Страница 22 из 29
Во второй половине дня в Таврический дворец прибыли власти для проведения предварительного расследования. В комиссию вошли архитекторы Л.Н. Бенуа, А.И. фон Гоген и др. Уже к вечеру причина катастрофы стала ясна – некачественный ремонт, произведенный год назад при подготовке зала под парламентские цели. Выяснилось, что клинообразные гвозди ручной ковки легко выпадали при усушке дерева, что и произошло. Непосредственной же причиной обвала потолка стало то, что накануне, ввиду намеченного приезда в Думу Столыпина, чердак осматривали агенты охраны и пожарные. Полтора десятка человек долго ходили по чердаку и простукивали его. Именно эти сотрясения над ветхим потолком оказались роковыми.
Вина падала на строительную комиссию, но виновнее всех оказался А.А. Бруни, заведовавший ремонтом дворца. «Эта катастрофа явилась для меня страшной неожиданностью, – оправдывался он. – Потолок казался безусловно крепким. Никаких показаний на возможность обвала не было. Нигде ни одной трещинки».
«От покушений со стороны политических фанатиков уберечься невозможно, – резюмировал обозреватель одной из газет. – Здесь же идет речь просто о преступной небрежности господ техников, благодаря которым в Петербурге проваливаются не только потолки, но и целые мосты». Одним словом, происшествие в Таврическом встало в одном ряду с обвалами Египетского и Михайловского мостов. Иначе говоря, речь шла о «системном кризисе» в городском хозяйстве, а все потому, что «рука руку моет и виновный виновного покрывает».
Как иронично замечал современник, оказалось, что жизнь народного избранника зависит от… техника, надзирающего за строителями. Сорвался карниз, упала люстра, провалился потолок – и нет депутата, несмотря на всю его полную или условную неприкосновенность.
Ведь еще за год до катастрофы, когда только начались работы по переделке дворца под парламент, пошли толки о ненадежности потолков. Тем не менее, русский «авось» взял верх, а барон Остен-Сакен и другие лица, ответственные за охрану здания, употребляли всю свою силу не на осмотр здания с точки зрения его технической безопасности, а на борьбу с журналистами, которых постоянно проверяли, как арестантов на перекличке.
По мнению многих современников, в катастрофе в Госдуме отразилась вся нелепица общественного строя. Дальше просто некуда, если уже в парламенте обваливается потолок. «Несчастной России суждено пережить целый ряд Цусим, – писал обозреватель «Петербургской газеты», намекая на сражения Русско-японской войны, проигранные по вине неумелых военачальников. – Теперь дожили до Цусимы строительной. Надо благодарить судьбу за то, что она обошлась без жертв»…
После того как Госдума объявила перерыв в работе до окончания ремонта зала, многие депутаты, несмотря на грозившую опасность обвала остальной части потолка, поспешили к своим креслам, заваленным штукатуркой. Из-под груды мусора они доставали свои книги и записки. А некоторые отламывали себе на память куски щеп, вытаскивали на «сувениры» роковые гвозди.
Кстати, тут же нашлись те, кто сделал «бизнес» на катастрофе в Таврическом. Вечером следующего дня на Невском проспекте появилась шайка неких юнцов, бодро выкрикивавших: «Купите на память останки парламентского зала, осколки потолка!» Многие охотно покупали у них сомнительного вида обрывки войлока, ржавые гвозди и кирпичные обломки.
Между тем в Таврическом дворце уже кипели лихорадочные строительные работы. Примечательнее всего, что руководил ими архитектор Бруни – тот самый, по чьей милости едва не погибли все депутаты. Уже через полторы недели депутаты вернулись в отремонтированный зал заседаний.
«Секретное дело» коммерсанта Кутузова
Вопрос об обеспечении центра Петербурга общественными туалетами, или, выражаясь прежними терминами, «публичными уборными», всегда был одним из злободневных. Хотя это очень редко обсуждалось вслух – для русских людей, в соответствии со сложившимся веками культурным стереотипом, тема физиологических потребностей вообще считалась низкой, непристойной, да и просто запретной. Тем не менее, разумеется, запрет на обсуждение не означал отсутствие самой потребности.
Первый в Петербурге «публичный ретирадник» появился в Петербурге в 1871 году в садике рядом с Михайловским манежем. Туалет, поставленный на каменном фундаменте, сложили из бревен, обшитых с обеих сторон досками. Как сообщалось в журнале «Зодчий», в мужском отделении находились «мочевник и два клозета, в женском – лишь два клозета».
Спроектировал первый в столице общественный туалет академик архитектуры Иван Александрович Мерц, являвшийся архитектором Городской управы. Он много строил в Петербурге, являлся одним из авторов фонтана перед Адмиралтейством, активно занимался благоустройством города.
По тому же самому проекту Мерца в 1870-х годах в Петербурге построили еще пять «публичных ретирадников». Кстати, сам термин «ретирадник», или «ретирадное место», употреблявшееся с петровских времен, пришло из военной терминологии и имело французское происхождение. Кроме того, в разные времена туалет называли «нужником», «уборной», «отхожим местом», «сортиром», «гальюном» или «клозетом» («ватерклозетом»).
Тем не менее, спустя несколько десятилетий после появления в центре Петербурга первой «пятерки» уборных, туалетов для публики не хватало. Нередко предприимчивые коммерсанты пытались извлечь из этого выгоду. Именно такая эпопея развернулась в Екатерининском сквере на Невском проспекте, где однофамилец знаменитого полководца, крестьянин Смоленской губернии Александр Кутузов, попытался устроить туалет, да еще и соединить его с торговым заведением.
В декабре 1905 года комиссар Городской управы «вошел» к своему начальству, то есть к члену Городской управы, с «представлением» о необходимости построить в Екатерининском сквере уборную. Управа переадресовала это предложение Городской думе, но она этой надобности не признала и отказалась выдавать кредит на строительство.
Тогда Управа решила прибегнуть к другому средству. Тут-то и подвернулся ловкий коммерсант с громкой фамилией Кутузов, торговавший на «городских местах» съестными припасами и напитками «распивочно и на вынос». Как только Дума отказала в кредите, он сообщил Управе, что выстроит уборную за свой счет, и пожелал даже в виде благодеяния за постоянное к нему покровительство и расположение Управы передать в петербургскую казну 18 тысяч рублей за 24 года аренды уборной.
Единственно, чего требовал Кутузов, так это дозволения построить там кроме уборной красивый павильон с правом продажи съестных припасов и всевозможных напитков. Городская управа охотно пошла на это, согласившись на 24 года аренды. Место для уборной Управа отвела не позади сквера, а на самом углу Невского проспекта, прямо напротив Публичной библиотеки. Таким образом, если бы в стране не произошло известных всем событий, владел бы Кутузов своим туалетом-магазином на Невском до самого конца 1920-х годов.
К удовольствию Кутузова, Управа сдала ему лакомый кусок в сквере келейно, без торгов, и не желала оглашать заявления желающих торговаться на это место. А конкуренты Кутузова в своих заявлениях предлагали городу аренду не 18 тысяч рублей, как у смоленского крестьянина, а 120 тысяч рублей за 24 года – по 5 тысяч рублей ежегодно. Среди тех, кто был знаком с подробностями этого «секретного дела», поднялся ропот: мол, городская казна несет ущерб более чем в 100 тысяч рублей. Управу обвиняли в том, что она держит все в секрете, да и вообще, стало быть, дело нечисто: наверное, не обошлось без мздоимства!
Кутузов же не обращал внимания на протесты и, совершенно не церемонясь, шел напролом. В начале лета 1906 года он дал объявление о поиске подрядчиков на возведение постройки. «Кутузов уже хозяйничает здесь, – возмущался обозреватель «Петербургского листка». – Он приказал, с разрешения Управы, вырыть несколько деревьев и грозит уничтожить еще два дерева, украшающие сквер, – дуб и вяз. И их Кутузов покушался было вырыть, но был остановлен городским садовником».