тоже скверно: значит, осмелели они, больше не робеют перед нами… Это Ней хотел сказать, но вдруг почуял: сама эта беседа – тоже какая-то неладная. Корт – ганта, вожак. Причем умный вожак, да еще такой, которому Чара с Неем крепко задолжали. С чего бы ему спрашивать их мнения? Если Корт считает, что орде пришли хвосты, то сам бы так и сказал, а не спрашивал.

Так что Неймир ответил осторожно:

– Течет река…

– Скачет конь, – поддакнула Чара с набитым ртом.

Это значило: все на свете меняется, в том и жизнь – в переменах.

– Вот как!.. – Корт нахмурился. – Хорошо же нас река принесла, если шаван шавану ломает ноги, шаван шавана прибивает к столбу! Мы теперь – как волки Севера: все подохнем, но с поля не уйдем? Так выходит?

– Война, – пожал плечами Неймир. – Легко победа не дается.

– Угу, брат, я это уже слышал. От Морана. Ровно перед тем, как он снес головы двум своим спутникам.

– Они хотели уйти.

– А почему нет? – спросил Корт. – Мы – вольные всадники. Воюем, когда хотим, а не когда прикажет какой-то долбанный лорд. Мы шли биться за свободу, а стали рабами Степного Огня. Как так вышло, расскажете?

– Коню нужна узда, – сказал Неймир.

– А войску – сильная рука, – кивнула Чара.

– Кроме руки, еще ум требуется. Куда ведет нас Степной Огонь? Он обещал, что возьмет Мелоранж, – нас разбили и отшвырнули. Он послал рейдеров жечь деревни, чтобы выманить врага из-за стен, – это не дало толку. Все, чем Литленд дорожит, осталось в джунглях. Все большие города – Мейпл, Ливневый Лес, Мелководье – либо в джунглях, либо дальше, на берегу. Литлендцы ни за что не примут бой в степи: здесь им уже нечего терять. Я предвижу вот что. Моран так жаждет битвы, что поведет нас в джунгли. Там нас поймают в ловушку и перережут, как свиней. Вот куда принесет река.

Все трое помолчали. Потом Корт добавил: