Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 11



Фактически речь шла о введении рабочего контроля. Рабочие Архангельска, избалованные сверхдоходами в годы войны, в желании полностью распоряжаться заводами и фабриками шли впереди рабочего класса России. Профсоюз рабочих и служащих лесопромышленных предприятий потребовал от лесопромышленников, чтобы ни один из них «не позволял проводить любое хозяйственное мероприятие без разрешения и ведома местного комитета», а также чтобы «без ведома завкома ни один из рабочих не может быть рассчитан или принят». Рабочие «для пополнения библиотек и читален потребовали у предпринимателей по 150 рублей в год и за прошлые годы с 1906 по 1917 по 50 рублей в год»[24]. Рабочие постоянно настаивали на повышении зарплаты. Предприниматели стали закрывать заводы. Более других были возмущены иностранные владельцы, такие как хозяева фирмы «Норд».

Многими из рабочих двигало элементарное чувство наживы. Они хотели овладеть предприятиями, продать все, что на нем есть, до последнего болта, совершенно не заботясь о том, что с ними самими будет завтра. Совет во всем поддерживал рабочих, и зарплата в Архангельске и Мурманске выросла в два-три раза. Но рост зарплаты, печатание все новых денег вели к инфляции и росту цен. Уже к февралю 1917 г. покупательная способность рубля составляла 7 копеек от его довоенной цены[25]. Продовольствия не хватало. Еще до революции губернатор выпустил постановление об уголовной ответственности за установление чрезмерных цен на продукты питания. Но расстройство хозяйственной жизни, особенно железнодорожных перевозок, приводило к нехватке продуктов. В мае в Архангельске разразился настоящий продовольственный кризис. Вместо 837 тыс. пудов продовольствия смогли заготовить только 190 тыс. В дальнейшем положение ухудшилось. Отсутствие твердой власти в России, развал хозяйственной жизни только усугубляли положение. Чтобы избежать голода, был разрешен ввоз через Архангельский порт продуктов питания. Но стремительное падение курса рубля делало такие поставки невыгодными.

В то время как Русскому Северу угрожал голод, из Архангельска в большом количестве вывозился хлеб за границу, но по мере дальнейшего нарастания продовольственного кризиса усиливались протесты. Активно стали вмешиваться советы. Осенью 1917 г. Временное правительство постановило для разрешения катастрофического продовольственного положения в стране прекратить поставки хлеба за границу и везти его в Петроград. Но было слишком поздно, весь хлеб был уже вывезен. Для спасения положения местные власти часто шли на отчаянные меры. В октябре 1917 г. в Архангельск прибыл пароход «Обь» с грузом продовольствия для отправки в Петербург. Но городские власти решили оставить весь хлеб в Архангельске.

От падения курса рубля, нехватки продовольствия страдали все слои населения. Е. Фрезер писала о проблемах буржуазных семей в городе: «Отсутствие самых необходимых вещей стало необычайно острым. На рынке крестьяне еще продавали, хоть и дорого, молоко и масло, но не хватало муки, мяса, сахара, чая и даже мыла. Наша семья была удачливее других, потому что у нас были овцы, и проблем с мясом не было. Мы даже могли помогать друзьям. Однако и нас ждал неожиданный удар: умер наш баран. Привести ему замену из Шотландии было невозможно… Одну за других их (овец) зарезали…»[26]

Бурная революционная радость, с одной стороны, и все усиливающаяся хозяйственная катастрофа – с другой, были не единственными показателями того полусумасшедшего состояния, в котором находилась страна в целом и Архангельская губерния в частности. Страну охватила настоящая управленческая лихорадка, стремление создавать все новые и новые структуры власти неизменно демократическим путем, без определенных функций, часто пересекавшихся друг с другом в своей практической деятельности.

Сразу после получения сообщения о революции, 6 марта власть перешла в руки городской думы и Архангельского совета рабочих депутатов. Временное правительство назначило комиссаром губернии городского голову В. В. Гувелякена, через месяц ушедшего в отставку. Комиссаром стал управляющий государственными имуществами губернии Н. И. Беляев. Он продержался на своем посту до начала октября 1917 г. Но процесс создания новых органов революционной власти принял в губернии лавинообразный характер. На расширенном заседании городской думы 2 марта было решено создать новую организацию, стоящую «на страже поддержания спокойствия», – Общегородской обывательский комитет в составе: представителей думы, совета, военно-промышленных и биржевых комитетов, кооперативов. С той же целью 4 марта 1917 г. был создан Комитет общественной безопасности. В него вошли 10 представителей совета, 6 – военного флота, 3 гласных городской думы, представители кооперативов, биржевого комитета и других организаций под председательством меньшевика А. А. Житкова. В апреле 1917 г. был создан еще один орган губернской власти – Временный губернский комитет, составленный из представителей более чем 30 организаций – от совета до купеческого общества. Новый комитет должен был заниматься подготовкой к введению в губернии земского самоуправления. Но этим же занимались и земская комиссия Архангельского общества изучения Русского Севера, созданная в июне 1917 г., и Временная губернская управа, а также губернский исполнительный комитет Совета крестьянских депутатов. Многочисленные органы дублировали друг друга, их интересы сталкивались, ощущение сумасшедшего дома усиливалось еще и тем, что часто одни и те же общественные деятели выступали как представители различных организаций. В деревне происходила такая же, если не большая, путаница новых властей, и населению, в большинстве своем неграмотному, было практически невозможно в них разобраться.

В уездах и волостях также образовывались различные властные органы: волостные управы, советы, а также земства, никогда ранее не существовавшие в Архангельской губернии. Выборы земских гласных состоялись осенью 1917 г. одновременно с выборами в Учредительное собрание. В итоге многочисленные выборы вызывали большое недовольство местного населения. Если на первые выборы в Архангельском уезде явилось более половины населения, то на вторые и третьи явилось не более 10–15 % избирателей. Крестьяне стали относиться к новым органам власти как к паразитам.

Недовольство обилием новых властей иногда приводило к довольно парадоксальным результатам. Так, председатель Шенкурской земской управы поехал по уезду, чтобы рассмотреть многочисленные жалобы на неразбериху и плохую работу новых органов власти. Он писал о положении в Пуйской волости: «…наиболее темная часть населения сорвала работу земства: после выборов членов управы и назначения окладов был устроен сход, на котором было постановлено: ввиду высоких окладов земства не признавать, избрать старшину и его помощника и восстановить старое волостное правление. Это и было исполнено. Но новый старшина после схода не решился принять дело и вступить в управление. Волостная же земская управа, в свою очередь, также не рискнула принимать дела и вступить в управление»[27].

В 1917–1918 гг. для русской деревни наступила невиданная раньше жизнь. В ней воплотились все народные мечты о счастье. Эсер Е. В. Едовин писал о настроении крестьян Шенкурского уезда: «Отсутствие твердой власти государства на местах повело к отрицанию обязательных законов. Право свободной критики законов принято при темноте населения, как право не повиноваться законам, по мнению населения, невыгодным. Это, в свою очередь, может привести к многозаконию… я должен указать, что такое неприятие законов и отсутствие или слабость власти, как назначенной, так и демократической, может зимой очень тяжело отозваться на лесных богатствах уезда и привести их к расхищению»[28]. Особенно ярко это проявилось в первые месяцы после Октябрьского переворота, когда российское крестьянство, еще не успев почувствовать тяжелую руку новой власти, стремилось осуществить свое утопическое представление о счастье.

24



Там же. С. 44.

25

Нарский И. В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001. С. 112.

26

Фрезер Е. Указ. соч. С. 315–316.

27

Овсянкин Е. И. На изломе истории. С. 34.

28

Там же.